Алексей Артов - Подвиги Слабачка Страница 33

– Получится? – обратилась Кукляшка к Пламенегу.

– Как?.. Ещё как получится! – выпятил Пламенег грудку вперёд.

Пламенег, как по столбу, взлетел вверх, заставляя клониться траву к самой земле, и, подлетев к лужице, выпустил столб бело-голубого пара. Пар из горнила его трубочки-клюва не прекращал идти до тех пор, пока он дважды – туда и обратно не пролетел этот мизерный и очень мелкий прудик. Увидев, что сделал своё дело, Пламенег молча удовлетворённо и достойно воспарил вверх и растворился в течениях ветров.

– Ой, он так быстро улетел!

– Улетел.

– И даже не попрощался.

– Не попрощался.

– Бедненький, и наверно потому, что его никто не научил говорить «до свидания».

– Не научили.

Муравьишки подошли вплотную к лужице.

– Так ведь Пламенег ничего не сделал. Смотри, какая прозрачная вода, – разочарованно проговорила Кукляшка.

– А видишь волну, которую поднял Пламенег своими крыльями.

– Вижу, – ответила Кукляшка.

– А почему эта волна до сих пор стоит, почему она до сих пор не упала, почему она такая застывшая?

– Ой, и вправду, Слабачок! Лужица застыла! Застыла!

Кукляшка неожиданно для Слабачка соскочила с его спинки. – Ой! – вскрикнула она от заставившей себя вспомнить боли, но, её превозмогая, Кукляшка забежала на лед.

– Слабачок, это лёд, лёд, сейчас, когда лето, когда солнце, когда так жарко!

Она покатилась по льду, пытаясь кружиться, приподнимать то одну лапку, то другую, радуясь возможности поскользить, почувствовать скорость и посопротивляться встречному ветерку.

– Кукляшка, осторожно, именно потому, что жарко. Кукляшка, мы не знаем, как крепок этот лёд! Как долго он продержится! – увещевал Слабачок, сам вставая на застывшую лужицу.

– Крепок, крепок! Здорово!.. Ой… Ой!..

Слабачок увидел, что лёд под Кукляшкой, и уже и под ним уже тоже стал трескаться.

Кукляшка направилась было к Слабачку, но увидав трещину, только и смогла крикнуть:

– А-ай! Эту трещину мне не перепрыгнуть. Не могу, Слабачок, и лапки болят…

Под Кукляшкой появилась при этом ещё одна трещина и неожиданно расширилась так, что муравьинка плюхнулась в воду.

– А! – кричала муравьинка.

Слабачок прыгнул в воду спасать Кукляшку в очередной раз.

– Хватайся за мою шею!

Но муравьинка почувствовала, что ей всё легче и легче, что вода выталкивает её. И вот она уже находится над водой, что она стоит на… воде!

– Слабачок, Слабачок! Смотри, вода не хочет меня поглощать – меня кушать! – радостно проговорила Кукляшка и попробовала погрузиться в воду.

– Вода тебя не оставляет под собой и ставит выше себя, потому что ты оказалась легче воды!

– А тебе приходится бороться с водой, потому что вода легче тебя?!

– Прихо-дит-ся! – кое-как проговорил Слабачок, барахтаясь в воде, еле удерживая головку на её поверхности.

– Слабачок, а не твоя ли невидимая сила и держит меня над водой?

Ответом Кукляшке было молчание Слабачка. И вдруг Слабачок почувствовал, что его задние лапки опираются о что-то твёрдое, о дно лужицы! Как будто сама земля пришла к нему на помощь.

А Кукляшка уже легко кружилась на воде. Вдруг заметив, что Слабачок больше не барахтается, что он твердо на чем-то стоит, Кукляшка догадиво прокричала:

– Кажется, сама земля поднялась, чтобы спасти тебя!

– Кажется! – стоя в воде уже по колено, ответил Слабачок.

Вдруг лёд снова треснул, и одна из льдинок неожиданно быстро приподнялась над муравьишками и… и застыла, капая на малышей слезами таяния. Но, немного простояв почти вертикально, глыба начала крениться на детишек.

– Ой, прокричала Кукляшка, она нас сейчас раздавит!

– Не раздавит! – сказал жестко Слабачок и, схватив Кукляшку, сделал резкий прыжок из лужицы.

А льдинка, уже падая, вдруг неожиданно мгновенно растаяла, и вся вода в воздухе разом грохнулась в воду на земле и брызгами-волнами расплескалась во все стороны.

Муравьишек одна из таких волн подхватила и, отнеся подальше от лужицы, прокатила так, что у малышей даже захватило дух.

– Ух, здорово! – обрадованно сказала Кукляшка.

– Здорово, да, – сказал без всякого энтузиазма Слабачок.

Малышам, чтобы высохнуть, пришлось поваляться на песочке, погреться на Солнышке, и попереводить дух, освобождаясь от пережитых страхов. А потом они снова пустились в путь.

