Илья Бражнин - Недавние были Страница 10

«…Вот ещё один рассказ о деревенской жизни Марьи Дмитриевны Кривополеновой: Марья Тихоновка (по мужу её так звали) часто у нас по Курги сбирала. И зимой приходила, и всяко. По недели жила у Першиных. Деревнюшка была хлебная, урожаи хорошие. Она и живёт, как придёт. Мы вот, ребятишки, и бегам. Перед домом на мурок седем. А она песни поёт. А то начнем звать;

- Пойдёшь, Машенька, по ягоды?

- Пойду.

И идёт с нами, малыми, по ягоды. На щелях мы брали. А она, как устанем, сядет и всё сказки нам рассказыват.

А как запоёт она небывальщину да неслыхальщину, как по синему морю Волынскому (Хвалынокому) всё жернова плывут, мы и кричим:

- Поди давай! Как жернова плывут? Ведь камень!

- Нет, - говорит, - плывут…

Тут смеху, и она с нами смеётся. Ласкова была до детей.

Много тогда она нам всего пела, да я не запомнила. Голос у неё был молодой. Нисколько не сменилсе».

Дед Кривополеновой Никифор Никитич Кабалин, от которого она переняла свои старины, и сама Марья Дмитриевна были не единственными в роду сказителями.

«…Былевая и сказочная традиции, по-видимому, были очень сильны в семье Марьи Дмитриевны. «В молодости она пела старины вместе со своей младшей сестрой Марфой Дмитриевной, находящейся замужем в деревне Вихтове», - сообщает А.Д. Григорьев. Кажется, знал старины и родственник её по матери Онисим Ульянов (также из деревни Вихтово). Славился впоследствии, как сказочник, и младший брат ее Ф.Д. Кабалин».

После трехмесячной поездки в 1915 году в Москву и Петроград Марья Дмитриевна вернулась к себе на родину. Столичная слава опередила её. Именитые купцы и горожане Архангельска «чли» питерские и московские газеты и любили при случае показать, что они тоже не лыком шиты. Выслали за «бабушкой» через двинской лед парные сани с медвежьей полостью… Все наперебой спешат выразить «бабушке» своё внимание. Устраивают ей вечера и «концерты». Зазывают в гости… На Пинегу Марья Дмитриевна покатила в тёплых санях, «с провожатым и колоколом», словно должностное лицо.

«В городе Пинеге оторопевшие хозяева маленького домика, куда пускали иногда на ночлег старую нищенку, проводили бабушку в банк положить приобретенные за время поездки деньги - плату за выступления - почти две тысячи рублей.

Банковские чиновники тоже не могли в толк взять, «за что Москва деньги платит», как это неприглядная старушка отхватила такой куш. Они просят её спеть им старину. Но старуха поняла:

- Как сиротиною ходила - пела, не слушали. А как деньги вкладаю, любопытно стало! Недосуг петь. Домой попадать надо.

Так и не спела».

«…В 1916 году, великим постом, М.Д. Кривополенова снова приехала в Москву. На этот раз одна, без провожатых.

- Сама с дорогой управилась…

Она поселилась у Озаровской… Ей отвели маленькую отдельную комнату, залитую солнечным светом. Оставаясь наедине с собой, Кривополенова вязала пёстрые рукавицы и тихонько напевала старины. И вдруг засмеётся или заплачет, смотря по тому, о чём поётся в былине».

«…Она вообще была впечатлительна и восприимчива. Представляя публике сказительницу и читая лекции о её творчестве, Озаровская всегда называла её просто «бабушкой». И в Москве у Кривополеновой вдруг появилось обыкновение говорить о себе в третьем лице и называть себя «бабушкой».

Как-то в 1916 году сотрудница Озаровской и спутница в её фольклористических поездках Александра Петровна Соколова ехала с Кривополеновой в трамвае. Всё обращали внимание на пёстрые пинежские варежки сказительницы. Та лукаво улыбнулась и, ни к кому, собственно, не обращаясь, сказала:

- А рукавички-то бабушка сама связала».

«… В Харькове ни на лошадях не ездила, ни ногами не хаживала. Носком носили…» - говорила Марья Дмитриевна, вернувшись в родные края после большой поездки по югу России.

Я уже рассказывал о том, что в 1921 году Кривополенова была вызвана Луначарским в Москву. История этой последней поездки Марьи Дмитриевны в столицу стоит того, чтобы на ней остановиться подробней. Когда возникла идея пригласить Кривополенову в Москву для участия в концерте в день открытия третьего конгресса Коминтерна, «в Архангельский губисполком была послана телеграмма за подписью А.В. Луначарского: не согласится ли бабушка Кривополенова выехать в Москву? За сказительницей было решено послать специального человека, который бы заботился о ней в дороге. Луначарскому рекомендовали совсем молоденькую студентку Анну Ипполитову.

Луначарский покосился на хрупкую девушку и, улыбаясь, спросил:

- А вы не боитесь ехать в такую даль? Там белые медведи и болота.

- Дайте мне в дорогу пуд махорки, - ответила практичная студентка.

Девушку снабдили махоркой и выдали внушительный мандат, в котором сообщалось, что Ипполитова «срочно командируется в Пинегу Архангельской губернии за сказительницей бабушкой Кривополеновой…» Но когда Ипполитова, вооруженная этим мандатом с подписью Луначарского, отправилась оформлять проездные документы, поглядев на этот мандат, ей возвратили его обратно:

- Поездка за бабушкой - дело семейное. Билет выдать не можем.

Не получив билета, Ипполитова вернулась в Наркомпрос… В Наркомпросе Луначарский на своем личном бланке написал:

Разъяснение

С поездкой т. Ипполитовой за бабушкой Кривополеновой вышло недоразумение. Командировку посчитали за частное дело, между тем как она делается по специальному решению Совета Народных Комиссаров, постановившего бабушку Кривополенову в возможно комфортабельных условиях перевезти в Москву, дать ей академический паёк и весьма повышенное денежное содержание и вообще обеспечить остаток её дней.

Дело это считается государственно важным, и я прошу командировку считать одной из первоочередных.

Нарком по просвещению А. Луначарский.

- Да. Да. Пусть знают, что это уже не простоя бабушка, а государственная бабушка, - говорил с присущим ему добродушным юмором Анатолий Васильевич. - Кривополенова - такое же наше достояние, как наши классики, как наши произведения искусства. Она живой памятник народной культуры.

Ипполитова покатила в Архангельск, а оттуда, при содействии губисполкома, отправилась на Пинегу».

С лёгкой руки Луначарского Марью Дмитриевну стали частенько называть «государственной бабушкой». И это соответствовало истинному положению вещей. Сама Кривополенова сознавала себя именно государственным человеком, в чём я убедился во время разговора с ней. Но об этом разговоре несколько позже, а сейчас мне бы хотелось продемонстрировать одну жанровую картинку, характеризующую взаимоотношения наркома и пинежской старушки.