Сергей Крамаренко - Против «мессеров» и «сейбров» Страница 11

Через много лет, прочтя описание этого эпизода, мой знакомый журналист сказал, что в немецких мемуарах он видел доклад этого командира немецкого звена. В докладе сообщалось о том, что его группа вела бой со звеном советских истребителей и сбила один Ла-5, который упал в лес за линией фронта в районе г. Жиздра. После боя, при возвращении домой, один из его летчиков по непонятной причине перешел в пикирование и врезался в землю. Я полагаю, что один из выпущенных мною снарядов попал в кабину самолета и ранил летчика, который из-за потери крови потерял сознание и разбился. Это спасло меня, так как бой со мной вела только одна пара, а вторая пара лишь ходила вверху и не принимала участия в бою.

На аэродроме меня отругали за отрыв от ведущего. Мой рассказ о проведенном воздушном бое поставили под сомнение, а докладу о подбитом «фокке-вульфе» вообще не поверили. Но первый бой показал мне, молодому младшему лейтенанту, что «лавочкин» не уступает «фокке-вульфам», а также то, что когда противника увидишь вовремя, то в бою всегда можно выйти из-под удара. Этот вывод оправдывался впоследствии во многих случаях.

Зато в одном из следующих вылетов, когда мы атаковали группу «фокке-вульфов», ведущий стал атаковать противника, я повторил его маневр и в это время увидел, что трасса проходит впереди. Затем последовал удар, и мотор моего самолета чихнул и перестал тянуть. Прозевал атаку! В это время я находился над линией фронта. Резко развернувшись от солнца, в свою сторону, я начал снижаться. Кругом подо мною лес. По всем правилам, надо было прыгать, но я заметил впереди, немного слева, что-то вроде большой поляны и, подвернув нос самолета, продолжил снижение. Сосны уже подо мной, я начинаю выводить самолет из планирования, а до поля еще метров 100—150. Наконец лес кончается, подо мной овраг. Самолет перелетает его, касается земли, вихрь снега, – самолет проползает метров 200 и останавливается. Я оглядываюсь, впереди ко мне бегут люди. Кто – еще непонятно, поэтому я вытаскиваю пистолет и продолжаю всматриваться, пока не вижу родные ушанки. Я спасен!

Наши солдаты помогли мне добраться до Сухиничей, а оттуда я уже вернулся в полк и через несколько дней снова продолжал участвовать в полетах. Самолет же был вывезен и отправлен на ремонт.

Наступила весна. Все мы понимали, что предстоят решающие бои. После разгрома немцев под Сталинградом немецкое командование начало готовить летнее наступление 1943 года на Курской дуге. Наш полк находился на северном участке, откуда наше командование планировало осуществить наступление на втянутые в бои силы немцев. В результате Западный фронт из вспомогательного становился главным. Результаты мы почувствовали сразу: в полк стали прибывать летчики и поступать новые самолеты.

Среди прибывших был ставший командиром звена майор Мишенков. Из пехоты прибыл капитан Максимов – там он находился в штрафной роте, куда был направлен, кажется, за попытку удрать из летного училища на фронт. Прибыли и несколько молодых летчиков. Среди них выделялись два: Машников и Волгин. С первых полетов они очень хорошо зарекомендовали себя, быстро вошли в строй и стали принимать участие в боевых вылетах.

Наступил май. Для ослабления готовящегося наступления немцев наше командование решило провести несколько ударов по немецким аэродромам и железнодорожным узлам. Полку было поставлено задание прикрыть большую группу бомбардировщиков, наносящих массированный удар по Брянскому аэродромному узлу. Вылетели мы рано утром с рассветом. Над аэродромом проходили несколько групп бомбардировщиков, и наша эскадрилья должна была прикрывать замыкающие девятки. После взлета мы быстро набрали высоту и заняли свое место в боевом порядке сзади бомбардировщиков. До цели противник противодействия не оказывал, но над Брянском нас встретили сильнейшим зенитным огнем. Бомбардировщики тем не менее прорывались сквозь разрывы и успешно сбрасывали бомбы. На аэродроме, где стояли немецкие самолеты, было видно множество разрывов – там возникло много пожаров. Зенитная артиллерия открыла сильный огонь, один из наших «лавочкиных» попал в разрыв снаряда и перешел в пикирование. Парашюта видно не было...

Немецкие самолеты появились позднее, и атаки истребителей нам пришлось отбивать, уже когда мы легли на обратный курс. Характерно, что атаки немецкие истребители производили снизу, маскируясь, видимо, под темный фон земли. Обычно этот прием дает хорошие результаты, но на обратном пути облегченные «петляковы» шли с небольшим снижением на максимальной скорости. Поэтому противника, подходившего на малой скорости, мы замечали вовремя и каждый раз обращали его в бегство.

Я летел немного сзади командира 1-й эскадрильи Толкачева и увидел, что два «фокке-вульфа» нагоняют снизу нашу группу. Поняв, что они собираются нас атаковать, я с набором высоты отошел в сторону. Когда же немецкие истребители оказались почти подо мной, я атаковал их сверху и, оказавшись сзади, открыл огонь по одному из немецких самолетов, тот резко перевернулся и ушел вниз. Затем я перенес огонь на самолет ведущего, после второй моей очереди на нем появились вспышки взрывов, и он, перевернувшись, также ушел вниз. Мне осталось только догнать своего ведущего капитана Толкачева, который по прилету на аэродром похвалил меня за умелые действия.

Из этого вылета у нас не вернулся один самолет – Вартана Аветяна. Значит, это его самолет был сбит зениткой. Вартан прибыл в полк вместе со мной. Очень жизнерадостный, всегда веселый и искренний, он был любимцем всего полка. В далекой Армении его ожидал зарытый при его рождении бурдюк с вином, и он живописно рассказывал, какими блюдами и каким вином нас будут угощать его родные, когда мы после войны приедем к нему в гости.

Иногда случается, что по одному человеку складывается представление о целом народе. Разговаривая с жителями далекой Армении, я всегда вспоминаю о моем фронтовом друге. Мы долго ждали его, но никаких следов и известий так и не было...

Затем был вылет полка на штурмовку Сещинского аэродрома. Хотя вылет был произведен рано утром, но на подлете к аэродрому нас встретили немецкие истребители. В серой предрассветной дымке я увидел, что нашу группу слева атакует звено «фокке-вульфов», и, резко развернувшись влево, открыл по ведущему огонь. Трасса прошла через самолет, и немецкий летчик переворотом ушел вниз. В этот момент прямо перед собой я увидел трассу: это стрелял по мне его ведомый. Сделав резкий разворот со снижением, я оказался сзади стрелявшего по мне немецкого летчика и открыл по нему огонь. Немец ушел пикированием вниз, а далее последовала настоящая кутерьма: раньше ее называли «собачья свалка». Наши и немецкие самолеты носились в воздухе, чуть не сталкиваясь между собой. Только и видны были то мелькающие звезды, то кресты. Трассы переходили то спереди, то сзади. В конце концов, поддерживая огнем друг друга, наши самолеты вышли с набором высоты из боя и направились домой, но и на обратном пути нам неоднократно пришлось вступать в воздушные бои с преследовавшими нас немецкими истребителями.