Отфрид Пройслер - Гном Хрёбе и леший Страница 6

Но Хёрбе молча полез под шляпу.

— Забирайся, леший, и поскорей!

Как только они устроились под шляпой, по ней забарабанил дождь. Ветер усилился.

Дождь уже не барабанил, а хлестал по шляпе наотмашь.

— Ну, Хёрбе, конец света настал!— прохрипел Цвоттель.

Гроза бушевала. Молнии вспыхивали со всех сторон. Жуткий голубоватый свет проникал сквозь шляпу. Удары грома нагоняли друг друга.

— Ударит молния в шляпу, и крышка нам!

Весельчак Цвоттель дрожал от страха. Дрожь пробирала его до кончика хвоста. Хёрбе чувствовал себя не лучше. Зубы его мелко стучали. Вдруг под шляпу ворвался ледяной ветер. Они заметили, что один конец шляпы приподнялся.

— Держи, Цвоттель! Не то унесет нашу шляпу! Леший вцепился в край шляпы.

— Молодчина, Цвоттель!

Но ветер уже задувал с другой стороны.

— Держи, Хёрбе!

Они, что было сил, навалились на края шляпы каждый со своей

стороны. Теперь ветер может рвать и метать. Гном и леший будто

пригвоздили ее к земле.

— Эй, Цвоттель, у тебя все в порядке? — крикнул Хёрбе.

Ни звука в ответ. Что случилось? Уж не выдуло ли лешего из-под шляпы? Хёрбе испуганно оглянулся. Вспышка очередной молнии высветила Цвоттеля, накрепко вцепившегося зубами в край шляпы. Вот почему он не отвечал!

— Ай да Цвоттель! Держи! Не выпускай! 

Спиной к спине

Они знали, что любой непогоде, любому ненастью приходит конец. Но гроза и не думала униматься. Только бы шляпу не унесло!

Только бы молния не попала в шляпу! Только бы дерево не грохнулось на них! Ветер то стихал, то выл с новой силой. Между порывами ветра Цвоттель выпускал изо рта край шляпы.

— Эй, ветер! Цвоттель шутить не любит! Я тебе вихры повыдергаю! — ругался он. — Прекрати сейчас же! Не то я за себя не ручаюсь!

Но ветер налетал снова, и Цвоттель спешил вцепиться зубами в шляпу.

Постепенно гроза и впрямь начала стихать. Уже громыхало не над головой, а где-то вдали. Но это был как бы обессилевший гром. Он лишь недовольно ворчал, но уже не мог устрашить Хёрбе и Цвотте-ля. Слабо полыхнуло вдали, и ветер тоже постепенно стих. Гроза удалилась так же внезапно, как и налетела. Но дождь не унимался. Он лил и лил. Потоки воды струились по шляпе, под которой сидели спина к спине гном и леший.

— Неплохая штука эта твоя шляпа! — сказал Цвоттель.

— Да, без нее нам бы пришлось худо.

Они немного помолчали, прислушиваясь к шуму дождя.

— Здорово, что нас двое, верно, Хёрбе?

— Твоя правда, Цвоттель.

Они крепче прижались друг к другу спинами и уперлись ногами в края шляпы.

А дождь не прекращался. Уже и вечер наступил. Цвоттель приподнял край шляпы и выглянул наружу.

— Ну и темень! И дождь льет вовсю.

Хёрбе вспомнил, как в такие же ненастные вечера он сидел у себя дома и слушал мерный шум дождя, радовался тому, что есть у него крыша над головой и сухая теплая постель.

Может ли быть что-нибудь лучше? Может! То, что с ним происходит сейчас, прекраснее. Разве не замечательно сидеть спина к спине с хорошим другом и вместе слушать шум дождя и мокрого леса? Разве не чудесно знать, что мир огромен, а в этом мире у тебя есть друг и с ним ничего не страшно? Сидишь себе, молчишь, а на душе радостно и спокойно. Что же такое счастье, если не это?

— Знаешь, Хёрбе, — смущенно проговорил Цвоттель, — если ты считаешь, что мне лучше пойти с тобой, то я, пожалуй, согласен.

— Правда?

— Ага! Что это я все один да один. Пойду с тобой в твой Ближний лес. Не будь я леший Цвоттель. 

Хр-рр-хррр!

Не бывало еще, чтобы гном провел ночь не под крышей собственного дома. А если уж это произошло, то так и знайте, с ним что-то приключилось.

«Как там мои милые соседи-гномы? — думал Хёрбе. — Наверное, места себе не находят. Ищут меня. Или думают, что меня уже давно проглотил Плампач? Если бы Дитрих Корешок да Кайль Хромоножка, да трусишка Лойбнер только знали, что сидим мы с Цвоттелем спина к спине под верхней шляпой целые и невредимые! Никто и не поверит, что я был в Дальнем лесу. Но ничего. У меня же есть свидетель — леший Цвоттель».

Дождь, между тем, шумел и шумел. От равномерного шума дождя клонило ко сну. Цвоттель уже свернулся калачиком и посапывал. Хёрбе подложил под голову руку и закрыл глаза. Вдруг до него донеслось громкое сопение и пыхтение. Кто-то приближался к ним в непроглядной ночи. Медленно. Осторожно. Кто?

