Виктор Чернов - Перед бурей Страница 105

Тщетно наш общий советский «трест мозгов» вырабатывал план «регулируемой смешанной экономики». Тщетно наш чисто-партийный «трест мозгов» разрабатывал законопроект о социализации земли и другие, с ним связанные. Тот и другой пролежали под сукном вплоть до того времени, пока ими не завладели большевики, одно карикатурно исказив, а другое — доведя до абсурда, — и повернули их в бессмертную заслугу самим себе.

Но, конечно, не Г. Е. Львову было угнаться за лихорадочными темпами событий, а тем более — управлять ими. Г. Е. Львов претерпевал революцию. У него не было кадетской догматичности, но не было и кадетского увертливого оппортунизма. Он был поэтому в эпоху революции часто левее кадетов и в общем беспомощнее их. Событиям он часто противопоставлял какое-то фаталистическое безволие, которое почему-то потом смешивали с некоторыми другими слабостями Временного Правительства и окрестили ее «керенщиной».

Он не был враждебен крестьянству; это противоречило бы его земскому гуманитарному крестьянофильству; но когда аграрная революция стала стучаться в ворота, нажим на него земско-землевладельческих кругов стал так силен, что он внезапно поставил ультиматум: или он, или политика министерства земледелия. Впрочем, это был скорее повод для его ухода из правительства, чем истинная причина; он просто к этому времени слишком ясно почувствовал, что, как глава Временного Правительства, он не является и не может быть тем «настоящим человеком на своем настоящем месте в самое настоящее для него время». И он был прав.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Разнобой в ПСР. — «Правые», «левые» и «левый центр». — А. Ф. Керенский. — Уход кадетских министров и заговор Корнилова. Демократическое Совещание. — Октябрь. — Четвертый съезд ПСР. — Откол «левых с. — р-ов». — Всероссийский съезд крестьянских депутатов. — Петроградский Совет и Собрание уполномоченных от фабрик и заводов

По мере развертывания событий, изначальный разнобой в Центральном Комитете ПСР становился всё отчетливее. Из прежнего эклектически-компромиссного центра выделился левый центр, вынесший из опыта шести месяцев революции заключение, что коалиция центральных партий трудовой демократии — с.-р. и с.-д. меньшевиков — с партией либеральной буржуазии далее немыслима без окончательной дискредитации их в массах и без перехода их влияния на народ к большевикам.

С точки зрения левого центра, развивавшейся мною и моими политическими друзьями, русская революция, в качестве революции общенациональной, имела одно чрезвычайно уязвимое место: это — отсутствие в России устойчивой и зрелой либеральной буржуазии.

Наступление революции в России было катастрофой для всех откровенно-правых партий. У них исчезло даже всякое мужество поднять свое знамя. Партия кадетов из самой левой легальной партии неожиданно для себя превратилась, благодаря исчезновению старых правых, в самую правую легальную партию. Но тем самым она естественно сделалась складочным местом для всего, что было когда-то правее ее. Партия к.-д. не заметила, не осознала или намеренно закрыла глаза на это затопление ее рядов справа, и теперь несла все его последствия, т. е. всё более резкий отрыв от революционной демократии.

Были и еще две причины, по которым с к.-д. партией коалиция стала немыслимой. Россия была при старом режиме «темницею народов», и революция разбудила ее узников — т. н. «негосударственные национальности». Или законные права этих национальностей революцией будут признаны, и тогда Россия станет преобразовываться в свободный федеративный союз равных народов; или этого не будет, и тогда у «негосударственных национальностей» не будет иного выхода, кроме сепаратизма. К.-д. партия, со времен самодержавия привыкшая себя чувствовать и мыслить, как «государственная», глубоко централистическая партия, не могла не бороться изо всех сил против всякого шага по пути к децентрализации России, производимой по национальному признаку. Для нее это было ослаблением государственного единства. Надо было выбрать: или союз с ищущими своей эмансипации «негосударственными» национальностями, и тогда разрыв с к.-д. партией; или сохранение коалиции с к.-д. партией, и тогда отчуждение и вражда с украинцами, белорусами, национальностями прибалтийского края, Кавказа, Башкирии, Туркестана и т. д.

К.-д. партия при самодержавии использовала все неудачи царской внешней политики и играла на струнах уязвленного патриотизма, постепенно перестраиваясь из либерально-пацифистской партии в партию национально-либеральную, пактирующую с империализмом и этим приобретающую симпатии в кругах плутократии, бюрократии и дворянства. Это наследие прошлого висело тяжелою гирею на ее ногах, враждебно сталкивая ее с новыми началами внешней политики русской революции — теми самыми началами, которые в бесконечно ослабленном виде провозглашались президентом Вильсоном. Рассчитывая, незадолго до революции, на дворцовый переворот, партия к.-д. связала себя со старым командным составом царского режима, не понимавшим необходимости радикальной демократизации армии и поэтому всё более отчуждавшимся от революционизированной солдатской массы.

Это создавало глубокое отчуждение и антагонизм между кадетской партией и советской демократией. Сохранение их коалиции в правительстве вело лишь к их взаимной нейтрализации, т. е. к параличу творческой деятельности правительства. Невозможность же никак не откликнуться на неотложные вопросы жизни вела к постоянным конфликтам внутри правительства, к министерским кризисам, перестройкам в его личном составе, после чего опять начиналась всё та же «сказка про белого бычка», создавая впечатление неустойчивости, неавторитетности власти и никчемности ее существования.

С этой точки зрения, необходимо было признать коалиционную власть пережитым этапом революции и перейти к более однородной власти, с твердой крестьянско-рабочей, федералистической и пацифистской программой; в противном случае историческая изжитость коалиционной власти должна была, с этой точки зрения, привести к широкой непопулярности и ослаблению Временного Правительства, а вслед, за этим — к опасным для судеб новой России покушениям на него справа и слева — военно-монархических заговорщиков и анархо-большевистских демагогов, для утверждения или милитаристической, или социально-погромной диктатуры.

Левоцентровая группа Ц. К. когда-то, в начале революции, разделяла общераспространенное тогда увлечение личностью А. Ф. Керенского, единственного человека в составе первого Временного Правительства, который шел навстречу революции не упираясь, а с подлинным подъемом, энергией и искренним, хотя и несколько истерически-ходульным пафосом.