Первый: Новая история Гагарина и космической гонки - Стивен Уокер Страница 11

Пусть каждое государство, желает ли оно нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем все трудности, преодолеем любые испытания, поддержим своих друзей и остановим врагов ради спасения и укрепления свободы[49].

Его выступление длилось всего на пару минут больше, чем молитва кардинала, но даже сегодня, спустя 60 лет, заключительное обращение президента к соотечественникам-американцам – «Не спрашивайте, что может сделать для вас Америка, спросите, что вы можете сделать для своей страны» – звучит очень актуально. Но слова Кеннеди несли также яркий призыв к защите свободы «в час наивысшей опасности для нее». Не называя явно СССР, он предлагал переговоры во имя мира во всем мире, но это предложение подразумевало применение силы в случае, если «недруг» Америки не согласится на него. В этот момент Сайди не мог не взглянуть на советского посла Михаила Меньшикова, находившегося, как положено, на трибунах возле президента. Тот невозмутимо сидел, надвинув шляпу на лоб и сложив перед собой руки в перчатках.

Мир, в котором Кеннеди стал президентом в тот холодный и ясный январский день 1961 года, был, по мнению многих, опаснее любого периода в прошлом. Во время избирательной кампании Кеннеди активно выступал за уменьшение так называемого отставания по ракетам[50] от СССР – отставания, которого на самом деле не было, хотя миф о его существовании и помог ему выиграть выборы[51]. Но само наличие арсеналов ядерных боезарядов и средств их доставки в сочетании с порождаемыми ими страхами создавало в стране почти перманентную атмосферу тревоги, ослабить которую не могли ни регулярные учения по действиям в случае ядерного нападения[52], ни мультики, в которых симпатичная черепашка по имени Берт показывала маленьким американским мальчикам и девочкам, что делать при взрыве бомбы, в сотни раз мощнее сброшенной на Хиросиму.

Противостоящий Кеннеди советский премьер Никита Хрущев, первый секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, был силой, с которой следовало считаться. Он доказывал это не единожды, взять хотя бы отправку в 1956 году танков на подавление попытки Венгрии освободиться от советского ярма и организацию последующей расправы над лидером этой страны[53]. Маленький и тучный, громкоголосый и склонный к внезапным, но четко нацеленным вспышкам ярости, во время которых он, бывало, грозил кому-нибудь кулаком, Хрущев был способен на самые дикие выходки. Он мог заявить западным послам на дипломатическом приеме, что всех их «похоронит»[54], или радостно похвастаться, что его страна печет ядерные ракеты «как сосиски»[55], даже если на самом деле это было не так. Или – в памятном октябре 1960 года – снять ботинок и стучать им по столу на Генеральной Ассамблее ООН[56], чтобы прервать какого-то делегата, который в этот момент говорил что-то недоброе о Советском Союзе. До сего дня не утихают споры о том, действительно ли он стучал ботинком (хотя его переводчик, который при этом присутствовал, утверждал, что стучал, причем с такой силой, что сломал наручные часы). Как бы то ни было, факты здесь не имеют значения. Важна легенда, особенно если она способна заставить противников лишний раз задуматься.

Очередной шедевр красноречия Хрущева прозвучал 6 января, на следующий день после того, как Бушуев представил новый график советского пилотируемого космического полета, и всего за две недели до инаугурации Кеннеди. Говоря о «сдерживании империалистических авантюристов»[57], Хрущев явно хотел сделать предупреждение новому президенту. «В мире нет теперь силы, – заявил он, – которая могла бы преградить движение к социализму народов все новых стран». Поскольку реальность «горячей» войны подразумевала, так или иначе, гибель всего мира, альтернативной стратегией для обеих сторон в «холодном» варианте стало распространение своего влияния и идеологии на те части земного шара, где нарастала нестабильность. А к январю 1961 года было из чего выбирать: в Конго раскручивался маховик гражданской войны, к которой приложили руку и Советы, и Америка; в Лаосе, стране без выхода к морю в Юго-Восточной Азии, рядом с Вьетнамом, ЦРУ занималось созданием марионеточного правительства, а Советы активно поставляли оружие сражающимся с ним партизанам; на Кубе, лидера которой, революционера-социалиста Фиделя Кастро, Советы активно обхаживали; наконец, в Берлине – городе, разделенном идеологией, а потом и стеной, который Хрущев в одной из своих выразительных тирад назвал «мошонкой Запада»[58]. «Каждый раз, когда я хочу, чтобы Запад завопил, – добавил он, – я нажимаю на Берлин».

Существовала, однако, еще одна принципиальная сфера конкуренции двух сверхдержав, причем такая, за которую остро переживали многие американцы, – ведь она со всей очевидностью отражала дух нового десятилетия и новые технические возможности. Этой сферой был космос.

В Америке 1950-х и начала 1960-х космос был повсюду – в высокобюджетных голливудских блокбастерах и малобюджетных фильмах категории «Б», в бесчисленных телешоу и научно-фантастических книгах, в журналах вроде Collier's, Astounding и Galaxy, в тысячах детских игрушек и в автомобилях с тюнингом в виде крыльев ракет. Достаточно вспомнить телесериалы «Театр научной фантастики» и «Сумеречная зона», комиксы про Бака Роджерса и Флэша Гордона, фильмы «Вторжение инопланетян», «Пожиратели мозгов» и «Я вышла замуж за монстра из космоса», книги Артура Кларка, Роберта Хайнлайна, Рэя Брэдбери и Айзека Азимова. Они нередко рисовали апокалиптические картины, где инопланетяне, в образе которых угадывались злобные коммунисты, нападают на Землю, похищают добропорядочных американцев, промывают им мозги, а то и вообще съедают их. Космос был интересен, современен, крут и открывал новое поле битвы.

Вице-президент Линдон Джонсон, который принес присягу за несколько минут до Кеннеди, прекрасно все это понимал, когда сказал однажды, что «контроль над космосом означает контроль над миром». Но для Джонсона, возглавлявшего прежде сенатский комитет по аэронавтике и космическим наукам, контроль над космосом был не только военным вопросом, связанным со шпионскими спутниками и экзотическими видами оружия, но и вопросом идеологии, идейной битвы между двумя противостоящими системами, наборами ценностей и образами жизни. В январе 1961 года, когда гонка за отправку в космос первого человека по всем признакам вышла на финишную прямую и до определения победителя оставалось от силы пара месяцев, для многих это было крупное, если не главное, поле битвы двух сверхдержав. Хрущев определенно думал именно так. «Он понимал, – вспоминал Борис Черток, видный советский инженер-ракетчик, – что космические победы могут быть важнее в политике, чем размахивание ядерной дубинкой»[59]. В то время космическая гонка была везде, она буквально наполняла эфир. Говоря словами самого Хрущева, ее победитель доказал бы миру, что история на его стороне.

И все же в первом обращении к 80 млн сограждан и ко всему остальному миру новый президент США почти не упоминал о космосе.

Этот человек ассоциируется сегодня в памяти людей, пожалуй, с тем, что он был убит, а также с дерзкой и страстной увлеченностью идеей отправки американского гражданина на Луну, поэтому весьма странно видеть в его инаугурационной речи всего одно короткое упоминание о космосе. Уже ближе к концу речи, после призыва к «обеим сторонам» согласиться на инспекции и контроль ядерных вооружений, президент предложил объединить усилия в «исследовании звезд», наряду с совместным освоением пустынь, ликвидацией болезней, изучением океанских глубин и развитием гуманитарных наук и торговли. Список по любым стандартам довольно длинный, да к тому же сдобренный кучей банальностей. В общем, те три слова, что представляли космический аспект в обращении президента, вряд ли заставили чьи-то сердца биться чаще, если их вообще заметили. Это совсем не похоже на Кеннеди, который всего четыре месяца спустя, в мае, просил Божьего благословения на полет к Луне до конца текущего десятилетия, на «самое рискованное, опасное и великое приключение, в которое когда-либо пускался человек», и призвал выделить на это $20 млрд из средств налогоплательщиков (что соответствует примерно $174 млрд по курсу 2021 года[60]), а возможно, и гораздо больше.

Во время избирательной кампании Кеннеди часто удавалось набирать очки в борьбе с его оппонентом Ричардом Никсоном на отставании Америки в космической гонке и на так называемом, хотя и не существовавшем в реальности, отставании в ракетно-ядерном вооружении. Как-то в ходе теледебатов он даже сказал, что не хочет