Валерий Гусев - Великий жулик Большой папа Страница 17

Петруша взялся за тросик, дернул его и подержал. Ночную тишину разорвал тонкий визгливый свисток. А Петруша еще и дернул медную цепочку - и где-то наверху мелодично звякнул веселый колокол.

– К отправлению! - Петруша с усилием повернул маховик большого колеса. И паровозик дрогнул. Стал пыхтеть как-то ровно и ритмично, с нарастающими вздохами. Будто старик просыпался.

Он вдруг дернул свои локти-шатуны и провернул большие колеса. На месте.

– Песочек дай! - подсказал Юрий Иванович.

И Петруша дернул другую цепочку. Оказывается, наверху у паровоза была еще одна труба. Но это была не труба, а емкость для мелкого песка. Если вдруг нужно было резко затормозить, то этот песок попадал между колесами и тормозными башмаками. А если паровоз буксовал, то песок сыпался под колеса на рельсы. Мудрые были все-таки наши предки.

Петруша дернул нужную цепочку, песочек лег на рельсы под колеса. Колеса еще разок крутнулись на месте, и… паровозик, пыхтя и чавкая, раздувая белые усы, потихонечку попер задом.

– Почему задом-то? - взволновался Алешка.

– А у нас сцепка только сзади. Зато автоматическая.

Здорово, но малопонятно.

Но как ни крался паровоз вдоль станционных путей, диспетчер все-таки проснулся и сонно сказал:

– «Трешка»! Куда прешь?

– Шатун прокатываю! - заорал в окошко Петруша в жестяной рупор.

– Ща начальника разбужу! А ну вернися!

Это «вернися-я-я!» донеслось до нас уже за пределами Солнечной. Паровозик, мельтеша своими локотками, постукивал на стыках, посвистывал гудочком. Петруша включил мощный передний фонарь, и мы видели, как убегают назад светящиеся рельсы и как все чаще мелькают тени черных шпал.

Наконец вдали вспыхнули и погасли огни станции, и нас окружила черная степная ночь.

Задний фонарь, на корме тендера, светил тускло, всего на несколько метров. И впереди нас было только небольшое желтое пятно, в котором скакали шпалы и змеились рельсы.

Картина, наверное, со стороны была знатная. Допотопная машина несется в ночи, вся в пару; ее озаряет пламя топки, сзади (или точнее - спереди) сияет круг фонаря, а над всем этим стелется все расширяющийся шлейф дыма.

– Здорово идем! - похвалился Петруша и постучал масляным пальцем по стеклу какого-то прибора. - Сорок верст в час уже набрал. Он и в тыща девятьсот втором году так не бегал.

– Точно! - подхватил Юрий Иванович. - Сорок узлов набрали. Как крейсер идем.

– А ну, братва! Поддадим жару!

И мы стали кидать из тендера в кабину березовые поленья. Я - Алешке, Алешка - Петруше. Юрий Иванович распахивал дверцу топки - оттуда дикий жар и пламя. Петруша бросал туда полено, Юрий Иванович - лязг! - тут же захлопывал дверцу.

– Чтоб калории зря не пропадали! - пояснил он свои действия.

Калории не пропали даром. Вскоре стрелка скоростемера показала уже пятьдесят верст в час.

– Мировой рекорд шестнадцатого года! - гордо сказал Петруша. - Ай да мы!

И мы мчались ночной степью, с паром, с дымом, с громадными искрами, которые вылетали вместе с дымом и гасли в небе, как далекие звезды.

Коленки у меня уже не дрожали. Руки немного дрожали, от усталости. А на душе была песня.

Летим себе стальными путями с мировой скоростью шестнадцатого года! Как сейчас врежемся в этот гадский «Шапито» на всем ходу! Как останутся от него одни пустые пивные банки!

А от нас? Березовые поленья? И пар над ними, с угольками…

И мои коленки снова дрогнули.

Но тут Юрий Иванович сказал:

– Давай потише, Петя. На цыпочках подкрадемся. Разъезд рядом.

Петруша стал снова вертеть какое-то здоровенное колесо, и послушный ему паровозик стал замедлять ход.

– Поддувало закрой! - скомандовал он.

Вскоре стало совсем тихо. Только ровное пыхтение и постукивание колес по стыкам.

А вокруг - темно. Как в безлунной степи ночью.

– Петруша, - вдруг сказал Юрий Иванович, - расскажи-ка экипажу, как ты немцев в плен брал. А то что-то приуныли хлопцы.

– Ерунда! - отмахнулся дед Петруша. - Это когда было-то!

– Молодежь должна знать своих героев, - насел на него дед Юраша.

– Они сами герои, - похвалил нас Петруша.

«Только не я», - невольно подумалось мне.

– А дело так было. Ходил я в разведку. И у самой линии фронта гляжу: на озерке три немца. Рядом - мотоцикла. Сели они подзакусить. Ну и я тут как тут. Оборванный, с торбочкой через плечо, сопливый, конечно, и босиком.

Подхожу, эссен попросил, пожрать, значит. Ну, обругали, как положено, автоматом погрозили.

