Алексей Артов - Подвиги Слабачка Страница 32

– Ну, не буду, не буду.

– Значит, свалка тебе больше не грозит.

– …А, как это интересно! – Кукляшка сжала ладошки перед грудкой и посмотрела вверх, глядя внутрь себя.

– Что интересно?

– А то, что у меня, у которой ничего нет, при этом совесть и ответственность есть, а у тех, у кого есть всё, нет никаких и ну нисколечко ни Совести, ни Ответственности!

– Ну, да, многие, которые считают, что у них есть всё, не замечают, или не хотят замечать, что кое-чего у них всё таки нет, а именно, Совести.

– А другие даже знают, что нет.

– Мне даже кажется, что чтобы было всё, обязательно не должно быть Совести!

– Особенно тогда, когда, чтобы иметь всё самому, надо всё отобрать у всех. А Совесть мешает.

– И поэтому, имея всё, такие не имеют только Совесть.

– Но есть, всё таки, другие, у кого действительно есть всё, в том числе и совесть, и ответственность.

– Правда, таких гораздо меньше.

– Что верно, то верно.

– А быть их должно гораздо больше.

– И так ещё много чего должно быть.

Вдруг Кукляшка почти выкрикнула Слабачку:

– Смотри!

– Что? Куда смотреть? – растерявшись от неожиданности, завертел головой во все стороны Слабачок.

– Вот! – указала лапкой чуть правее перед собой на травку Кукляшка.

Слабачок взглянул в ту же сторону, но ничего приметного не увидел.

– Что там? – переспросил он.

– Как что? Бабочка! – Кукляшка удивилась, что Слабачок не может заметить того, на что тут же обратила внимание она. – Бабочка, Слабачок, вон же, бабочка, она только что камнем упала с неба.

– Но бабочки разноцветные, а тут, да, лежит, что-то похожее на бабочку, но это «что-то» совсем не живое, а что-то каменное, – Слабачок подошел и коснулся предмета их обсуждения. – Ой, это не каменное, это ледяное.

– Вот именно, Слабачок, вот именно. Ты вот не увидел, как бабочка, вся такая шоколадная, вся такая изящно порхающая, вдруг, в мгновение ока став белой и недвижимой, камнем упала на землю. А я…

– Не увидел.

– Извини, ты же смотришь вниз. Ты же думаешь, где пройти. Это я в облака… Ой, Слабачок, осторожно… – почти закричала Кукляшка, потому что совсем рядом с ними рухнуло на землю тоже что-то каменно-белое и похожее на шмеля.

– Неужели над нами гуляет морозное облако?..

– А…Ага, и все, кто в него попадает…

– Облако мгновенно насыщает их ужасным холодом, а затем и льдом, а само насыщается их жизнями, – вдруг одновременно проговорили они.

– Нет тут никакого облака. – услышали муравьишки откуда-то над собой чей-то скрежещащий голос.

Одновременно послышалось хлопанье крыльев опускающейся птицы. Производимые ею воздушные вихри так набросились на мизерных путников, что чуть не унесли их вместе с пылью далеко-далеко от этого места.

А птица, хлопая крыльями так же быстро, как стрекоза, медленно опускалась на травку. Когда она приземлилась, то оказалось, что её тонкая шейка вытянута, как у лебедя, на которой держалась, похожая на шарик, головка. Клювик походил на не длинную, но широкую трубочку, которая не была почему-то ничем закрыта, с высовывающимся из неё и похожим на верёвочку язычком. Муравьишкам бросилась в глазки одна особенность: у птички было не два, а целых четыре крыла. Ближе к головке на шейке два маленьких крылышка, а на тельце крылышки большие. И крылышки складывались не полностью, а только наполовину. Так, что если птичку поставить во весь рост, она стала бы напоминать ёлку. «Это для того, чтобы я могла быстрее взлетать», – уточнила потом, явно хвастаясь, птица. «Наверно – эта птичка летает очень, очень быстро». – не понимая почему, подумалось Слабачку.

– Здрасьте… да… я чуть вас не сдул, простите.

– Так это вы их?! – неистово укоряюще спросила Кукляшка, показав лапкой на лежащие ледяные статуи.

– Я, ой, я… Извините. Ой, простите, – заворковала расстроенно птица.

– Извинить, извинить… а вот их не воротить…

– Ой, правда, ой, меня надо не простить… – и тут птичка как возмёт, да как чихнёт! – А…А…А-апчхи! – а когда она чихнула, то вся травка перед ней тоже оказалась блестяще-белой – заледеневшей.

– Слабачок, смотри, какой кошмар! – громко завозмущалась Кукляшка.

– Да, не без этого… Так может быть… – попыталась что-то сказать птичка.

– Точно, Слабачок, это, наверно… Я думала: это нам про птиц с ледяным дыханием рассказывали, чтобы нас, муравьишек, пугать, если не будем вовремя ложиться спать… Да, как же…

– Да так же, меня так же и зовут… – тут птичка выпрямилась, чуть задрав круглый и открытый, как трубочка, клювик… – Я – Дракон!

– Кто-кто? – спросила с усмешкой, забыв про собственную догадку и осторожность, Кукляшка и, продолжая недоверчиво улыбаться, переспросила. – Дракоша?

