Ольга Клюкина - Эсфирь, а по-персидски - звезда Страница 26

Что это была за битва двух змеев? Как понимать её значение? Не тот ли один из них змей, что искушал когда-то самых первых людей, за что Господь проклял его, и приказал, единственному из всех зверей полевых, во все дни ходить на собственном чреве? Но у этого многоголового существа на ногах были короткие сапоги из разноцветной кожи, и Мардохей помнил, как слепили ему глаза дорогие, позолоченные застежки, какие бывают лишь на обуви у знатных вельмож.

А что пыталась ему сказать во сне Гадасса? Несколько раз Мардохей как будто бы видел продолжение этого сна, и тогда точно также он склонялся к дереву, слышал близкий шелест листвы и невнятный голос девочки, но просыпался прежде, чем удавалось разобрать хотя бы несколько слов.

Но сегодня Мардохей снова не только увидел во сне миртовое дерево, но вдруг явно услышал слова, которые доносились из его листвы.

"Выполни то, о чем я прошу, даже если тебе это кажется невозможным. Потому что вовсе не от меня идут эти просьбы, вовсе не от моей неразумности или гордости..." - вот что говорил голос, теперь уже явно похожий на голос его приемной дочери.

Мардохей проснулся - на улице рассвело, наступал новый, обычный день, пришло время отправляться на службу во дворец. Но он чувствовал такое незнакомое волнение и радость, как будто наступил праздник, начало новой, необыкновенной жизни. Что похожее уже было с ним, только очень давно, в далеком детстве, когда дядя Абихаил рассказывал про дорогу и он видел себя на ней путником - в пыльном плаще и стоптанных башмаках, возглавляющим великий переход.

Дети ещё спали и Мардохей, по своему утреннему обыкновению, несколько мгновений полюбовался на них, спящих. Мара уже была на кухне и складывала в катомку сыр, фрукты и пресные лепешки, чтобы ему было чем в течение дня утолить голод, зная, что Мардохею предстояло до следующего рассвета стоять на ногах.

- Вчера Вениамин ходил на рыбалку и по дороге пытался прокатиться верхом на соседской собаке и она чуть его не укусила, - привычно пересказывала Мара домашние новости, пользуясь для этого всяким удобным случаем. - А Хашшув отказался ловить рыбу из жалости, что может поранить ей рот острым крючком, и сначала Вениамин над ним смеялся, а потом они помирились. Гадасса снова просила, чтобы ты отвел её во дворец, к царю Артаксерксу...

- Передай, что я отведу её во дворец, - сказал Мардохей и Мара, внимательно поглядев на лицо своего мужа, поняла, что он нисколько не шутит.

- Скажи ей сегодня, что я исполню то, о чем она меня просит...

Кажется, впервые в своей жизни Мардохей отважился на поступок, который был гораздо выше его разумения и явно исходил не от ума, и даже не от сердца, которое сильно противилось непонятной причуде Гадассы, а как-то своем иначе.

Он сделал это...

.. Гегай, страж царских жен, с интересом разглядывал девицу, которую привел высокой дворцовый стражник, но по узким щелочкам его глаз невозможно было причитать ни одной из его мыслей. Но по тому, с каким видом Гегай время от времени шевелил сложенными в щепотки пальцами, можно было заключить, что на первый взгляд девица пришлась ему по вкусу.

Она была тоненькой, с черными, пышными волосами, распущенными по плечам, большими, но вовсе не испуганнами глазами. Напротив, девица смотрела приветливо, и, похоже, тоже с интересом изучала Гегая, улыбаясь его привычке во время разговора смешно шевелить пальцами, словно он пробовал на ощупь землю, или сеял в неё невидимые семена.

- Вай, хорошая девушка, красивая, - наконец-то одобрительно высказалася Гегай, невольно поддаваясь её открытой улыбке. - Сразу как открытая луна, вай, как хорошо!

Он привык, что чаще всего девицы, которых привозили в его дом из разных, порой весьма отдаленных областей царства Артаксеркса, были чересчур похожи на диких, испуганных коз, а многие из них даже не знали персидского наречия и поначалу не желали запоминать даже несколько простых слов. Эта девица свободно разговаривала и на персидском, и на вавилонском языках, и голосок у неё тоже был весьма приятным, под стать милым чертам лица.

Дворцовый стражник, который привел её во дворец, сказал, что она сирота по имени Эсфирь, и по всей видимости, из знатного рода, в младенчестве подброшенная дом бедняков. Но теперь её происхождение сделалась для всех настолько очевидным, что она сама просилась во дворец и, по всей видимости, и впрямь чувствовала себя здесь, как у себя дома.

Царский евнух Гегай ещё раз, прицокивая и шевеля пальцами, с головы до ног оглядел девицу и сказал:

- Я оставляю тебя в своем доме и с сегодняшнего дня прикажу приставить к тебе семь служанок, чтобы они неотступно были при тебе.

