Первый: Новая история Гагарина и космической гонки - Стивен Уокер Страница 10

землянка до сих пор существует: крохотное тесное и низкое помещение с двухъярусными нарами, столом и земляным полом, обшитое такой же сосновой доской, какую Алексей использовал при строительстве своего дома. Еды вечно не хватало. У Юрия и Бориса не было возможности ходить в школу, но Анна как могла учила их сама. Старший Валентин вспоминал, как быстро Юрий превратился из смешливого малыша в тихого замкнутого ребенка. «Он стал реже улыбаться… хотя по природе был очень веселым мальчиком. Помню, он иногда плакал от боли или из-за всех тех ужасов, которые происходили вокруг… Некоторые черты Юриного характера, вернее характера будущего летчика, космонавта Юрия Гагарина… появились в то время, в дни войны»[42].

Биографии Гагарина советской эпохи – и даже некоторые современные российские – часто оставляют за кадром не очень светлые стороны его жизни и прошлого. Слишком сильно стремление возвеличить и очистить от грехов одну из культовых фигур России. Но одно жуткое переживание военного времени, оставившее в душе Гагарина отпечаток на всю жизнь, не забывает никто. Его младшему брату Борису только что исполнилось пять, когда особенно склонный к садизму немецкий солдат по имени Альберт заподозрил мальчика в какой-то мелкой пакости и объявил ее диверсией. Он схватил Бориса, завязал у него на шее шарф, подвесил ребенка на дереве и ушел. Семилетний Юрий все это видел, бросился к брату и отчаянно попытался ослабить узел, но тот оказался слишком тугим. Он что было мочи стал звать на помощь, и Анна, выбежав из землянки, с ужасом увидела безжизненно висящего сына. Она лихорадочно высвободила мальчика. Борис был без сознания, но жив. После этого он месяц не мог ходить и часто кричал во сне. Воспоминания об этом преследовали его много лет. Если Юрий Гагарин шел вперед к мировой славе, то Борису было нелегко найти свой путь в жизни. Эпилог для него оказался трагическим: он умер в 1977 году, когда ему было всего 41. Он страдал раком желудка и однажды, не выдержав страшной боли, повесился у себя дома.

Красная армия освободила Клушино весной 1943 года, но старших детей Гагариных, Валентина и Зою, немцы угнали в рабство. Они вернулись домой больными и истощенными только после войны, когда родители уже считали их мертвыми. Юрию к этому времени исполнилось 11. «Он вырос очень быстро, – говорит дочь Гагарина Елена. – Если по телевизору показывали кино про Великую Отечественную, он всегда выходил из комнаты. Он не хотел это смотреть»[43]. Но война подарила Гагарину и страсть к полетам: незадолго до нацистской оккупации он видел, как рядом с деревней совершил аварийную посадку советский истребитель, а второй советский самолет приземлился неподалеку, чтобы подобрать первого летчика. Пилот второго самолета разрешил мальчику залезть в кабину и показал приборы. Юрий был заворожен. Один из летчиков дал мальчику несколько ломтиков шоколада, которыми, по уверению советских биографов Гагарина, он поделился с друзьями. Самолет улетел, но у мальчишки осталось намного больше, чем шоколад, – мечта стать летчиком.

После войны плотницкое мастерство Алексея Гагарина пользовалось огромным спросом. Он перевез семью в сильно пострадавший соседний городок Гжатск, где работы было более чем достаточно. Вместе со скарбом Алексей перевез и свой дом: разобрал его в Клушино и перевез бревно за бревном на телеге, запряженной лошадью, за 25 км в Гжатск, а там снова собрал. После школы юный Гагарин отправился изучать литейное дело в техническое училище в Саратове – городе на Волге в 800 км к югу от Москвы. Закалка и привычка во всем полагаться на себя, приобретенные во время войны, теперь сочетались в нем с неистощимой энергией и целеустремленностью. Юноша изучал все, что училище могло ему предложить: в его библиотечном формуляре значится более пяти сотен книг. Он играл на трубе, увлекся фотографией, участвовал во множестве постановок, включая популярную музыкальную пьесу «Великие стройки коммунизма»[44].

