Азриэль - Высшая мера наказания Страница 11

«Похоже, адаптировался».

Потянуло на прогулку, размять затёкшие ноги. Шесть шагов от двери к окну. Потом обратно. Звон цепи вмешался и на этот раз. Пришли за ним. Вывели. Напротив другая дверь. Ступеньки наверх привели к третьей. Круг первого этажа был разделен на пять отсеков стальной решёткой. Четвёртая дверь вывела из круга в знакомые боксы. В комнате пыток ожидал капитан Авакян. При виде синяков и ссадин он резко встал со стула. Начал что-то быстро выговаривать сидящему за столом офицеру. Повернутой вверх ладонью указал на узника. Вызвали дежурного тюремного врача. Тот осмотрел раны. Подтвердил, что они не опасны. И подписался под актом. Капитан Авакян защёлкнул наручники на распухших запястьях и вывел наружу. Свежий воздух наполнил лёгкие. Узник на миг забыл о боли. В чёрной «Волге» находились ещё двое в милицейской форме. Выехали за ворота. За пределами тюрьмы, капитан Авакян спросил о причине нахождения в ШИЗо (штрафном изоляторе).

Узник пожал плечами:

– Я даже не знал, где нахожусь. А причина? Спроси у майора, которому меня сдали. Я вроде зятя его чуть на тот свет не спровадил.

– Это он тебе сказал? Или ты предполагаешь?

– Он. Синяки – ерунда. На его месте я бы поступил так же. Если не жёстче.

– То есть, претензий не имеешь?

– Никаких.

Капитан Авакян сменил тему:

– Отец сейчас у прокурора. Тебя переводим в КПЗ. Так лучше для тебя и для нас. Остальное узнаешь после. Всё будет хорошо. У тебя отличный отец.

Парень отрешённо кивнул:

– Да. Он умеет решать проблемы. А как он себя чувствует?

– Вроде бодро. Но волнуется, конечно. Переживает. Ты же у него единственный?

Арестованный не ответил. Мысли не могли оторваться от ярких картин. Дальше ехали молча. Улицы были полны народу. Город жил обычной жизнью. Тоска цеплялась за мелькающие краски. Хотя жить среди людей не так просто. Много всяких барьеров. Приходиться заботиться друг о друге. Стараясь не ошибиться. Не упасть. Не оттолкнуть. Не потянуть за собой в пропасть. В семье все в одной связке. Ответственность лежит на каждом в равной степени. Но пока остаются «белые пятна» в отношениях и вопросы друг к другу, – опасность сохраняется. Уверенность – это отсутствие вопросов. В тбилисском доме этого не хватало. Семья всегда либо восхождение, либо спуск. Оба состояния требуют взаимности. Падение одного может стать общим поражением. Даже если кто-то, как-то, за что-то зацепиться, то он всё равно обречен. Вместе со всеми, кто находится в этой связке. Потому что исчезает уверенность. Возникает сомнение. Рано или поздно оно принесет плоды. Возможно, произошедшее – это следствие чего-то, идущего из генетических глубин? Или протянется в следующие поколения? Кто знает! Совместная жизнь возможна лишь друг в друге. Душа в душу. А иначе, бездна, гибель. На пересечении выдуманных реалий человек теряется. Нужно выбрать, а не из чего. Во всех случаях, это – воздух. Узник вспомнил известную шутку профессора Стэндфор-дского университета Андрея Линде: «Люди, которые не имеют хороших идей, иногда имеют принципы».

«Ему из-за принципов пришлось эмигрировать. А я, за неимением хороших идей, оказался в Египте. Хотя называется это как-то по-другому? Депортацией, что ли».

«Волга» остановилась возле двухэтажного здания. Гостя в «браслетах» любезно пригласили в контору. В канцелярии, за столом сидели двое. Упитанный дядя приказал снять наручники. Предложили сесть. Дядя оказался прокурором Дзержинского районного отделения. Плюгавенький, с землистым цветом кожи, человечек лет тридцати, назвался Петросом Погосяном. Старшим, особо важным и ещё каким-то архиследователем. Прокурор назвал только фамилию, – Сафарян. И продолжил:

– Ты догадываешься, почему именно мы санкционировали твой арест?

Узник прикинулся дурачком. Сафарян взглянул по – прокурорски:

– Преступление, в котором тебя обвиняют, было совершено в соседнем Ленинском районе. За месяц до этого в нашем убили двоих авторитетных вурдалаков, заправлявших валютными махинациями в стране. Припоминаешь что-нибудь? Или тебе помочь?

«Дурачок» слегка поумнел и заумничал:

– А разве не вы тут всем заправляете?

Архиважный вмешался:

– Ты давай, мне дуру не гони! Твой фоторобот встречался с обоими накануне смерти.

«Дурачок» обиделся:

– А я при чём? Робота и спрашивай.

