Эмма Выгодская - Алжирский пленник (Необыкновенные приключения испанского солдата Сервантеса, автора «Дон-Кихота») Страница 24

А сейчас уселся в нижнем зале и рассказывает чудеса о своих подвигах в африканском походе. Все в доме побросали работу, у кухарки пережарилось жаркое, сама старая Констанса Гутьеррес слушает и плачет, закрыв лицо передником.

Недовольный Педро пошёл на скотный двор. Поросята перевернули кормушку и залезли в огород, на луковые гряды. Где же этот дьяволёнок Хуанито? Вот он сидит под деревом. Кажется, уснул, бездельник!

Педро Гутьеррес взял хворостину и подкрался к дереву. Нет, Хуан не спал. Хворостина замерла в поднятой руке хозяина: мальчишка читал.

— Лентяй! Ты читаешь книжки, вместо того чтобы смотреть за свиньями!

Старая, истрёпанная книга отлетела далеко за дерево — хозяин опустил хворостину на плечи мальчика.

— Простите, сеньор!.. Ай-ай, простите!.. Больше не буду, сеньор!..

— На, получай, книжник!.. Вот тебе!

— Что такое, дон Педро? За что вы бьёте мальчишку?

Опять этот проклятый сборщик! Сидел бы лучше с бабами, чем мешаться не в свои дела.

— Он читает книги! — мрачно сказал дон Педро.

— Книги? — Сервантес поднял книжку с земли. — Что у тебя за книга, Хуанито?

Хуан уже вытер слёзы.

— Интересная книжка! — сказал мальчик. — Про рыцарей!.. — Глаза у Хуана заблестели.

Мигель вертел книжку в руках. Что-то давнее и знакомое напомнила ему эта книга. Переплёта не было, не хватало и первых страничек… Но имена… да, Ориана! И Бель-Тенеброс, Красавец Тьмы… Это он, конечно, Рыцарь Льва, старый знакомый, Амадис Галльский!..

— Пускай плывёт в ад душа того, кто читает эти книги! — сказал дон Педро и плюнул.

Мигель всё ещё вертел в руках пожелтевшую измятую книгу.

— Вы правы, дон Педро! — сказал Мигель. — Я сам слишком много читал в юности о странствующих рыцарях. Быть может, оттого я сейчас так несчастлив.

Мигель бережно положил книгу под дерево.

— Сеньор! — Мигель отошёл, и мальчик побежал за ним. — Сеньор, подождите минутку!

— Что тебе, Хуанито?

— Скажите, сеньор, — смелее крикнул мальчик, — вы и есть тот самый полупомешанный сборщик, который ездит по деревням и вступается за бедняков?

— Да, это я и есть. — Мигель невесело улыбнулся.

— Сеньор! — сказал мальчик. — Вступитесь, пожалуйста, за меня! Мой хозяин бьёт меня до полусмерти и не платит мне за работу. Вот уже два месяца я не получаю ни бланки.

— Вот как! Хорошо, я заставлю его заплатить! — сказал Мигель.

Он пошёл к хозяину.

— Вы колотите своего слугу, дон Педро, — сказал Мигель, — и не платите ему за честный труд? Так добрые хозяева не поступают, дон Педро. Извольте сейчас же заплатить ему за работу!

— Хорошо, заплачу. Заплачу сегодня же! — зловеще сказал Педро. — Идите по своим делам, ваша милость.

До полудня ходил Сервантес по дворам, собирая деньги. Потом вернулся на постоялый двор.

Ещё у ворот он услышал стоны Хуана. Мальчик лежал в углу двора, весь синий от побоев, и смотрел на Сервантеса подбитым глазом.

— Лучше бы вы не заступались за меня, сеньор! — сказал мальчик. — Едва вы ушли, хозяин избил меня, как никогда ещё раньше не бивал. «Вот тебе, получай свой долг сполна!» — кричал он и хлестал меня до тех пор, пока у самого не устала рука. Ох, лучше бы вы не мешались в это дело, сеньор!

Побледнев от ярости, Мигель прошёл прямо в дом к хозяину.

Педро Гутьеррес сидел со всей семьёй за столом, вокруг миски с горячим бараньим супом.

— Вы избили мальчишку, дон Педро? — подступил к нему Сервантес.

Педро Гутьеррес положил ложку.

— Пускай плывёт в ад душа того, кто вздумает вмешиваться в мои дела, — сказал Педро. — Да, я избил бездельника и ещё изобью, если он того заслужит.

— Я вам не позволю! Вы ответите за это! — крикнул Сервантес.

— Пускай ваша милость идёт к чёрту! — озлился Педро. — Не мешайтесь не в свои дела.

Он замахнулся на Сервантеса суповой ложкой.

— Как вы смеете? — Сервантес схватился за пояс слева… И медленно опустил руку.

Смех раздался за его спиной.

— Он хватается за меч, глядите! — хохотала толстая старуха Гутьеррес, прикрыв рот передником.

— Он воображает себя в бою под Лепанто!

