Шторм по имени Френки - Никола Скиннер Страница 14

Я бросилась вниз на кухню, нашла переполненную корзину с бутылками и пластиком. Я принялась изо всех сил скрести пальцами, пыталась перебрать мусор, взволнованная хрупкой надеждой, что моя семья терпеливо ждёт у входной двери. Но руки соскальзывали со всех контейнеров. Я застонала от негодования. Как же мы воссоединимся, если я не могу даже поднять пустую упаковку от йогурта? А в доме по-прежнему было пусто.

Часы в прихожей пробили полночь. Я мертва уже целый день, и это очень утомительно.

Я побрела обратно в комнату мамы и папы и попыталась приподнять стёганое одеяло, чтобы залезть в их постель, – я ужасно продрогла, – но пальцы снова отказались меня слушаться, и ничего не получилось. Поэтому я просто растянулась поверх одеяла, прямо посередине, между мамиными и папиными подушками.

Мамина подушка пахла её увлажняющим кремом. Я повернула голову набок и прижалась к ней щекой. Глаза закрылись. Так я и пролежала всю ночь, содрогаясь от тоски и потрясения.

Рассвет уже окрасил небо в бледно-розовый цвет, когда я решила встать. Часы на прикроватной тумбочке показывали 07:29. Вокруг царила атмосфера безлюдного морского берега, и я поняла, что это значит. Сразу несколько чувств охватили меня, все так или иначе посвящённые одной теме.

Паника – они до сих пор не вернулись?

Злость – они до сих пор не вернулись?

Печаль – они до сих пор не вернулись?

Я пошевелилась, чтобы встать. Что-то с мягким стуком выпало из моего кармана на матрас. Стеклянный пузырёк, который дала Джилл.

Она назвала это снотворным. «Ты проснёшься, когда кто-то войдёт в твой дом. А пока ты ждёшь, тебе хотя бы не придётся страдать от одиночества».

На бутылке была выцветшая этикетка с надписью от руки:

Ниже располагалась инструкция:

Я снова взглянула на этикетку. Одна капля на язык.

А что я теряю?

Я открутила крышку, радуясь тому, что хотя бы она подчиняется моим рукам, поднесла пипетку ко рту и капнула на язык. Жидкость была горькой на вкус, но терпимой, и через пару секунд растворилась.

Я вздохнула с облегчением, чувствуя, как меня одолевает дремота, приятная и расслабляющая, словно тёплая ванна.

А когда я проснусь, то наверняка увижу их лица.

Глаза закрылись. Я успела только подумать: «А снятся ли призракам сны?» – прежде чем мой мозг в кои-то веки затих, и все мои вопросы исчезли.

Часть II

19

Некоторое время спустя

ЗВОН. ПЕРЕЗВОН.

Гул. Бормотание.

Спросонья всё как в тумане. Я попыталась открыть глаза. Постойте-ка. Я не могу открыть глаза. Я ослепла! Я умерла, а теперь ещё и ослепла?

Об этом Джилл ничего не говорила.

Дрожащими руками я дотронулась до своих глаз. Нащупала что-то прохладное, мягкое и бархатистое. Смахнула, вздрогнув, и оно легко соскользнуло с меня.

Разве в маминой и папиной спальне всегда было так темно?

Я растерянно поглядела на пушистый налёт, в котором лежала.

Только не это, только не говорите, что с меня слезла кожа. Не хочу походить на картинку из книжки-раскладушки «Твоё тело».

Ой.

Это не кожа. Это пыль. Она покрывала меня, словно толстое одеяло.

И тут я увидела пришельца – сотня извивающихся конечностей пролезла через окно родительской спальни. Щупальца обвились вокруг кровати и сковали мои ноги. Я попробовала закричать, но в горле пересохло, и, казалось, оно разучилось издавать звуки.

Спокойно.

Это вовсе не паукообразный пришелец.

Это колючий куст.

Большущий куст ежевики вырос за ночь в саду, дотянулся до окна маминой и папиной спальни и решил вломиться в дом. Вон сколько осколков на полу. Он занял весь оконный проём и заслонил небо. Его побеги проползли по ковру и завладели комодом. Кровать почти что исчезла в извилистой сети толстых стеблей.

Вдруг я снова услышала странный шум и поняла, что есть проблемы поважнее, чем кусты.

Этот шум пробудил меня из небытия.

Человеческие голоса.

Звон.

Перезвон.

Гул.

Бормотание.

«Ты проснёшься, когда кто-то войдёт в твой дом», – сказала Джилл.

А это может означать только одно.

ОНИ ЗДЕСЬ! МОЯ СЕМЬЯ ВЕРНУЛАСЬ!

Я спрыгнула с кровати, горло снова заработало, и через мгновение мне удалось выдавить хриплый возглас:

– Привет!

В ответ – приглушённые голоса.

Возле лестницы я споткнулась о серый скользкий коврик, которого раньше не замечала, но в тот момент мне было всё равно. Я как раз добралась до верхней ступеньки, когда услышала прекраснейший звук на свете – звон ключа, отпирающего замок.

И входная дверь распахнулась.

20

Берегись крыс

Мама и папа стояли на пороге, переводя дух и хохоча. Я тоже рассмеялась. В основном из-за потрясения, глядя, как сильно они изменились. Они совершенно поседели и были одеты в бесформенные коричневые комбинезоны, от которых исходил резкий запах грибного супа.

Но тут они вошли в прихожую, и моя радостная улыбка застыла на губах.

Это были вовсе не они. Двое мужчин, которых я в жизни не видела, стояли в моей прихожей.

Они не просто выглядели и пахли странно. Они и вели себя странно. Вот что они делали: морщились от боли и в то же время весело улыбались.

Один из них достал из сумки электрическую лампу и поставил её на пол. В её тусклом свете я увидела, что они вытирают капли крови со своих лиц. Но это их совершенно не беспокоило.

– Оно того стоило, – сказал мужчина с всклокоченным хвостом на голове, небрежно промокнув лицо носовым платком. – Я бы сразился с дюжиной акул-молотов, чтобы добраться до этого места.

– Салютно, – сказал его товарищ, полноватый, с розовым лицом. – Пара ссадин и царапин не такая уж большая цена. Десять иссети.

Он включил фонарь, приделанный к его лбу, и принялся осматривать прихожую.

Акула-молот? Десять иссети? Что они несут? Хотя какая разница? Этот эликсир оказался совершенно бесполезным. Какой смысл просыпаться, если моя семья так и не вернулась?

Сейчас я отчаянно нуждалась в том, что мама и папа в своих неустанных попытках перенаправить мой гнев называли «альтернативной мыслью». Останови мысли, которые не приносят тебе пользы, Френки, и попробуй подумать о чём-то другом.

Это было не менее тяжело, чем идти по тропе-убийце в дождливый день, но, приложив усилия, я толкнула свои мысли в более позитивное русло. Возможно, они ещё не добрались до дома,