Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина Страница 22

в воду и съедет. Да и погост неподалеку, это тоже не радует. Так я к чему речи веду: может, там домовой остался без приюта? Проверил бы ты! Ярмарка – дело долгое. Тут твоим купцам охрана не так уж и нужна. Звенец – место людное. Вызнай: не пойдет ли за тобой дедушка? Если пойдет, так отпросись у купцов да сгоняй верхом в деревню да обратно. Успеешь к концу ярмарки?

Глаза Яра стали острыми, внимательными:

– Успеть-то успею, а только как узнать, ждет ли до сих пор на пожаре домовой? А если ждет, то как его позвать с собой? На пепелище-то я – хоть сейчас…

– Нет, сейчас идти не надо, вечер светлый. Это – в полночь. Прийти тихонько, затаиться в кустах и слушать – не плачет ли кто… Ой, главное-то я забыла! Лапоть!

Увлекшись беседой, она не заметила, как выговорила последнее слово слишком громко. Почти выкрикнула.

Купцы рядом прервали ленивую беседу, обернулись.

– Это кого ж ты, Незвана, лаптем обзываешь? – пьяненько обиделся щуплый седой купчик.

– Да так, Твердята Могутич, рассказываю Яру про дурня, который ко мне приходил в сторожа наниматься, а я не взяла… – без запинки соврала трактирщица.

Успокоенный купчик вернулся к беседе, а Незвана продолжила тише:

– Лапоть с собой надобно взять, привязать к нему веревочку. И ежели услышишь тоненький плач да тихие жалобы, скажи: «Дедушка домовой, вот тебе сани, поезжай с нами на новое место, на иное счастье…» Взять с пепелища горсточку золы да щепочку какую, положить в лапоть и тащить его за собой на веревочке… А дома золу из лаптя высыпать в запечье…

– И что мне, до Березовки лапоть за собой тащить?

– Вот еще! – фыркнула Незвана. – Дам тебе туесок. Довезешь лапоть до «Мирного очага», вместе с золой положишь его в туесок. И скачи себе в Березовку, как стража ворота откроет.

Глянула в заинтересованное лицо Яра – и добавила:

– Это несложно. Беда в другом. Как проверить, что это и впрямь домовой плачет? А если тебя бес морочит? А вдруг какая злая нечисть замыслила в твоем доме поселиться?

Судя по выражению лица Яра, эта мысль ему в голову не приходила.

– А как же мне это узнать, хозяюшка?

– Да взглянуть на домового.

– А разве же его можно увидеть?

– Мне не доводилось. А вот был тут один старик, – задумчиво протянула Незвана. – Голованы-чем звали… ну да, Братила Голованыч. Этим летом помер. Так он за год до смерти хвастался, что сумел увидеть домового. Вызнал, мол, секрет у одной знахарки. Зашел, говорит, с вечера на конюшню, надел на себя хомут, бороной накрылся. Долго сидел. А потом вдруг вроде как неяркий свет засиял. И увидал Голованыч старичка – маленького, с полешко ростом. Весь, говорит, в сивой шерсти, даже ладошки волосатые, и пыльный такой. Заметил старичок, что Голованыч на него глядит, осерчал да махнул коню рукой. Конь начал копытами бить, чуть хозяина не зашиб. Еле Голованыч ноги унес…

Тут на другом краю стола постояльцы поднялись со скамей – закончили ужин.

Незвана потеряла интерес к беседе и закончила скороговоркой:

– Так он этим до смерти и хвастался… Хотите, гости дорогие, пораньше спать лечь? Сейчас, сейчас провожу до постелей, только свечу возьму…

* * *

Дарёна не собиралась идти спать. Скоро в трактир соберутся постоянные гости. Скоморохи придут, чтобы гостей позабавить. Тогда и надо отдать Не-раду узелок.

Девочка отнесла на кухню горшочек. Прежде чем поставить его в лохань с грязной посудой, Дарёнка пальцем сгребла со стенок остатки сметаны и аккуратно намазала себе щеки.

– Что это ты делаешь, внученька? – послышался сзади ласковый голос.

Дарёна обернулась.

На лавке, сложив на коленях руки, сидела старая Карасиха. Такая она была тихая, старая, усталая, что казалась частью этой кухни, частью рабочей утвари. Притомилась старушка, присела отдохнуть…

– Щеки сметаной мажу, – смущенно призналась Дарёна. – Веснушки свести хочу…

Карасиха неуверенно улыбнулась, словно пытаясь понять, не шутит ли девочка. Затем встала, взяла Дарёну за плечи, повернула к оконцу, откуда лился вечерний свет. Кончиком своего передника стерла сметану со щек девочки.

– Глупая ты, глупая! Веснушки сводить? Ты хоть в ушат с водой глянь – до чего они тебе к лицу!

– Да ну… Вон у Светаны, воеводиной дочери, кожа белая-белая…

– Знаю. Светана от солнца прячется. А ты с веснушками сама – как солнышко, словно лучами насквозь пронизана! А ты хоть знаешь, как появились веснушки?

– Нет…

– Не рассказывала я тебе?.. Ну, так сейчас расскажу!

О ЧЕМ ПОВЕДАЛА КАРАСИХА

В давние-предавние времена жил в одной деревне парень. И собой был хорош, и в пляске удалец, и в работе молодец. Все девицы в селе по нему сохли, а крепче всех извелась одна. И добрая была девка, и работящая, да вот беда – некрасивая, рябая. Парень на нее и не смотрел.

Пошла как-то девка в дальнее поле рожь жать. А день жаркий выдался. Работала она, устала – да и прилегла спать прямо на меже. Забыла, что опасно это! Можно рассердить и полевика, и межевика, и полудницу… Деревенские-то всех духов хлебных полей наперечет знают, да и нам, хоть в городе живем, их помнить надо, чтобы невзначай не обидеть.

Проснулась девка оттого, что кто-то за плечо ее тронул.

Открыла глаза, видит: стоит над нею красавица в белом сарафане, по подолу расшитом золотыми колосьями. И волосы тоже золотые, в косу не заплетены, по плечам рассыпаны.

– Что ты, – говорит, – жница, спать улеглась? Давай лучше со мной в пляс иди. Становись насупротив – кто кого?

Испугалась девка. Слыхала она, что полудницы любят девушек в пляс заманивать, да только не бывало еще такого, чтоб кто-то душу хлебного поля переплясал!

Хотела она учтиво отказаться, а полудница говорит:

– Коли меня перепляшешь, награжу тебя таким приданым, какого в ваших краях и не видывали!

От этих слов загорелось сердце девичье. Показалось ей, что встал рядом парень-красавец, в упор глянул: ну, что ты сделаешь, чтоб за меня замуж выйти?

Подбоченилась девка, тряхнула головой, притопнула ногой. В пляс пошла.

Полудница рукавами взмахнула, завертелась вихрем, песенку веселую затянула. Так порхает, что под ней колосья не гнутся!

А девка топчет межу, старается не отстать от соперницы. Да только куда ей! Она ж до полудня работала, устала, какие тут пляски! А все-таки не сдается, держится, о парне любимом думает.

У полудницы ноги проворные, руки легкие, взгляд насмешливый. Знай себе пляшет да поет.

А девка вымоталась, ногой за ногу цепляет, вот-вот упадет.

И когда не