– У-ух!.. Послушай, а я подумала?!

– О чём?

– А вот о чём. Мне кажется, что тебе нести меня так трудно ещё и из-за того, что нас догнала тропа зависти. Говорят, что это она неожиданно подставляет незаметные глубокие ямки, высокие кочки и большие острые камни и даже… – Кукляшка замолчала, боясь договорить.

– И даже?.. – подтолкнул вопросом Слабачок.

– И даже жуткие капканы и бездонные пропасти!.. – полушёпотом договорила Кукляшка.

– А почему?

– А ответ в самом её названии.

– Она делает пакости и гадости из зависти? – догадался Слабачок.

– Наверно, из очень большой зависти.

– А может, она делает что-то и пострашнее гадостей. Я припоминаю, что тоже слышал об этой блуждающе-бегающей тропе зависти. Но я и видел муравьёв, которых она нагнала. Раньше эти муравьи были крепки и здоровы. А после того, как им пришлось пройти по этой тропе, которая специально простёрлась на их пути, у них были переломаны лапки и даже спинки, а на их тельцах налипло много-много больших и малых синяков. И что особенно страшно, что из добрых, улыбающихся, разговорчивых и любящих, они превратились в грубых, зло глядящих, хмуро молчащих. Они были трудолюбивы, а стали ленивы. У них раньше всё получалось, а теперь всё не получается. Им хотелось всего, а теперь всего не хочется.

– Значит, она нагоняет тех, кто счастлив? – сделала вывод Кукляшка.

– Надеюсь, что ей не удаётся догнать всех счастливых.

– А она будет догонять и нас?

– А мы счастливы? – ответил вопросом на вопрос Слабачок.

– Думаю, что нам никто не завидует, во всяком случае, пока у меня болят лапки.

– Или оно – наше счастье, такое маленькое, что его никто ещё не видит? – удивился собственным словам Слабачок.

– И даже мы сами? – спросила Кукляшка.

– А ты что, его – это наше счастье видишь?

– Не знаю.

– Как не знаю? Ты что, можешь показать, где оно находится: тут или тут? – Слабачок показал лапкой сначала куда-то в одну сторону, а потом в другую.

– Не могу.

– А ты что, можешь сказать, как оно выглядит?

– Не могу.

– Так ты его видишь или нет?

– Не знаю.

– Непонятно! – возмутился Слабачок. А потом вдруг сказал: – Хотя… может и видишь.

– А если оно уже есть, тебя это что, пугает, да? – с лёгкими обидой и укоризной сказала Кукляшка.

– Если оно есть, то меня пугает то, что его может кто-то отнять.

– И главная сейчас среди этих «кто-то» – это Тропа Зависти, – погрустнела Кукляшка.

– Но, если тебя уже пугает, что у нас могут отнять то, чего ещё, наверно, у нас нет, значит, оно, пускай и очень маленькое, но у нас уже, может, и есть?! – предположил Слабачок.

– А разве оно может быть большим или маленьким? Оно же Счастье?

– А тогда, какое оно?

– А оно не большое и не маленькое! Оно просто Счастье! – ответила Кукляшка.

– Не знаю, – покачал головой, глядя вниз перед собой, Слабачок.

– Узнаешь… Может, когда-нибудь, – предсказала Кукляшка.

– А ты знаешь?

– Может быть, – неопределённый от Кукляшки ответ.

– А давно? Да и откуда?.. – уходил в подробности Слабачок.

– А может, и недавно?! И может, и откуда-то отсюда… – показала по сторонам Кукляшка. – Или отсюда, – и она указала на грудь, туда, куда раньше указывал Слабачок, туда, где у людей сердце.

– Да откуда здесь этому Счастью взяться? – Слабачок указал взглядом по сторонам. – Зависти и Беде, пожалуйста, сколько угодно, а вот Счастью…

– Вот среди них – среди Беды и Зависти Счастью, как раз, местечко и находится…

– Вот-вот, а Зависть и Беда его, как раз, и ищут, чтобы им – Счастьем, полакомиться, – парировал Слабачок.

– Но иногда они его боятся и от него убегают сломя голову.

– Но, тогда Счастье должно быть большим и сильным, – предположил Слабачок.

– И при этом оставаться просто Счастьем.

– Наверно, ты права, Кукляшка.

– Но и ты, Слабачок, наверно, прав.

Слабачок продолжал свой нелегкий путь, выдерживая тяжеленный, как огромные камни, груз ответственности за крохотную и лёгкую, как пёрышко, Кукляшку.

До дома муравьишкам было ещё идти да идти, а Тучи Тьмы, становясь всё гуще и гуще, уже опустились на засыпающую землю. Они уже накинули непрозрачные балахоны своего черного тумана на траву, цветы, деревья и всё-всё живое, что засыпает и просыпается. Море непроглядной ночи окончательно затапливало всё вокруг.

И вдруг позади себя путникам стал слышаться, сначала еле-еле, а потом всё громче и громче весело напевающий голосок.