Обе дочки Педро громко смеялись. Какой он смешной, этот полупомешанный сборщик!

— Вы, как тот рыцарь в книге, которую вы сами не похвалили, ваша милость, — сказала старшая дочка. — Зачем вы берёте на себя заботу о чужих делах?

Сервантес опустил голову и побрёл из дома Педро.

Да, он забыл, что он давно уже не солдат, что его старый солдатский меч уже не болтается у него на боку, а висит, ржавея, на стене в его комнатке в Севилье.

Мигель неохотно ходил по дворам остаток дня, неохотно собирал деньги и выслушивал жалобы. В пятом часу он выехал из деревни. Она была последней на его пути: он возвращался в Севилью.

Холодный ветер дул ему прямо в лицо. Злая зима стояла в Андалузии. Голая равнина была мертва, деревья обнажены и унылы.

Они смеялись над ним! Сервантес теснее закутался в плащ. Он был им смешон, старый лепантский солдат! Его рассказы о подвигах в плену они принимали за басни.

Да, злая зима стояла в Андалузии и пригибала к земле голые заросли виноградных лоз. Летом они гнулись от прозрачных зелёно-золотых гроздьев, а теперь голы и сухи.

Седьмой уже год он ездит, скитаясь из села в село… Как много он видел за эти семь лет! Голый камень крестьянских домов, дворы, устланные соломой, нищие крестьяне, пастухи, тощие мулы, гостиницы, постоялые дворы, богачи, монахи… Как трудно собирать с крестьян деньги, спорить с чиновниками, отстаивать бедняков! Как трудно давать отчёт, подбирать бумаги! Король так жаден и нетерпелив, и королевские казначеи не любят ждать.

Сервантес ещё ниже согнулся на своём муле, под резким ветром. Этот год всё же лучше других: за первую половину всю нужную сумму удалось собрать в срок. Знакомый купец, Ферейре де Лима, взялся свезти деньги в Мадрид. Только бы Ферейре внёс их вовремя в казну!

Голубые и белые дома Севильи уже виднелись вдали. Сервантес проехал Трианой, грязным цыганским предместьем, въехал на крутой мостик. Девочка-цыганка стояла на мосту. В воде Мигель видел отражение своё и мула; ноги у мула вытягивались; искажённые речной зыбью, они казались непомерно длинными, шея изогнулась; мул походил в отражении на сказочного коня из рыцарской повести. И сам Мигель казался непомерно длинным, как рыцарь в вооружении, и кожаная сума сборщика походила на щит. Рыцарь печального образа отразился в воде. Цыганка смотрела на них. Она улыбалась. Даже эта девочка смеётся над ним! Мигель дёрнул за поводья. Мул съехал с моста и затрусил по белой севильской улице.

Когда Сервантес вошёл к себе в дом, было уже почти темно. Дверь была не прикрыта. В слабом свете Мигель увидел, что кантарела, углубление в очаге, куда Каталина ставила свой кувшин с водой, пуста, а кувшин валяется на краю очага.

Сервантес прошёл в комнату. Разбросанные рукописи, сдвинутая мебель. Убогая кровать на колёсах резко отодвинута от стены, и даже половицы кое-где приподняты в беспорядочной суматохе обыска.

Из крайней комнаты вышла бледная Каталина.

Случилось самое худшее, чего он мог бояться.

Купец Ферейре де Лима неожиданно обанкротился, не внёс в казну посланных с ним денег, и всю сумму — семь с половиной тысяч реалов — теперь требовали с Сервантеса. Предстоял судебный процесс, допросы, вызовы к коррехидору, в ауденцию — вся бесконечная волокита испанского суда.

Глава тридцать первая

«Дон-Кихот»

Родина нашла убежище для Сервантеса, такое же верное, как подземелье паши в Алжире.

В маленьком городке Ламанчи, в Аргамасилье, в крайней камере белой одноэтажной городской тюрьмы, за решётчатым окном надолго поселился бедный, никому не известный узник.

Жители Аргамасильи ничего не слыхали о нём. Они не знали, что этот узник сделает известным всему свету имя их ничем не примечательной страны Ламанчи.

Узник не просил у тюремщика ни чёток для молитвы, ни табаку. Он не вступал в разговоры, не беспокоил попытками бегства.

Узник просил только бумаги и перьев. С утра до вечера он сидел и писал.

— Кто сидит у тебя в крайней камере, Басилио? — иногда спрашивали у тюремщика.

— Мигель Сервантес, отставной солдат. В молодости, говорят, был поэтом. Всё сидит и пишет, должно быть, стихи.

Сервантес писал не стихи. Время для стихов прошло. Сервантес писал о полоумном идальго, который ошибся веком.

Бедный идальго начитался книг, историй, редкостных и необыкновенных, полных неожиданностей и удивительных приключений. Он поверил в заколдованные замки и в чудовищ, в честь паладина и в верность оруженосца. Он назвался рыцарем и в Испанию короля Филиппа выехал биться за право и справедливость.

Удивительные вещи происходили с рыцарем.