Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина Страница 20

Скоморох воспользовался тем, что все смотрели на медведя, попросил негромко:

– Птичка-невеличка, выручи старого знакомца! Помнишь, я прошлым летом хворал? С тех пор привязалась ко мне лихоманка. – Нерад криво усмехнулся. – Чую, скоро снова… потеха начнется… А живет тут у вас бабка-травница, прозывается – Теребиха. У нее хорошие травки есть, полезные. Я ей уже дал знать, какая у меня болезнь, она обещала собрать для меня узелок с целебным снадобьем. Надо к ней забежать, забрать узелок, да сейчас самая работа, не отпустит меня Горыня. Сбегай, девонька! А я вечером сюда приду, заберу узелок.

– Я-то сбегаю, мне нетрудно. Только про Теребиху доброго не говорят…

– Летела сорока над городом, рассыпала сплетен три короба! – отмахнулся Нерад. – А хоть бы и за дело ту бабку люди ругают, так мне ж ее не замуж брать! Даст травку – и пусть хоть помирает, я не разревусь. Держи серебряную монетку, заплатишь за снадобье. Сейчас расскажу, как ее избу найти. Это сразу за городскими воротами…

И вновь, словно в воду, нырнул в веселую скоморошью болтовню:

– Эй, Деян, чего хромаешь?

– Мне комар ногу отдавил. А ты чего грустишь?

– Кафтан прожег…

– Так зашить надо!

– Никак иглы не найду. Разве что дверным засовом попробовать…

– А велика ль дыра?

– Да один ворот остался…

Дарёнка поглядела, посмеялась – да и побежала куда велено.

* * *

Избушку старой Теребихи не разглядеть было в буйных зарослях черемухи и дикой смородины.

Дарёна еще ни разу здесь не была, а саму Теребиху в глаза не видела. И не больно-то хотела с нею встречаться, потому что доводилось слышать, как люди, заведя меж собой речь о старой травнице, невольно понижали голос, словно говорили о чем-то скверном…

Избушка была даже не старой, а древней, она вросла в землю, крыльцо замшело, а дверь была заметно перекошена. Девочка подумала, что в холодное время в дверную щель сквозит ветер – может, хозяйка тряпками ее затыкает?

Дарёна поднялась на крыльцо, взялась за дверную ручку и только хотела потянуть дверь, как изнутри донесся пронзительный мужской голос. И столько в этом голосе было гнева и отчаяния, что Дарёна вздрогнула.

– Ты на что меня толкаешь, гадюка?! – возмущался мужчина. – Ты понимаешь, что мне за такое будет?!

Что-то неразборчиво ответил второй голос – вроде бы женский.

– Какие же это шутки?! – закричал мужчина. – И разве можно с ним шутить, с Буйтуром Мечиславичем? Он же меня на месте убьет за это! Да ноги моей здесь больше не будет!

«Ой! – испугалась Дарёнка. – Он сейчас в гневе выскочит – и решит, что я подслушивала! Еще прибьет сгоряча!»

Как ласка, юркнула она в заросли смородины, припала к земле, затаилась.

На перильца крыльца села сорока, покосилась глазом-бусиной на куст, где укрылась Дарёна. Нехороший был вид у сороки – вот сейчас поднимет крик, выдаст… Девочке хотелось сказать: «Кыш…»

Но она не издала ни звука.

Дверь распахнулась, на крыльцо вылетел человек, спугнув сороку. Из своего убежища Дарёна его хорошо разглядела. Одет хорошо, на ногах не лапти, а сапоги. Молодой еще, безусый да безбородый. А лицо смешное: нос – словно утиный клюв!

Человек пробежал, не оборачиваясь, по тропке, ведущей от избы, и выбежал на дорогу.

А вслед ему от крыльца прозвучали твердые, властные, жесткие слова:

– Еще вернешься!

Вроде слова как слова, а у Дарёны холодок по спине пробежал. Да и голос ей показался знакомым…

Женщину на крыльце (надо думать, Теребиху) закрывала от девочки приоткрытая дверь. Дарёна подождала, пока дверь закроется, тихонько вылезла из кустов, поправила волосы, отряхнула сарафан, чинно взошла на крыльцо, постучалась и, не дожидаясь хозяйского дозволения, отворила дверь.

– Бабушка Теребиха, – заговорила она, – меня к тебе послал…

И замерла, оборвав учтивую речь.

Не забыла, не забыла девочка эти тусклые глаза на бледном круглом лице – словно непропеченная лепешка! Как и год назад, испугал Дарёну взгляд:

по виду старуху можно принять за слепую, а чудится, что этим слепым взглядом она тебя всю обшарила…

Та незнакомка с постоялого двора «Добрый путь».

– Пришла? – с легкой насмешкой сказала старуха, потирая тонкие сухие пальцы. – Год бродила, наконец-то добрела…

И шагнула навстречу девочке на крыльцо.

Та отступила и едва не упала с верхней ступеньки. Но тут же устыдилась своей трусости и бойко затараторила:

– Долго здравствовать тебе, бабушка. А прислал меня с поклоном скоморох Нерад за снадобьем от лихоманки, которое ты ему обещала приготовить.

– Скоморох, да? Я-то помню плясуна, а вот он не забыл ли, что я задаром свои травы не раздаю?

– Нет, бабушка, он плату со мной прислал…

Дарёна протянула старухе тяжелую, большую серебряную монету.

Длинные пальцы старухи выхватили монету из рук девочки. Теребиха подняла серебряный кругляш на ладони – так, чтоб на него получше падал свет. Осмотрела монету и кивнула:

– Жди тут. Сейчас вынесу снадобье.

Ожидая возвращения хозяйки, Дарёна – уже не в первый раз – подивилась тому, как дорого платит Нерад за целебное зелье. Не медью – серебром! Да еще и монета странная такая, со скрещенными топорами на одной стороне и диковинным деревом на другой. Дарёна росла не в хижине углежога, а в княжьем тереме. К князю Даримиру часто приезжали купцы из дальних стран, отец показывал дочке разные необычные монеты. Но такой видеть не довелось. Не славийская, не варварийская, не из Североморья… Впрочем, серебро есть серебро. Когда в Славию забредает чужеземная монетка, золотая и серебряная, ее принимают на вес…

С ветки черемухи на девочку звонко бранилась сорока. Вот скверная птица, а?..

Вернулась травница. Сунула Дарёне холщовый узелок, буркнула:

– Вот корешки. Он сам знает, как их заваривать…

Девочка ожидала, что Теребиха отсыплет медь на сдачу, но старуха об этом и не заикнулась.

На обратном пути девочка не удержалась, прощупала узелок сквозь ткань. Да, вроде бы сухие корешки…

* * *

Когда Дарёна вернулась в «Мирный очаг», уже начинали сгущаться сумерки. Напарившиеся, размякшие купцы вели негромкую, ленивую беседу, неспешно уплетая кашу с гусятиной, приправленную душистыми травами. С устатку да после бани выпитое вино тянуло не буянить, а спать.

А Незвана, намотавшаяся, но довольная, прикинула, что надо бы Яра приветить за то, что привел гостей на ее двор – авось, не в последний раз. А потому, усевшись рядом с ним в уголке, поставила перед ним, кроме миски с кашей, еще и сковороду яичницы с кусочками медвежьего окорока. Да налила, не