– Нет, не дракоша, а – Дракон! Дракон ледяного пламени! – ответил очень маленький, с воробья, очень гордо дракон. И вдруг, желая чихнуть, качая вверх-вниз головой, он стал наполняться воздухом.

– А…а…а…а-пчхи! – снова чихнул, видимо, не злой дракон, потому что чихнул не в сторону муравьишек.

А то, на что он чихнул, а это были листочки, ягодки и травинки, всё мгновенно побелело.

– Так это… ты?! Ты зачем их погубил?! А, дракон?! – спросила Кукляшка в праведном гневе.

– Это не я… то есть я, но если бы не простуда…

– Ему бы лишь бы на что-нибудь или на кого-нибудь начихать, лишь бы заморозить и улететь, – праведно и нещадно продолжала гневаться Кукляшка.

И тут дракон со словами: «Я не хотел!» – громко зарыдал. Ледяные слёзы мелкими камушками посыпались из глаз.

Слабачок решил разрулить ситуацию, пока муравьишек самих не превратили, пусть и случайно, в ледяные статуи:

– А как тебя зовут, дракон ледяного пламени?

– Когда меня мама готовила к самостоятельной жизни, учила находить корм самому, и пока меня в эту жизнь не прогнала, она называла меня Пламенегом.

– От «Пламя»? – догадался Слабачок.

– И от «Нега»? – продолжила догадку Кукляшка.

– Да, да, всё верно! – даже запрыгал и захлопал от радости крыльями Пламенег. – Мама говорила, что у меня очень длинное и нежное ледяное пламя. Что мне всегда им будет легко ловить всяких жучков и паучков.

– И ловится? – с нескрываемым осуждением спросила Кукляшка.

– О, ещё как! – радуясь тому, что можно похвастаться, проговорил Пламенег.

– А тебе не стыдно есть маленьких.

– Мне? Стыдно? – опешил Пламенег. И сразу погрустнел. – Стыдно… но не поесть – не пожить. А… я ведь тоже для кого-то маленький и мне тоже приходиться прятаться… – уже начинал дуться и чуть не плакать Пламенег.

– Ну, ладно, не плачь. Мы тоже хороши. Тоже кормимся и теми, кто меньше нас и теми, кто побольше нас. Особенно теми, которые сами не прочь нами полакомиться! – строго подтвердил-уточнил Слабачок.

– А чем мне загладить свою вину? – виновато спросил Пламенег.

– Наказанием! – твёрдо ответил Слабачок.

– Слабачок, – шепнула Кукляшка, – как бы он нас сам не наказал.

– Как это он нас так накажет! Пусть только попробует!

– А вот, как попробует, так и накажет! Сделает из нас льдышек! И сам не заметит. Ему только нечаянно вздохнуть да выдохнуть не так. И – футь!.. Он же и так себя сам наказывает! – пыталась убеждать Кукляшка.

– Чем это он себя наказывает? – не сдавался Слабачок.

– Раскаянием. Тем, что страдает. Вон, даже плакал. А страдание – разве не наказание? – побеждала Кукляшка.

Праведный гнев во взгляде Слабачка сменился на согласное спокойствие.

Кукляшка решила сама повести разговор.

– Пламенег, а объясни, откуда твоё пламя, да ещё и ледяное? Как?..

– Как оно у меня появляется?

– Ну, да?!

– А вы не знаете, отчего обычное пламя? Про кислород слышали?

– Ну?

– Вот, пламя от кислорода такое горячее, что те, кому не повезёт, превращаются в пепел и рассыпаются, – Пламенег сделал паузу.

– Ой, мне так страшно! – прошептала Кукляшка.

– Но дослушать надо, – сдерживал Слабачок собственный страх.

– Н-на-до, – пропищала Кукляшка. – Говори-говори, Пламенег!

– Но огонь – это когда поджигают, и когда кислород, как воздух.

– А у тебя?

– А у меня кислород, который как лёд. А когда я его выдыхаю, я выдыхаю его, как пар! Ледяной пар!

– Ой, поэтому в льдышек и превращаются?! – пропищала Кукляшка.

– И тоже рассыпаются. – грустно закончил Пламенег.

– А знаешь что, Слабачок? – решив сменить грустно-страшненькую тему, обратилась резво Кукляшка. – А раз он только и умеет, что льдом дышать, так может он нам надышит… каток?!

– Как каток? Где надышит?

– А вон, смотри, какая большая лужица. Эй, хоть никого не оживишь, а нас хотя б повеселишь.

– А у него получится? – недоверчиво переспросил Слабачок.

– Получится? – обратилась Кукляшка к Пламенегу.

– Как?.. Ещё как получится! – выпятил Пламенег грудку вперёд.

Пламенег, как по столбу, взлетел вверх, заставляя клониться траву к самой земле, и, подлетев к лужице, выпустил столб бело-голубого пара. Пар из горнила его трубочки-клюва не прекращал идти до тех пор, пока он дважды – туда и обратно не пролетел этот мизерный и очень мелкий прудик. Увидев, что сделал своё дело, Пламенег молча удовлетворённо и достойно воспарил вверх и растворился в течениях ветров.