Александр Керенский - Потерянная Россия Страница 10

Когда гитлеровцы вторглись в Советский Союз, перед русским зарубежьем встал один и тот же вопрос: «С кем вы, эмигранты?» Выступая 27 июня 1941 года по американскому радио, Керенский сказал: «Я объявляю от имени огромного большинства русского народа внутри России и за границей, что мы берем на себя обязанность служить нашей стране, несмотря на кремлевскую диктатуру… Мы, настоящие русские патриоты за границей, без различия партий или социальных положений, всем сердцем и всей душой поддерживаем страшную борьбу русской армии» (Новое русское слово. 1941. 28 июня).

Этот призыв услышали и поддержали тысячи российских патриотов во всех уголках эмигрантского рассеяния. Керенского же особенно порадовало то, что среди тех, кто думал так же, как он, были почти все его «старые знакомые», «друзья и недруги»: политики П. Н. Милюков, B. М. Чернов, П. П. Юренев, Ф. А. Степун, И. И. Фондаминский (погиб в Освенциме), В. А. Маклаков, генерал А. И. Деникин, деятели культуры C. В. Рахманинов, А. Н. Бенуа, М. А. Алданов, Н. Н. Берберова, И. А. Бунин, Б. К. Зайцев, мать Мария (погибла в Равенсбрюке), М. А. Осоргин…

В конце 1950–х годов Александр Федорович получает приглашение поработать в Стенфордском университете и Гуверовском институте войны, революции и мира. Ему поручают исследовать и подготовить к печати хранящиеся в институтском архиве подлинные документы Временного правительства. Александр Федорович со всей добросовестностью отнесся к этому поручению. Чтение текстов словно вернуло ему молодость, позволило еще раз заглянуть в те лучшие, ни на миг не забываемые им дни. В 1961 году трехтомный сборник «The Russian Provisional Government, 1917» вышел в свет. Это был подарок Керенского самому себе — к восьмидесятилетию. Александр Федорович сопроводил издание обстоятельной вступительной статьей и комментариями. Изучая эти и другие книги Керенского, исследователи все более убеждаются: другим первоисточникам крайне трудно соперничать с его свидетельствами. Любые отклонения от правды, малейшие искажения фактов Керенский побивает документами, ссылками на которые полны его мемуары и которые в подлинниках предстали наконец перед читателями (к сожалению, пока зарубежными).

Каким был Керенский в последние годы жизни? Об этом нам оставила воспоминания Н. Н. Берберова: «По полутемным комнатам, старомодным покоям дома Симпсонов, где он жил, опекаемый слугами — японца- ми, служившими в доме с незапамятных времен, он бродил ощупью между своей спальней, библиотекой и столовой, операция катаракты не дала результатов, а правый глаз был потерян давно» (Курсив мой. С. 351). И еще: «Людей вокруг него почти не оставалось». Он пережил одного за другим всех своих сверстников. Не осталось у него связей и с первой семьей: О. Л. Барановская с сыновьями и внуками жила в Лондоне, лишь изредка напоминая о себе бывшему супругу.

В апреле 1970 года Александр Федорович выступил в Лондоне на радиостанции, вещавшей на Советский Союз. «Россия придет к свободе», — в который раз убежденно повторил он свое пророчество. И еще об одном сказал он в том выступлении — последнем в его жизни: у России «было немало замечательных имен, заслуживающих всяческого уважения». Произнося эти слова, Александр Федорович тайно надеялся, что в ряду «замечательных» будут называть и его имя.

Воодушевленный своей речью, «удачной», как ему сказали друзья, он вернулся в Нью — Йорк. Здесь поджидала его беда. На пути к дому после обязательного каждодневного моциона полуслепой и немощный в свои восемьдесят девять лет Александр Федорович оступился на лестнице и упал. Вызванный на дом хирург определил перелом тазовых костей и вывих плеча. Последовали семь недель мучительной борьбы за жизнь, и 11 июня 1970 года в 5 часов 45 минут утра Александра Федоровича Керенского не стало.

Итог его жизни подвела в некрологе парижская «Русская мысль» (1970. 18 июня), много лет относившаяся к нему недружественно. На сей раз газета очень старалась быть объективной: «Вся биография этого удивительного человека вмещается в несколько месяцев 1917 года. Все остальное — и то, что он родился в 1881 году в том же самом Симбирске и в той же учительской среде, где на несколько лет раньше (на одиннадцать лет раньше. — Т. П.) увидел свет его будущий соперник и победитель Ленин, и то, что в 1912 году молодым адвокатом он стал депутатом Государственной думы и вошел в численно незначительную фракцию трудовиков, и то, что впоследствии, после поражения тенью прошлого 50 лет жил в изгнании (в Париже, Лондоне и, наконец, в Нью — Йорке), — как будто относится к другому лицу… Он вызывал (правда, недолгое) восхищение одних и столь же безмерную, но уже провожающую его даже до могилы ненависть других. Ни того, ни другого, по совести говоря, он не заслужил».

Т. Прокопов

Февраль и Октябрь. Из воспоминаний

Государственная измена Ленина

Государственная измена Ленина, совершенная им в самый разгар войны, исторически бесспорный и несомненный факт.

Конечно, Ленин не был вульгарным, в обычном смысле слова, агентом Германии. «Буржуазное» отечество он не считал своим отечеством и никаких по отношению к нему обязательств в себе не чувствовал. Измышленная же им теория пораженчества вообще и поражение царской монархии «в первую очередь» психологически вполне подготовила его к осуществлению его теорий путями, которые на обычном языке «буржуазной» государственности именуются предательством и изменой.

Нужно сказать, что самая чудовищность преступления Ленина сделала его настолько невероятным в сознании обыкновенного честного человека, что до сих пор еще огромное большинство людей не может поверить в факт. А между тем он подтвержден сейчас уже и совершенно определенными признаниями в воспоминаниях Гинденбурга[4], Людендорфа[5] и генерала Гофмана[6], ближайшего руководителя всех немецких операций на русском фронте, и разоблачением Эдуарда Бернштейна[7].

Я не буду здесь приводить всех соответствующих выдержек из опубликованных работ упомянутых только что трех немецких генералов. Достаточно следующих немногих слов генерала Людендорфа: «Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность. Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия пала».

Мне лично не нужно было ждать поздних, после войны, германских полупризнаний. Измену Российскому государству Ленина и его сотрудников ближайших мы, Временное правительство, установили летом 1917 года самостоятельно. Дело было так.