- Но зачем мне так много служанок? - удивилась Эсфирь.

Гегай добродушно рассмеялся, а затем принялся загибать на руке один палец за другим - он был большим любителем порассуждать вслух.

- Я не ошибся, вай, все верно, - сказал он. - Девиц при тебе должно быть семь - не меньше, и не больше, потому что мы должны чтить священное число. Взять хотя бы лунный месяц, который длится двадцать восемь дней. За это время луна, наше небесное божество, четыре раза успевает спрятать и снова показать свое лицо, сначала на четверть, потом на половину, затем целиком, пока снова не наступает новолуние, и эти перемены в её священном облике случаются каждые семь дней. Разве не так?

- Все верно, - сказала Эсфирь. - Но только я спрашивала не о луне, а о служанках.

- Или, может быть, ты не веришь в обожествленное звездное небо, на котором главенствуют семь небесных светил - Солнце, Луна и ещё пять прекрасных божеств, каждому из которых посвящен свой день недели?

Эсфирь ничего не ответила и лишь поглядела на Гегая с нетерпеливым удивлением. Она не привыкла к таким долгим речам издалека, Мардохей всегда прямо отвечал на её вопросы.

- Ты слишком торопишься, всему свое время, - расплылся в улыбке Гегай. - Я ещё не все сказал тебе о небесных божествах. В честь них в на моей родине, в Вавилоне, воздвигнут храм из ступеней - их тоже семь. Когда придет наш срок уходить в подземное царство мертвых, там мы увидим, что его отделяет от нашего мира ровно семь стен и каждому из нас придется пройти через семь ворот, охраняемых стражами. Ты понимаешь, о чем я говорю?

- Да, да, мне все это известно, но я спрашивала о служанках.

- Семь великих князей окружают возле трона нашего царя, только семь избранных евнухов могут свободно служить перед его лицом - разве не так? Потому и девиц в услужении у тебя тоже будет семь, и у каждой из них будет своя работа. Так заведено в этом доме - к каждой розочке я приставляю семь трудолюбивых пчелок, и не уклоняюсь от всеобщих законов. Теперь ты поняла, что я хотел тебе сказать?

- О, да, теперь я все поняла, - кивнула Эсфирь, которая, признаться, пока не слишком себе представляла, как отныне будет жить под наблюдением семи пар чужих глаз. - Но какую же работу будут делать семь моих девиц?

Похоже, Гегай уловил её растерянность и улыбнулся так, что глаза его и вовсе спрятались в щелки тяжелых век.

- Одна девица будет носить перед тобой зеркало, чтобы будущая царская жена могла каждую минуту видеть в нем свое отражение - ведь если ты научишься нравиться сама себе, то точно также будешь приятна и своему мужу, разве не так? - сказал Гегай. - Вторая служанка должна махать перед тобой опахалом для того, чтобы тебе никогда не было слишком жарко, потому что нет ничего гибельнее для женской красоты, чем жестокий зной, когда даже лепестки у цветов делаются словно вареные. Третьей служанке положено всегда держать наготове сосуд с родниковой водой, чтобы ты в любую минуту могла утолить жажду или омыть свое лицо. Скажи, вай, а разве может одна служанка управиться и с волосами, и со всеми частями тела, и с лицом будущей царской жены? Тело нужно каждый день умащать благовониями, волосы - промывать, расчесывать и убирать, глаза и брови подкрашивать сурьмой, а щеки натирать ароматными притираниями. Разве может уследить за всем этим одна служанка?

- А душа? - спросила Эсфирь. - Кто в твоем доме следит за душой и помыслами царских жен?

- Для красивой жены ничего этого не нужно, - ответил Гегай. - Пусть мужчины думают о душе, а женщины - о том, чтобы понравится его душе и особенно его глазам. А теперь иди в дом - я прикажу, чтобы тебе отвели лучшую комнату, ты понравилась мне даже больше других дев. Или есть ли у тебя какая-нибудь ещё просьба, о чем я ещё не знаю? .

- У меня есть одна просьба, - подумав, сказала Эсфирь. - Я согласна, чтобы каждый день меня неотлучно окружали семь девушек, но я желаю, чтобы все они были чужестранками, по одной пленнице из Сирии, Бактрии, Лидии, Индии, Греции, Египта и Иудеи, и мне неважно, кто из них будет ходить за мной с зеркалом, а кто красить мне брови.

- Но зачем тебе это? - удивился Гегай.

- Я хочу, чтобы каждая из них говорила со мной на своем природном языке, и тогда за тот год, пока я буду жить в твоем доме, выполняя все положенные для царских жен притирания и умащения, я, между делом, выучу семь разных наречий, и буду понимать семь языков других народов. Кто знает, как дальше сложится моя судьба? Но этот год точно пройдет для меня с пользой и мне хотя бы не будет скучно в твоем доме.