Майкл Бонд - Медвежонок Паддингтон в центре Лондона Страница 7

– Мистер Хайнс – наш лучший специалист по подкручиванию винтиков, понимаете? – проговорил он успокаивающим тоном. – За мной, пожалуйста.

Паддингтон не очень хорошо разбирался в больничных порядках, потому что сам сталкивался с ними всего один раз, когда варил ириски и случайно пролил их на живот, но его в высшей степени поразило, что при больнице существует даже такая вещь, как ремонтная мастерская. Правда, у него подкручивать было вроде бы нечего (даже свою сумку на колёсиках он оставил дома), но посмотреть всё равно было интересно, поэтому он радостно засеменил вслед за санитаром к двери в конце длинного коридора.

Сделав Паддингтону знак подождать, санитар скрылся в кабинете. Несколько секунд оттуда долетали приглушённые голоса, а потом дверь снова распахнулась.

– Вам повезло, – шепнул санитар. – Мистер Хайнс примет вас прямо сейчас. Он как раз свободен.

Взяв Паддингтона за лапу, санитар втащил его в кабинет, после чего поспешно захлопнул дверь с другой стороны.

После ярко освещённого коридора Паддингтону показалось, что в кабинете на удивление темно. Жалюзи из тонких реек были полуопущены, и только в дальнем конце комнаты, на докторском столе, горела настольная лампа под зелёным абажуром. Мебели в кабинете стояло не много – шкафы да стулья, а в самом центре длинная тахта, высокая, как накрытый матрацем стол. Приглядевшись, Паддингтон заметил в полутьме фигуру в белом халате; врач всматривался в него сквозь очки с необычайно толстыми стёклами.

– Входите… Прошу… – проговорил врач, поворачивая лампу, чтобы та светила на медвежонка. – Раздевайтесь, пожалуйста, и устраивайтесь поудобней.

– Спасибо большое, – отозвался Паддингтон, щурясь на ярком свету.

Он очень обрадовался, что нет никакой очереди, поэтому поспешно скинул шляпу и пальтишко, положил их поверх корзины с гостинцами и уселся на ближайший стул.

– А долго мне ждать? – осведомился он, разворачивая свой завтрак.

– Ну что вы, – отозвался доктор и взял ручку. – Можем начать прямо сейчас.

– Вы уж меня извините за вишнёвый пирог, – тактично сказал Паддингтон.

Мистер Хайнс выронил ручку. Сняв очки, он подышал на стёкла, протёр их носовым платком и снова водрузил очки на нос.

– Извинить вас за вишнёвый пирог? – осторожно переспросил он.

Паддингтон кивнул.

– Ну что я не могу вас угостить, – пояснил он. – Потому что миссис Бёрд не хочет получать больше открыток от мистера Карри. Но зато я могу поделиться булкой с мармеладом.

Мистер Хайнс слегка содрогнулся и решительно отвёл в сторону протянутый пакет.

– Благодарю покорно, – сухо отказался он. – Послушайте… Вас что-то беспокоит? – Он задал этот вопрос, заметив, что медвежонок ёрзает и озадаченно озирается.

– Нет, всё в порядке, мистер Хайнс, – ответил Паддингтон, снова переводя взгляд на врача. – Я просто смотрел, где ваш гаечный ключ.

– Гаечный ключ? – Мистер Хайнс вскочил со стула и сделал шаг к пациенту. – Действительно, крайне интересный случай! – не удержался он и с энтузиазмом потёр руки. – Санитар сказал мне, э‑э… – Тут он замялся, потому что Паддингтон наградил его в высшей степени суровым взглядом. – Э‑э… то есть… ну, возможно, я даже напишу об этом статью. У меня никогда ещё не было пациентов-медведей.

Мистер Хайнс помог Паддингтону встать со стула и указал ему на тахту в центре комнаты.

– Прилягте, пожалуйста, – пригласил он. – А потом посмотрите в потолок и постарайтесь ни о чём не думать.

Паддингтон с интересом обозрел тахту.

– Спасибо, – сказал он не очень уверенно и принялся укладываться. – А вы на ней гайки хорошо закрутили?

– Гайки? – опешил мистер Хайнс.

– Дяденька в регистратуре сказал, что вы закручиваете гайки, – пояснил медвежонок, несколько разочарованный, что ничего интересного не происходит.

– Я думаю, он просто пытался вас отвлечь… то есть насмешить, – не очень понятно объяснил мистер Хайнс, снова усаживаясь за стол.

– А сейчас, – продолжал он будто бы между прочим, – я хочу поиграть с вами в одну игру. Чтобы проверить вашу реакцию.

– Реакцию? – изумлённо повторил медвежонок. – А я и не знал, что у меня есть реакция!

