Аркадий Мильчин - Человек книги. Записки главного редактора Страница 105

Итак, хотя с Зубехиным и согласились, конечная цель его не была достигнута. Никто не был наказан. Все ограничилось выдиркой. Видимо, все понимали, что пропуск ленинской цитаты не идейный порок, а формальная придирка.

Случившееся лишь подтвердило мнение, которое у меня сложилось о партийных деятелях сталинской выучки. Для них было характерно подлое, предательское, агрессивное поведение, если оно сулило какие-то личные выгоды или было полезно для карьеры. И чем менее полезен был такой деятель для общества, для той отрасли, в которой он служил, тем более он был подл, нечестен, агрессивен. Хотя, конечно, все прикрывалось разговорами о защите высоких идейных принципов.

Больше, правда, Зубехин никаких идейных атак на меня не предпринимал. Мне кажется, что у него просто ослабла мотивация, он успокоился, близка была пенсия, никто его не задевал.

С ним связан еще один эпизод издательской жизни, в котором он сам оказался пострадавшей стороной. Ежегодно издательство выпускало статистический сборник «Печать СССР в… году». Готовил его отдел статистики Всесоюзной книжной палаты. Его сотрудники выступали и в качестве авторов, и в качестве редакторов. В издательстве верстку сборника после работников отдела статистики подписывал в печать Зубехин. Естественно, не глядя. И вот к чему это привело, хотя, по совести говоря, выявить ошибку, которая была допущена типографией и отделом статистики, ему было крайне сложно.

Типография № 15, набиравшая и печатавшая статистический ежегодник, состоявший сплошь из сложных таблиц, рационализировала свою работу: чтобы не набирать заново таблицы, она сохраняла набор прошлогоднего выпуска и заменяла в графах старые данные новыми. Непонятно как, но, видимо, в спешке (Книжная палата старалась выпустить сборник к 5 мая – Дню печати) в десятке таблиц замену данных не произвели, и сборник вышел с прошлогодними данными в ряде таблиц. Отдел статистики, к собственному ужасу, заметил это только в сигнальном экземпляре. Книжная палата поставила об этом в известность издательство. Что было делать? Выпускать в таком виде сборник было нельзя, но перепечатка исправленного сборника оборачивалась для издательства большими непроизводительными затратами, за которые виновные должны были нести материальную ответственность. В любом случае скрывать это от руководства Главной редакции общественно-политической литературы Госкомиздата было нельзя.

Телепин в это время был в отпуске. Я исполнял его обязанности. Доложил главному редактору Главной редакции В.С. Молдавану о случившемся. А тот решил выдать нашу промашку за выявленную им лично и сообщил об этом председателю Госкомиздата СССР Б.И. Стукалину. А поскольку тот был недоволен работой директора Книжной палаты П.А. Чувикова, на заседании коллегии комитета Чувикова подвергли «показательной порке». Итогом стал приказ Комитета, в котором Чувикову был объявлен выговор, а мне и Зубехину было то ли поставлено на вид, то ли указано и сделан начет в 25 % месячного оклада.

Через несколько месяцев после приказа Зубехин пошел к Стукалину с просьбой отменить начет, и тот это сделал. Прекратили вычеты не только с него, но и с меня.

Чтобы закончить рассказ о Зубехине, процитирую свое письмо к Риссу от 25 августа 1973 года:

Зубехин собрался на пенсию: ему 28 июля исполнилось 60 лет. Он обзавелся дачкой (садовым участком) и собирается быть поближе к земле. Возможно, конечно, что, получив персональную пенсию, он найдет себе работу более его устраивающую.

Мое предположение оказалось правильным. Получив высшую персональную пенсию благодаря своим партийным связям, он нашел себе пристанище в еженедельнике Союзкниги «Бланк для заказов», где занял место старшего редактора. В этом издании публиковались аннотации книг, которые не были включены в аннотированные планы выпуска, и информационные материалы Союзкниги. Работа для редактора не пыльная.

Василий Михайлович Горелов

Это заместитель директора по производству. До «Книги» он занимал такую же должность в Географгизе, но тот при реорганизации издательской системы 1963 года влился в новое издательство «Мысль» и для Горелова там места не нашлось. Так что его сразу наметили в заместители директора «Книги» и назначили председателем комиссии по организации нашего издательства. Не знаю, какое у него было образование и как он прослыл знатоком полиграфического производства. Смутно помню, что он, кажется, был одно время инспектором по кадрам в ОГИЗе.

Горелов был небольшого роста горбун из породы партийных разоблачителей. Любимой его поговоркой была: «Куда идем, куда заворачиваем?», намекающая на то, что идем не туда, куда велит партия.

Он много времени тратил не на устройство книг в типографии и налаживание отношений с ними, а на контроль редакционных дел. Это он стал героем еще одного моего очерка, опубликованного в «Знамени».

Выпуск этой книги первоначально был запланирован на 1967 год к 50-летию Октябрьской революции.

Госиздат – одно из первых советских издательств и одновременно руководящий орган нового книгоиздания. Исторические очерки о том, как он создавался, кто им руководил, какие цели эти люди перед собою ставили и каких результатов добились, были, несомненно, страницами истории революции применительно к области книгоиздания. Автор, уже известный по статьям как дотошный исследователь-фактограф, писал книгу на основе архивных материалов, так что она обещала быть не компиляцией, не популярным пересказом других печатных работ, а в той или иной степени новым словом, существенным для разработки истории советского издательского дела. Так и случилось.

Казалось бы, для выпуска такой книги не должно было быть никаких препятствий. Издательство включило ее не только в план выпуска 1967 года, но и в план юбилейных изданий к 50-летию Октября, и это ни у кого не вызвало сомнений.

Оригинал книги был сдан в набор, поступили корректурные оттиски, но тут на ее пути возникло непреодолимое препятствие в лице Василия Михайловича Горелова, заместителя директора издательства по производству.

Он упорно, можно сказать, яростно добивался, чтобы книгу исключили из плана и прекратили ее издание. Именно по поводу нее он произнес в очередной раз на собрании свою любимую фразу: «Куда идем, куда заворачиваем?» Однако понять из его косноязычного выступления, почему именно эта книга сбивает нас с пути истинного, было невозможно.

Я не мог этого понять тогда. Тем более трудно мне было добраться до мотивов такого преследования сегодня, когда за тридцать с лишним лет подробности издания этой многострадальной книги стерлись из памяти.