Столкновение цивилизаций - Хантингтон Самюэль Страница 6

Но и она, однако, страдает некоторыми ограничениями.

Она предполагает, что все государства отстаивают свои интересы и действуют одинаково. Подобная простая предпосылка о том, что сила – это все, дает нам отправную точку для понимания позиций отдельных стран, но она не продвигает нас дальше. В определении государственной политики и защиты интересов принимается во внимание не только соотношение сил, но и многое другое. Конечно же, государства часто пытаются удерживать равновесие силой против силы, но если бы они делали только это, западноевропейские страны вошли бы в коалицию с Советским Союзом против Соединенных Штатов в конце 1940-х годов. Реакция следует в первую очередь на осязаемую угрозу, а западноевропейские страны в то время видели, что политическая, идеологическая и военная угрозы исходят с Востока. Они рассматривали свои интересы так, как не предсказывала классическая реальная политика. Система ценностей, культура и законы оказывают всеобъемлющее влияние на то, как государства определяют свои интересы. Интересы стран обуславливаются не только их «домашними» системами ценностей и законами, но и международными нормами и законами. Помимо своих первоочередных забот по обеспечению безопасности, различные государства определяют приоритеты своих интересов по-разному. Страны со сходными культурами и общественными институтами будут иметь сходные интересы. Демократические государства имеют много общего с другими демократическими странами, поэтому они не сражаются друг с другом. Канаде вовсе не нужно заключать союз с другой страной, чтобы предотвратить вторжение США.

Выводы, сделанные на основе допущений статистической теории «реальной политики», не раз подтверждались историей. Но эта многоцентровая модель не поможет нам понять, насколько глобальная политика после холодной войны будет отличаться от глобальной политики во время и до холодной войны. И все же очевидно, что отличия существуют и страны по-разному преследуют свои интересы в различные исторические периоды. В мире после холодной войны государства все больше определяют свои интересы с учетом цивилизаций. Они сотрудничают и заключают союзы с государствами, имеющими схожую или общую культуру, а конфликтуют намного чаще со странами с другой культурой. Страны определяют угрозу в зависимости от намерений других государств, и эти намерения – а также способы их реализации – в сильнейшей степени обуславливаются культурными соображениями. Общественные и политические деятели в меньшей мере склонны видеть угрозу в людях, которых, как им кажется, они понимают. Они склонны доверять им из-за родства языка, религии, системы ценностей, законов и культуры. И те же политики куда более предрасположены видеть угрозу в странах с чуждой культурой, и, таким образом, они не доверяют им и не понимают их. Сегодня, когда марксистско-ленинский Советский Союз уже не угрожает свободному миру, а Соединенные Штаты больше не представляют ответной угрозы для коммунистического мира, государства все чаще видят угрозу в обществах с другой культурой.

Но и оставаясь ключевыми игроками на поле международной политики, отдельные страны все же утрачивают суверенитет, государственные функции и власть. Сейчас международные институты отстаивают право судить о том, что государства могут делать на своей территории, и ограничивать их в этом. В определенных случаях (наиболее это заметно в Европе) международные институты обрели важные функции, ранее принадлежавшие государству. Были созданы мощные международные бюрократические образования, которые могут влиять напрямую на жизнь отдельных граждан. В мировом масштабе сейчас имеет место тенденция утраты власти центрального аппарата государственного управления из-за передачи оной субгосударственным, региональным, провинциальным и местным политическим образованиям. Во многих странах, включая государства развитого мира, имеются региональные движения, требующие значительной автономии или отделения. Государственные власти в значительной мере утратили возможность контролировать входящий и исходящий финансовый поток и сталкиваются со все большими трудностями в контролировании потока идей, технологий, товаров и людей. Короче говоря, государственные границы стали максимально прозрачны. Все эти изменения привели к тому, что многие стали свидетелями постепенного отмирания твердого государства-«бильярдного шара», общепризнанного как норма со времен Вестфальского мира 1648 года [12], и возникновения сложного, разнообразного и многоуровневого международного порядка, который сильно напоминает средневековый.

Сущий хаос

Ослабление государств и появление «обанкротившихся стран» наводит на мысли о всемирной анархии как четвертой модели. Главные идеи этой парадигмы: исчезновение государственной власти; распад государств; усиление межплеменных, этнических и религиозных конфликтов; появление международных криминальных мафиозных структур; рост числа беженцев до десятков миллионов; распространение ядерного и других видов оружия массового поражения; расползание терроризма, повсеместная резня и этнические чистки. Эта картина всемирного хаоса была убедительно описана и отражена в названиях двух нашумевших трудов, опубликованных в 1993 году: «Вне контроля» Збигнева Бжезинского и «Пандемониум» Дэниэла Патрика Мойнигана [13].

Как и статистическая многоцентровая модель, это представление о надвигающемся всеобщем хаосе близко к реальности. Оно достаточно наглядно объясняет многие явления, происходящие в мире, но при этом делает акцент на значительных изменениях в мировой политике. Например, на начало 1993 года по всему миру велось около 48 этнических войн, а на территории бывшего Советского Союза имели место 164 «территориально-этнических притязания, связанных с границами», из них 30 привели к той или иной форме вооруженных конфликтов [14]. И все же эта парадигма еще в большей степени, чем парадигма государств, страдает от излишней приближенности к реальности. Картина всеобщей и недифференцированной анархии дает нам мало ключей к пониманию мира и не помогает упорядочивать события и оценивать их важность, предвидеть тенденции в этой анархии, находить различия между типами хаоса и их возможными причинами и последствиями, а также разрабатывать руководящие принципы для государственных политиков.

Сравнение миров: реалии, теоретизирование и предсказания

Каждая из рассмотренных четырех парадигм предполагает различные пропорции учета реалий и теоретических построений. У каждой есть свои отличительные черты и ограничения. Вероятно, от недостатков можно избавиться, комбинируя парадигмы и постулируя, что в мире идут одновременные процессы дробления и интеграции [15]. На самом деле сосуществуют обе тенденции, и больше соответствовать действительности будет более сложная модель. Но она заставляет жертвовать теоретическими конструкциями ради большего приближения к реальности, что в конце концов приводит к отрицанию всех парадигм и теорий. Кроме того, объединив две взаимно противоположные тенденции, теория дробления-интеграции не может объяснить, при каких обстоятельствах будет превалировать одна тенденция и при каких – другая. Вопрос состоит в том, что необходимо разработать парадигму, которая будет рассматривать более значимые события и давать лучшее понимание тенденций, чем другие парадигмы, оставаясь на том же уровне абстракции.

Кроме того, эти четыре парадигмы несовместимы друг с другом. Мир не может быть одновременно единым и фундаментально разделенным на Восток и Запад или Север и Юг. Не может и национальное государство быть краеугольным камнем международных отношений, если оно дробится или разрывается разрастающейся гражданской войной. Либо мир един, либо их два, либо это 184 государства, либо это бесконечное количество племен, этнических групп и национальностей.

Рассматривая мир в рамках семи или восьми цивилизаций, мы избегаем множества подобных сложностей. Эта модель не приносит реальность в жертву теоретизированию, как в случае с парадигмами одно– и двухполюсного мира; в то же время она не жертвует абстрагированием в пользу реальности, как статистическая и хаотическая парадигмы. Это обеспечивает довольно простую и ясную систему понимания мира, позволяет определить узловые моменты многочисленных конфликтов и предсказать возможные пути развития будущего, а также дает ориентиры политикам. Эта схема также включает в себя элементы других парадигм и частично построена на их основе и даже позволяет их согласовать. Полицивилизационный подход, например, утверждает, что: