Михаил Кириллов - Учитель и его время Страница 10

Еще до выбора и обсуждения темы диссертационного исследования Гембицкий включился в клиническую работу. Палата на 8 довольно сложных больных, участие в обходах, консультации в отделениях, дежурства по больнице. На кафедре клинический эквивалент сотрудника значил очень много, все остальное дополняло его. Особенно трудными были дежурства. Хирурги дежурили бригадой, а терапевт был один. Приемный покой и все 7 этажей. Из разных отделений зовут и зовут дежурного терапевта: от эпилептического статуса в неврологическом отделении до желудочного кровотечения в хирургическом, не считая собственной терапевтической клиники… За ночь выматывался, надо было еще все записать. А после дежурства – свои больные. Потом – библиотека и домашние заботы. Жили на частной квартире, жена работала, дочка готовилась идти в первый класс… Нужно было учиться распределять свои силы, и это постепенно стало нормой.

Конечно, лечебная работа не была для него чем-то новым после Уссурийского госпиталя, но сложность патологии, ее возрастной диапазон (преобладание больных старших возрастов, большая частота ишемической болезни сердца, гипертонической болезни – не армейской патологии) предъявляли дополнительные требования к клинической подготовке.

Важно, что появилась возможность гласного обсуждения больных, у которых имелись принципиальные особенности. Эти вопросы выносились на клинические обходы и кафедральные конференции, что прививало навыки продуманной аргументации и участия в публичной дискуссии. Прежде, в Уссурийском госпитале такой практики не было. В клинике обсуждения были регулярными. Они привлекали до 30 врачей из больницы, из других клиник, из госпиталей, ну и, конечно, слушателей. Проводил обходы сам Николай Семенович, он же вел конференции, стимулируя выступления молодых врачей. Эту школу прошел и адъюнкт Гембицкий.

Клиническое разнообразие больных требовало и разнообразной литературной подготовки. Началось библиотечное «застолье», ставшее системой на всю жизнь. Это не позволяло замыкаться в узких диссертационных рамках.

Жили Гембицкие после приезда из Уссурийска сначала на ул. Петра Лаврова, затем на Невском проспекте, па последнем этаже (без лифта и удобств), на Фонтанке около Чернышевского моста и, наконец, с 1953 г. – в собственной, полученной от Академия, небольшой комнате в коммунальной квартире на ул. Смирнова. Когда ее получили, Нина Яковлевна плакала, что «наконец-то их никто не выгонит». Это обычная судьба офицерской семьи. Вряд ли это способствовало работе Евгения Владиславовича. В 1953 г. у них родилась и вторая дочь – Ира.

В скором времени его стали привлекать и к ведению учебных занятий. На кафедре обучались слушатели как лечебно-профилактического факультета, факультета подготовки войсковых врачей, так и слушатели командно-медицинского факультета (последние – только по курсу военно-полевой терапии). Преподавание ВПТ (так было в течение 8 лет) проводилось по инициативе проф. Н. С. Молчанова. Позже, на основе этого опыта была сформирована самостоятельная кафедра военно-полевой терапии. Участие в преподавании в эти годы сыграло большую роль в последующей педагогической деятельности Е. В. Гембицкого.

В кафедральный педагогический коллектив в эти годы влились как высококвалифицированные клиницисты, получившие опыт работы армейских терапевтов, ведущих терапевтов крупных госпиталей (С. И. Вульфович, Б. А. Овчинников, М. Л. Щерба, М. Ю. Рашюпорт, В. Г. Шор, Б. С. Налимов и др.), так и выпускники адъюнктуры, ординатуры и 1-го факультета, среди которых, кроме Е. В. Гембицкого, были В. П. Сильвестров, В. В. Медведев, А. Д. Пушкарев, П. С. Никулин, В. В. Бутурлин, И. И. Красовский и др. Н. С. Молчанову в довольно короткие сроки удалось создать научно-педагогический коллектив, обладавший высокими потенциальными возможностями.

Расширение на базе областной больницы клинической и биохимической лабораторий, открытие современных кабинетов функциональной диагностики позволили создать достаточно мощную базу не только для клинической, но и для научной работы, в том числе на диссертационном уровне (Шустов С. Б. и соавт. Николай Семенович. Молчанов. К 100-летию со дня рождения кафедры. С. – Пб., 1997, 93 с.).

Доминанта общих интересов, увлеченность работой, доброжелательность позволяли сотрудникам кафедры – людям с весьма разными личностными особенностями – не мешать друг другу. Кафедра была слаженным творческим ансамблем.

У меня, тогда слушателя Академии, сохранились добрые воспоминания об этой кафедре. Своеобразно читал лекции проф. М. Л. Щерба. Он медленно ходил по сцене и размышлял вслух. Все было по теме, но очень необычно – задумчиво и серьезно, несколько тяжеловесно, но неповторимо. Внешнее сходство его с Боткиным отчего-то казалось мне нарочитым… Я тогда, конечно, не знал еще, что он блестящий диагност и автор известной монографии «Общий амилоидоз». Он был одним из учителей Е. В. Гембицкого. Лекции Н.С. Молчанова были более эмоциональны, отличались ясностью мысли, доступностью и образностью, доброжелательным контактом с аудиторией, без чего по складу своего характера Н. С. вообще не мог бы работать. Лекции его пользовались популярностью. Правилом было присутствие на них всего профессорско-преподавательского состава.

Помню и других преподавателей той кафедры. Высоченного ростом П. С. Никулина. Он был очень строг к слушателям, и пробиться к четверке у него было практически невозможно. Запомнились его диагностические «загадки», например: «Сердце бьется, нос трясется, глаза выскочить хотят?»… Как-то, обследуя больного, я случайно раздавил капилляр с ртутью в аппарате Рива-Роччи, принадлежавшем проф. Б. А. Овчинникову. Это было ужасно. Однако, узнав об этом, он лишь огорченно покачал головой, но не рассердился. В это же время здесь бывал и работал Гембицкий, но тогда нам познакомиться не довелось.

В целом, кафедра госпитальной терапии в 50-е годы была, по-видимому, наиболее динамичной и результативной терапевтической кафедрой Академии.

Раннее послевоенное время было насыщено переменами. Страна оживала. Это время было временем победителей. Всем хотелось идти быстрым шагом, несмотря на еще не преодоленную разруху. Люди наверстывали то, что было отнято у них войной. Их намерения часто превышали их возможности и возможности государства. Вот почему время тогда буквально летело, но летело неровно и нервно, напоминая картину, хорошо знакомую ленинградцам, – быстро бегущие рваные серые облака над Невой, когда вдруг – то потемнеет и посуровеет все вокруг, то на минуту прорвется солнцем, для того, чтобы вновь погрузить все в темноту.

Развернулась борьба идей в различных сферах жизни, в том числе в медицине и биологии. В 1948 г. прошла памятная сессия ВАСХНИЛ АН СССР, на которой были подвергнуты разгрому виднейшие представители советской генетики (довоенного времени – Н. И. Вавилов – и послевоенного). Их обвиняли в бесполезности их деятельности для народного хозяйства, находящегося в трудном положении, в космополитизме, в буржуазном перерождении и т. п. Предавались анафеме даже их книги.