Помимо всего этого, Юрий находил время для занятий чуть ли не всеми видами спорта, доступными в училище, включая лыжи, гимнастику и баскетбол, в команде по которому он был капитаном, хотя и не отличался большим ростом. Он ухаживал за девушками и читал доклады в клубе любителей физики; один из них был посвящен русскому ученому и мечтателю Константину Циолковскому, работы которого рассказывали о будущих космических путешествиях и, если верить надиктованной Гагариным автобиографии «Дорога к звездам», заразили его «новой болезнью, которой нет названия в медицине, – неудержимой тягой в космос»[45].

Параллельно Юрий учился летать. Ребенком после войны он вступил в пионеры – сделал первый шаг на пути к членству в Коммунистической партии, и его мать Анна часто вспоминала, с какой гордостью он носил свою идеально отглаженную пионерскую форму и красный галстук. В Саратове хорошая характеристика открыла перед ним возможность поступить в местный аэроклуб ДОСААФ. «Небо любит до безумия, – говорил его инструктор. – И вообще старательный хлопец, трудолюбивый, весельчак»[46]. Хвалили его и за аккуратность – еще одно полезное качество. И здесь тоже мы видим его почти сверхъестественную способность выделяться из толпы: фотография Гагарина в кабине самолета, сделанная в день первого самостоятельного вылета, появилась на первой полосе газеты «Молодой сталинец» под заголовком «Летать выше, дальше, быстрее!». Настоящий подарок для будущих советских биографов, правда вскоре Сталин был официально развенчан, так что этот факт никогда не упоминался.

Карьера военного летчика манила. Окончив техникум с предсказуемыми высшими оценками по 31 из 32 предметов, Гагарин получил право преподавать как специалист-плавильщик в Томске. Однако он, что неудивительно, предпочел вместо этого учебу на пилота скоростных реактивных самолетов. Он летал на МиГ-15 за полярным кругом, когда летом и осенью 1959 года проводился первоначальный закрытый отбор летчиков для пилотируемой космической программы СССР. Гагарин, естественно, прошел его. Заразительное жизнелюбие, способность производить приятное впечатление, интеллект и лидерские навыки, безупречный внешний вид и военная пунктуальность, крестьянское происхождение и даже внешность – все это помогло Гагарину открыть дверь в космос, как прежде, с послевоенных времен, помогало открывать вообще все двери. В другом человеке сочетание этих качеств вполне могло производить отталкивающее впечатление, но Гагарин обладал настоящим талантом приобретать друзей. Может быть, все дело было в его чувстве юмора, которое отмечали еще летные инструкторы, или в заразительной улыбке. А может быть, причина лежала глубже и заключалась в том, чему завидовал его друг и соперник Герман Титов, когда говорил, что Гагарин «мог договориться с кем угодно… в любой ситуации способен был найти ключик к человеку»[47]. Теперь невысказанный вопрос заключался в том, удастся ли ему так же найти ключ к бессмертию.

4

Инаугурация

20 ЯНВАРЯ 1961 ГОДА

Капитолий, Вашингтон

На следующий день после пока что сохраненного в секрете назначения Алан Шепард и его жена Луиза, не испугавшись снегопада и дорожных пробок, отправились посмотреть, как президент Кеннеди будет приносить присягу. Когда в 12:50 новый президент поднялся на трибуну в недавно расширенном восточном крыле Капитолия, ночная метель давно прекратилась и на чистом голубом небе ярко сияло солнце. Окрестности Капитолия покрывал снег, но всё, как позже написал Хью Сайди из журнала Time, «дышало свежестью и новыми надеждами»[48]. По оценкам, около миллиона зрителей вместе с Шепардами наблюдали, как председатель Верховного суда США Эрл Уоррен принимает присягу. Еще 80 млн американцев смотрели церемонию по телевизору – впервые инаугурацию показывали в прямом эфире и к тому же, для счастливых обладателей соответствующих телевизоров, в цвете. Несмотря на холод, Кеннеди был без шляпы и пальто, в отличие от 70-летнего Эйзенхауэра, который надел пальто и толстый белый шарф. За несколько минут до церемонии возникла легкая суматоха: во время инаугурационной молитвы, которую проводил архиепископ Бостонский кардинал Ричард Кушинг, из-под трибуны вдруг пошел дым. Позже кардинал утверждал, что намеренно затянул молитву – она продолжалась целых 12 минут, – чтобы в случае чего заслонить президента своим телом от взрыва. В свете убийства Кеннеди в ноябре 1963 года этот момент вызывает определенные ассоциации, но тогда какой-то