Сказки немецких писателей - Новалис Страница 4

— Пути наши здесь расходятся, — сказал незнакомец, — я углубляюсь в эту страну, ведь там, где находится старая шахта, — мой дом: горные породы — мои соседи, горные ручьи рассказывают мне по ночам чудесные истории, туда ты не можешь пойти со мною. Но посмотри в другую сторону — на Руненберг, на его отвесные стены. Как дивно, как заманчиво выглядят эти старые камни! Разве ты никогда там не бывал?

— Не бывал, — отвечал юный Кристиан, — но от моего старого лесничего слышал я однажды удивительные истории об этой горе, но я, глупец, тут же забыл их; припоминается мне, что в тот вечер сделалось у меня так жутко на душе! Я хотел бы как-нибудь взобраться туда наверх, ибо свет звезд там самый яркий, трава, должно быть, самая зеленая, и дивный мир лежит под ногами, и, как знать, вдруг да и обнаружатся там чудеса минувших времен.

— Так тому и быть, — ответил незнакомец, — человек должен только уметь искать; тот, чье сердце охвачено неотступным стремлением, отыщет здесь старинных друзей, обнаружит сокровища — найдет всё, чего страстно желала его душа.

С этими словами незнакомец стал быстро спускаться по тропе, не сказав слова прощания своему спутнику, и вскоре пропал в зарослях кустарника, а ещё через некоторое время и шаги его смолкли. Юный охотник не удивился, он лишь ускорил шаг, направляясь к Руненбергу, и всё вокруг указывало ему путь: звезды, казалось, направляют свет свой именно туда, ясная лунная дорожка протянулась прямо к руинам, прозрачные облака поднимались вверх, а из земных глубин с ним вели разговоры ручьи, шумели леса, — они вливали в него отвагу. Он летел как на крыльях, сердце колотилось, он ощущал в груди радость столь великую, что она начинала походить на страх. Ему попадались места, в которых он никогда не бывал, всё круче становились скалы, пропала растительность, голые стены, казалось, сердито окликали его, и одиноко стенающий ветер гнал его всё дальше и дальше. Вот так поспешал он вперед, ни разу не остановившись, и глубокой ночью, уже после полуночи, выбрался на узенькую тропку, которая вилась по самому краю пропасти. Он не обращал внимания на бездонную глубь, которая зияла у него под ногами и могла поглотить его, столь сильно был он захвачен своими безумными видениями и неизъяснимыми желаниями. Этот опасный путь шел затем вдоль каменной стены, столь высокой, что казалось — она упирается в облака; поднимаясь вверх, тропа с каждым шагом становилась всё уже, и юноше приходилось хвататься за выступающие камни, чтобы не сорваться вниз. Наконец дошел он до места, где тропа заканчивалась под каким-то окошком, и ему пришлось остановиться. Он не знал, повернуть ли ему назад или остаться здесь. И вдруг видит он: как будто свет сочится сквозь камни старых стен. Заглянул он в окно и обнаружил старинную просторную залу, причудливо разукрашенную всякими каменьями и хрусталями, — она вся мерцала разноцветными огоньками; они таинственно сплетались и переливались, освещённые трепетным пламенем свечи, которую держала в руках величественная дева, в раздумье расхаживая с нею по покоям. Не похожа была она на смертную женщину — столь огромен был её рост, столь суров облик; но восхищенному юноше казалось, что никогда ещё не приходилось ему видеть такую красоту, и не думал он, что такая бывает.

Трепет охватил юношу, но втайне желал он страстно, чтобы она подошла к окну и увидела его. Наконец дева остановилась, поставила свечу на хрустальный столик, подняла очи и проникновенно запела:

Духи — те и эти

— Всех, кто жил на свете,

Соберитесь, строги,

В золотом чертоге,

Поднимите главы,

В смерти величавы,

Встаньте в немощи зловещей,

Станьте в жажде неизбывной, —

Не толпой богопротивной,

А божественностью вещей!

Закончив петь, принялась она снимать свои наряды и убирать их в роскошный ларец. Сначала сняла она золотую фату, и длинные черные волосы волнистым потоком хлынули почти до пят; затем обнажила грудь, и юноша забыл обо всём на свете, созерцая неземную красоту. Затаив дыхание, смотрел он, как она одно за другим снимает свои одеяния; обнаженной ступала она теперь по зале, и её тяжелые струящиеся кудри были подобны темному неспокойному морю, из волн которого то там, то здесь виднелось сияющее как мрамор, белоснежное тело. Через некоторое время приблизилась она к другому золотому ларцу, вынула зеркало, обрамленное разноцветными камешками, рубинами, бриллиантами и прочими драгоценностями, и долго испытующе разглядывала его. Как показалось юноше, в зеркале составился из разнообразных красок и линий странный, непонятный знак; несколько раз, когда отражение от зеркала попадало прямо ему в глаза, оно больно слепило юношу, но затем зеленые и голубые переливающиеся огоньки вновь услаждали его взор; а он стоял, пожирая глазами всё, что видел, и в то же время был всецело погружен в себя. В глубине его души разверзлась бездна образов и сладостных звуков, тоски и блаженства, мириады крылатых звуков, грустных и веселых мелодий роились в его душе, потрясенной до самых глубин; он чувствовал, как вырастает в нем целый мир боли и надежды, мощные утесы понимания и гордой веры, неистовые водные потоки, словно переполненные скорбью. Он был словно сам не свой и испугался, когда красавица вдруг отворила окно, протянула ему магическое зеркало и произнесла лишь несколько слов:

— Возьми это на память обо мне!

Он взял зеркало и ощутил под рукой запечатленный на нем магический знак, и знак этот тотчас проник, невидимый, в самое его сердце, а свет, и величественная красавица, и странная зала пропали. Словно темная ночь с завесами облаков опустилась над его душой. Он искал прежних своих чувств, прежнего восторга и неизъяснимой любви, он вглядывался в драгоценное зеркало, в котором слабым голубоватым светом отражалась заходящая луна.

Он всё ещё крепко сжимал в руках зеркало, когда забрезжило утро, и он, обессиленный, пошатываясь в полусне, спустился с кручи.

…Лицо юноши, спавшего мертвецким сном, осветилось солнцем, и он, проснувшись, обнаружил, что лежит на прелестном холме. Огляделся вокруг и заметил далеко позади, у самой кромки горизонта, едва различимые развалины Руненберга. Хватился он того зеркала — и нигде не мог найти его. В смятении хотел он было собраться с мыслями и привести в порядок свои воспоминания, но память его словно погружена была в какой-то туман, в котором беспорядочно сплетались бесформенные образы, неведомые и дикие. Вся его прежняя жизнь осталась позади