Следак особо сважничал:

– Есть и свидетель, видевший тебя на месте преступления. Мы сэкономим время и деньги, если станешь сотрудничать.

Упитанный добавил:

– Час назад с отцом твоим условились о чистосердечном признании. Получишь минимум. А без этого потянешь на «вышку». Сейчас отведут в камеру. Родные передали еду и одежду. Отдохни! Петрос всё сделает как надо.

И Сафарян приказал увести задержанного.

Двенадцать метровых квадратов светлели небольшим окном. Пол деревянно скрипел. «Шконки» двухярусно жались к обоям. Для полного счастья не хватало остальной мебели. За спиной закрылась дверь. Чуть мягче, чем в тюрьме, но всё же закрылась. Тот же скрежет и звон. Узник поставил домашние гостинцы на одну из шконок. Лёг на соседней и сразу заснул. Знакомый шум ворвался тревогой и он вскочил. Сказался прошедший день. В камеру втолкнули человека. Как-то демонстративно грубо. Обернувшись, тот выругался по-русски, многоэтажно. И прошел вперёд. Сделал это по-хозяйски, обстоятельно. Сел. Поздоровался:

– Здорово! Русский? Из местных, али как?

Узник ответил:

– Здравствуй! Да нет. Я из Грузии, Тбилиси. И не русский. Разве что, по рождению. Еврей я.

– Бывает. Можно и ошибиться. Больно на русского похож. У меня родня в Тбилиси. На Авлабаре и в «Африке». Галумовы.

Не дождавшись реакции, представился:

– Зарзант. Из города. Недавно вышел и вот опять. Но на этот раз я чист, только…

И разговорчивый сокамерник посвятил соседа в подробности ареста и собственных планов. Чтобы отвязаться, тот указал на сумку и предложил перекусить:

– Составишь компанию? Всё домашнее, свежее.

Через минуту нижнюю шконку превратили в грузинский стол. Шашлык и вареная курица ещё были тёплыми. Зарзант не заставил себя упрашивать. А вот соседу кусок в рот не лез. Он попробовал любимую рыбу. Взяв королёк и виноград, отошел к своей шконке. Зарзант был голоден. В перерывах между блюдами, похвастался авторитетностью и рассказал о побегах. В конце трапезы предложил бежать вместе. Доверившись новому знакомцу, захотел компенсации. Поинтересовался степенью осведомленности ментов. И без семи пядей во лбу ясно, что не всё чисто. Но узник не подал виду, что догадывается о причине расспросов. Хотелось спать. И вскоре его мерное дыхание прервало словесный поток «стукача».

Короткий сон восстановил силы. Не открывая глаз, размышлял о ситуации:

«Главный козырь в игре – он сам. Попробуют разыграть и получить с отца по-полной. За отсутствием зацепок, его будут раскручивать на чистосердечное. Чем они готовы поступиться ради этого? И до каких пор сможет отрицать причастность к убийству?».

Полуприкрытые веки скосились в сторону «седки». «Авторитет» сыто отдыхал. Не сняв обуви. Похоже, мужик ждёт вызова. Но тот даже не захрапел на звук отпираемой двери. Увели еврея. В канцелярии ожидал зам Сафаряна. Зачитал постановление о заключении под стражу на время следствия. После ознакомления счастливца увели. По-пути заглянули в туалет. Там же удалось умыться. Впервые за последние сутки водой из-под крана. Конечно, это не родник на перевале. Но лучше штрафного кипятка. Очутившись на нарах, посвятил Зарзанта в суть вызова. Затем сели ужинать. На этот раз узник ел с аппетитом. «Боржоми» завершила трапезу. Часовая прогулка от стены к стене настроила на определённый лад. Жизнь окрасилась в очередной решетчатый цвет. Относительно спокойная ночь со дня ареста. Утро началось с рассвета, прячущего взгляд. Любезно пригласили к следователю. Культурный важняк ждал с нетерпением. Кроме «холла» для допроса, на втором этаже находились женские камеры. Петрос пришёл с коллегой. Тоже важняк из прокуратуры района убийства. Плюгавый вскользь заметил, что по соседству допрашивают Людмилу. Это был «запрещённый приём». И узник не выдержал. Не мог же допустить ареста сестры! Голос сорвался:

– А причём сестра? Ответы на вопросы получите, если немедленно отпустите её! Она всё равно ни о чём не знает.

Заморыш-следак часто замигал глазёнками:

– Значит, признаёшься в убийстве?

– Я уже сказал, – отпустите сестру. Пообещайте, что никого из родных тревожить не будете. Тогда и получите ответы.

Петрос переглянулся с коллегой:

– Обещаю! Рассказывай, как было дело!

Бросил резкую фразу в трубку телефона о прекращении допроса Люси. И взглянул на узника. Тот усмехнулся:

– Да ну! За лоха держишь, начальник? Этого недостаточно! Только после личных гарантий прокурора.