– Она у всех есть, – успокоил мистер Хайнс. – Только у кого побыстрее, у кого – помедленнее. – Он снова взял ручку. – Играем так: я называю слово, а вы должны быстро-быстро назвать противоположное… хорошо?

– Плохо, – тут же отозвался Паддингтон.

Мистер Хайнс застыл, не донеся ручку до бумаги.

– Что такое? – спросил он сердито. – Вам неудобно лежать?

– Мне удобно, – ответил Паддингтон. – Но вы ведь велели мне всякий раз, как скажете слово, говорить противоположное.

Он сел на тахте и бросил на врача ещё один суровый взгляд. Ему показалось, что для человека, который берётся проверять других, у мистера Хайнса реакция, вообще-то, плоховата.

А тут ещё врач ни с того ни с сего принялся считать про себя.

– Это ещё было не слово, медведь, – проговорил он, переводя дух. – Вы должны были дождаться моей команды. Но уж когда начнём – никаких посторонних звуков. Ну – давайте по счёту: три… два… один… начали!

– Кончили! – выпалил Паддингтон.

Мистер Хайнс открыл было рот, но, видимо, передумал.

– Прекрасно, – буркнул он.

– Ужасно, – радостно отозвался Паддингтон.

– Послушайте… – срывающимся голосом начал мистер Хайнс.

– Оглохните! – в восторге выкрикнул медвежонок.

Хотя он, конечно, и не отказался бы посмотреть, как подкручивают винтики, играть с мистером Хайнсом оказалось очень интересно, и он ужасно огорчился, когда за его ответом последовало гробовое молчание.

– Вы больше не можете придумать слов, мистер Хайнс? – осведомился он.

Несколько секунд психиатр молча барабанил пальцами по столу. Судя по выражению лица, ему пришло на ум довольно много выразительных слов, но он благоразумно решил оставить их при себе.

– Белый, – сказал он уныло, снова берясь за ручку.

– Чёрный, – парировал Паддингтон и снова улёгся на тахту, сложив передние лапы на груди, с довольным выражением на мордочке.

– Большой, – с надеждой произнес мистер Хайнс.

– Маленький, – даже не задумался медвежонок.

– Быстро, – сказал врач.

– Медленно, – откликнулся Паддингтон.

Назвав одно за другим ещё с полдюжины слов, мистер Хайнс вроде бы слегка пришёл в себя и несколько минут усердно строчил на листке бумаги, пытаясь поспеть за Паддингтоновыми ответами.

– Ясно, – проговорил он наконец, откидываясь на стуле.

– Пасмурно, – нашёлся медвежонок.

Мистер Хайнс усмехнулся:

– Мы закончили…

– Они начали! – выкрикнул Паддингтон.

– Вот и нет! – снова рассердился мистер Хайнс.

– Вот и да! – завопил Паддингтон.

– Нет!.. Нет!.. Нет!.. – взревел мистер Хайнс, колотя кулаком по столу.

– Да!.. Да!.. Да!.. – крикнул Паддингтон, размахивая лапами.

– Прекрати! – не выдержал врач.

– Продолжай! – отозвался Паддингтон, от возбуждения чуть не свалившись с тахты.

Мистер Хайнс обвёл кабинет помутившимся взглядом.

– Боже, зачем я в это ввязался? – вскричал он, пряча лицо в ладонях. – У меня теперь у самого всё в голове разладилось!

Паддингтон снова сел и поглядел на врача с удвоенным интересом.

– Может быть, вам подкрутить в ней винтики, мистер Хайнс? – осведомился он. – Я пойду позову дяденьку из регистратуры. Он, наверное, сумеет вам помочь. Он в этих вещах здорово разбирается.

И он начал было слезать с тахты, но тут мистер Хайнс вдруг ни с того ни с сего метнулся к двери.

– Я ухожу на пять минут! – трагическим голосом объявил он. – На пять минут! И если, когда я вернусь, ты ещё будешь здесь…

Мистер Хайнс так и не закончил фразу, зато так увесисто прихлопнул её дверью, что даже Паддингтону стало ясно: доктор не совсем доволен ходом их беседы.

Несколько секунд медвежонок таращился на закрытую дверь, потом вскочил и принялся поспешно собирать свои вещички. Тут он заметил, что, кроме двери, через которую он вошёл, в кабинете есть ещё одна; поразмыслив, Паддингтон решил воспользоваться именно ею. Когда мистер Хайнс покидал кабинет, на лице у него было очень уж свирепое выражение, и, что бы там ни ждало за второй дверью, Паддингтон ничуть не сомневался, что подкручивать винтики ему там не станут.

Глава четвёртая

Лекарство от всех болезней

Паддингтон захлопнул за собою дверь и немного постоял, утирая лапой лоб. Он чувствовал, что страшная опасность осталась позади. Правда, что это была за опасность, он так до конца и не понял, но рад был убраться из докторского кабинета подобру-поздорову.