Отошел я в сторонку и в ложбинке залег, наблюдаю. Поели немцы, шнапсу своего выпили, решили искупаться. Двое разделись и сразу в воду полезли, гогочут, брызгаются. А третий на бережке сидит, охраняет. Наскучило ему, автомат отставил, губную гармошку взял. Тут, значит, я подкрался и за автомат: хенде, говорю, хох. Руки вверх, значит. Немец гармошку выронил, глазами хлопает. Вот такая ерунда…

А паровозик бежал себе и бежал, тихонько бежал, будто тоже к рассказу прислушивался.

– Ну вот… Велел я им друг друга связать, запряг в мотоциклу и прямо голяком погнал к нашим.

– А как же вы с ними разговаривали? - не удержался Алешка. - По-немецки?

– А у меня переводчик был. Вот вроде этого. - И Петруша кивнул на автомат, висевший на плече Юраши. - Тут каждый поймет.

«Это точно», - подумал я, вспоминая, как встретил нас охранник Костя в вагоне «Шапито».

– Вон он! - вдруг шепотом сказал Петруша, высовывая голову в боковое окно. - Вижу! Спят сволочи! Наворовались - и спят. Ничего, щас мы их побудим! Готовь пулемет, Иваныч.

– Леха, где заряды? - спросил начальник поезда.

Лешка протянул ему черную сумочку. Юрий Иванович покопался в ней, перебирая какие-то цветные трубочки.

– Поздоровше выбирай! - посоветовал Петруша.

– Оно так! - Юрий Иванович отдал Алешке сумку и полез в тендер. Через секунду: - Первое орудие готово! Заряд фугасный! Трубка ноль-ноль. Прицел шестнадцать, прямой наводкой.

– Огонь! - рявкнул Петруша.

И что тут было! И что тут стало! Завопил свисток, зазвенел колокол. А из тендера вылетела с шипением и треском голубая огненная трасса и прошла прямо над крышей «Шапито».

Мы с Алешкой с разных сторон спрыгнули на насыпь, обогнали паровоз, подбежали к вагону «Шапито» и - раз-два! - накинули стальные запоры на дверях.

В это же мгновение паровоз «трешка» ударил своей автоматической сцепкой буфер вагона, продвинул его по инерции вперед, замедлил ход, остановился и заработал локтями назад. Поехали!

Мы догнали паровоз, вскочили на его лесенки. Старики втянули нас внутрь.

– Десант на борту! - доложил Петруша.

– Полный вперед! - скомандовал Юраша.

И мы уже нормальным ходом - не задом наперед - помчались в обратный путь. Волоча за собой вагон с пленными врагами.

Представляю, что у них там сейчас творится.

Но пока ничего особенного не творилось - ни стука в дверь, ни криков, ни выстрелов.

– Крепко спят, - сказал Юрий Иванович. - Хорошие сны видят.

– Ничего, скоро побудим, - с угрозой сказал Петруша и дал длинный победный свисток.

Глава XIII

И ГДЕ ОНИ ВСЕ?

Паровоз, раздувая белые усы, мчался по степи. Постепенно бледнело перед ним световое пятно круглого фонаря - то ли светало, то ли луна, наконец, поднялась.

– Во, - сказал Петруша, когда позади остались река Ея, шаткий мостик и густой лес, - хорошее место.

– Чем хорошее? - не поняли мы.

– Для разборок хорошее. Щас мы с ними разберемся.

Паровозик замедлил ход и остановился, попыхивая, среди цветущих трав, неподвижно застывших под лунным светом.

Мы спрыгнули на землю и пошли к вагону. Остановились возле двери. Юрий Иванович поднял автомат. Петруша помахивал увесистым поленом. Я вскарабкался по ступеням, откинул засов; выхватив пистолет и отодвинув дверь, живо отскочил в сторону.

– Народный спецназ! - объявил Юрий Иванович громовым голосом в жестяной рупор. - Выходи по одному! Без оружия!

В ответ - тишина. Ни звука.

– Не боись, братва! - добавил Петруша. - Без суда не расстреляем! Выходи по одному!

Ни звука. Тишина.

– Боятся, - сказал Алешка. - Спрятались. - И прокричал во весь свой звонкий голос: - Полковник Оболенский! Выходите! Вы свободны!

И Оболенский не отозвался на призыв родного младшего сына.

– Странно, - пробормотал Петруша. - Заходи, Юраша. Я прикрою. - И он поднял полено над головой.

Юрий Иванович взял автомат на изготовку, осторожно поднялся на площадку и исчез в темноте вагона. Через секунду там вспыхнул слабый свет. И начальник снова появился в дверях, освещенный сзади аварийной лампочкой.

– Никого… - изумленно произнес он.

Мы ринулись в вагон. Там действительно никого не было. Кроме беспорядка.

Сразу за тамбуром валялись разорванные и смятые коробки из-под бумаги для принтеров. Весь пол был усеян… долларами.

Мы бродили по колено в деньгах, но ничего не обнаружили. Кроме двух пулевых дырок в перегородке, да блеснула под столиком медная гильза.