«Плампач! Больше некому. Теперь я попался!» — с ужасом подумал Хёрбе.

А сопение перешло в жуткое хр-рр-хррр! И… И тут ему на затылок легло что-то холодное, лохматое и влажное. Это его лапа, страшного Плампача! Сейчас… Сейчас!

— Нет! — закричал Хёрбе. — Не дам себя съесть! Прочь лапы, чудовище!

Хёрбе повернулся и впился зубами в лохматую лапу. И в то же мгновение Плампач завопил:

— Ай, гном! Пусти! Ты с ума сошел! Озверел!

Странно, Плампач кричит голосом Цвоттеля.

Хербе! Отпусти! Бо-о-льно! — орал тот. — Ты же мне хвост откусишь.

Что за наваждение? Оказывается, Хёрбе держал в зубах кончик хвоста лешего Цвоттеля.

— Ой, Цвоттель, прости. Я думал, что это Плампач.

— Какой, к лешему, Плампач! — проворчал полусонный Цвоттель. -Тебе, гном, дурацкие сны снятся, а страдает мой хвост!

— Какой уж тут сон, когда ужасно храпят и бьют лохматым хвостом, — пробурчал смущенный Хёрбе.

Его удивило, что шляпа не смогла защитить от плохих снов. В первый раз. Отчего бы? Может быть, потому, что это чужой Дальний лес? Наверное. 

Подарок есть подарок

Остаток ночи прошел спокойно. В тепле и сухости под надежной верхней шляпой. Утром Хёрбе выглянул, и его ослепил яркий солнечный свет. С земли поднимался пар, а с кустов падали капли.

— Цвоттель! Проснись! Пора!

Хёрбе выполз из-под шляпы и направился к ручью. Там он устроился на плоском камне и стал умываться. Долго плескался и отфыркивался.

Цвоттель спускаться к воде не стал.

— Эй, Хёрбе, — крикнул он. — Ты свихнулся? Только мы обсохли, а ты снова к воде?

— Я умываюсь!

— Зачем?

— Чтобы быть чистым! А ты, я смотрю, не очень-то любишь воду! Цвоттель ухмыльнулся.

— Мы, лешие, не моемся, а вылизываемся.

Он уселся на пригорке и стал тщательно вылизывать языком свой мех. Он умывался, как кошка.

На завтрак они набрали ежевики. Да столько, что еще и осталось. Хёрбе вытащил из-под шляпы свой клетчатый платок и завернул в него ягоды.

— Съедим по дороге, — сказал он и сунул узелок под шляпу.

— А что делать с этой большой штукой, которую ты называешь верхней шляпой? — спросил Цвоттель. — Здесь оставим?

— Что ты! — удивился Хёрбе. — С собой возьмем.

— Ты шутишь, гном! Как же мы потащимся с эдакой махиной?

— А ее ничего не стоит уменьшить, — успокоил его Хёрбе. — И потом я ее надену на голову.

— Но она напиталась водой, как губка! Пока высохнет, весь день пройдет.

— Пока она будет уменьшаться, вся вода из нее и выйдет.

По краям шляпы были два чуть заметных ушка. Цвоттель потянул за одно, а Хёрбе — за другое. Шляпа стала затягиваться, уменьшаться. Из нее потекли струи воды.

— Хватит! В самый раз! — остановил Хёрбе.

Стоило им отпустить ушки, как они — хлоп! — спрятались в полях шляпы. Хёрбе натянул верхнюю шляпу на нижнюю, и она пришлась как раз впору. Цвоттель в себя не мог прийти от изумления. Шляпа, в которой они только что вдвоем провели ночь под дождем, в мгновение ока высохла и превратилась в обыкновенную гномью шляпу.

— Все? — спросил Цвоттель, которому не терпелось отправиться в путь. — Идем?

Но Хёрбе что-то медлил.

— Палки не хватает, — сказал он. — Ее унес Вороний ручей.

— Невелика потеря! — воскликнул Цвоттель.

Он шмыгнул в орешник и через минуту показался с отличной палкой. Очистил ее от листьев и протянул Хёрбе. Палка была чуть длинновата для гнома. Но подарок есть подарок.

— Спасибо, — весело сказал Хёрбе. — Замечательная палка. Лучше прежней. 

Держись!

Каждому ясно, что плыть в шляпе вниз по течению и идти пешком вверх по берегу ручья — не одно и то же. Солнце уже было в зените, когда Хёрбе Большая Шляпа и леший Цвоттель добрались до шумящего водопада. Именно здесь, где вчера Цвоттель спас гнома, и решили сделать первый привал.

— Оказывается, здесь красиво! — сказал Хёрбе, разглядывая скалу, с которой срывался водопад.

~ Вчера тебе так не показалось, — хихикнул Цвоттель.

Но нам же теперь нужно вскарабкаться на эту скалу, — опасливо поежился Хёрбе. — Ума не приложу, как мы это сделаем.

Пустяки, — успокоил его Цвоттель. — Для нас, леших, любое дерево, любая скала нипочем.

— Но я-то гном, а не леший.