Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ Страница 11

В нижеследующих заметках я постарался сохранять максимальную близость к действительности – такой, какой она была и воспринималась в то время. Многие годы моей дипломатической службы я вел записи, которые теперь позволяют с достаточной степенью надежности восстанавливать атмосферу и события в сфере отношений СССР-России с германскими государствами. Я и сейчас в качестве главного научного сотрудника Института Европы Российской академии наук продолжаю заниматься проблемами прошлого и настоящего российско-германских отношений, а также европейской безопасности (оба эти направления тесно связаны между собой). Мне выпала высокая честь быть сопредседателем Научного совета Российско-германского музея Берлин-Карлсхорст («Музей капитуляции»), в деятельности которого играет определяющую роль проблематика Великой Отечественной войны, а также российско-германских отношений предвоенного и послевоенного периодов. В возглавляемом Н.А. Нарочницкой Фонде исторической перспективы, в состав Экспертного совета которого я вхожу, мы пытаемся восстановить историческую истину, слишком часто искажаемую в угоду сиюминутным потребностям политической конъюнктуры, стараемся беспристрастно анализировать нынешнее состояние международных дел и тенденции будущего развития. Членство в Экспертном совете Комитета по международным делам Совета Федерации Российской Федерации позволяет глубже проникать в глубинные процессы формирования внешней политики. Мне кажется, что с учетом этих моментов я могу гарантировать надежность сообщаемых мной сведений.

Надеюсь, что мои воспоминания будут востребованы, поскольку на наших глазах происходит переписывание совсем недавней истории, которую вроде бы должны помнить хотя бы те, кто, достигнув возраста осмысленного восприятия действительности, был свидетелем эпизодов перелома ситуации в мире. Когда в июле-сентябре 2009 года в российской столице, в центральном выставочном зале «Манеж» по соседству с Кремлем, состоялась организованная правительством Москвы, департаментом культуры города Москвы, музеем «Московский дом фотографии», посольством ФРГ в России при финансовой поддержке Германского автогиганта «Фольксваген» выставка «Падение Берлинской стены», хотелось верить, что она с необходимой объективностью раскроет для посетителей все грани этого многослойного исторического события, которое в свое время осталось почти не замеченным гражданами СССР, поглощенными внутренними потрясениями в стране. Однако оказалось, что выставка целиком и без всяких отклонений воспроизводит атмосферу и вокабуляр западной пропаганды времен холодной войны, не останавливаясь перед искажением фактов и повторением досужих домыслов. Это и неудивительно, поскольку за основу экспозиции были взяты материалы пресловутого частного «Музея Чекпойнт Чарли», филиал которого на месте бывшего американского КПП был в свое время закрыт городскими властями Берлина как раз за откровенную фальсификацию действительности. Традиции фальсифицирования фактов этот «музей» остался верен. Чего стоит, например, подпись под одной из фотографий, вошедших в главную часть экспозиции в «Манеже»: «Берлинская стена была открыта 9 ноября 1989 года под давлением знаменитой речи президента США Рональда Рейгана у Бранденбургских ворот – «Г-н Горбачев, откройте эти ворота, снесите эту стену!»». Рейган действительно произнес указанные слова, но это случилось в июне 1987 года, причем его речь ввиду ее откровенно пропагандистского характера не вызвала тогда особого отклика ни в ГДР, где были сильны антиимпериалистические настроения, ни даже в ФРГ. Два года спустя никто о ней не вспоминал. И все остальные экспонаты подобраны тенденциозно, чтобы «доказать», что в ноябре 1989 года победу одержал Запад, главным образом США, хотя Берлинскую стену открыли и приступили к ее слому власти самой ГДР. В результате выставка в «Манеже» способствовала не столько прояснению, сколько замутнению действительной картины случившегося. Очень жаль, что среди экспертов высокочтимых учреждений, выступивших в роли организаторов выставки, не оказалось сведущих в новейшей германской истории людей, поскольку падение Берлинской стены относится к числу событий, реально определивших дальнейший ход истории.

Нижеследующие записки, конечно, не претендуют на то, чтобы быть истиной в последней инстанции или исчерпывающей картиной событий (у других очевидцев мог быть свой сектор обзора, подчас более широкий, чем у меня), но как «зеркало эпохи» они, думается, вполне презентабельны.

Первые впечатления

С неблагополучием в европейском предполье Советского Союза я столкнулся сразу же после того, как в 1956 году, после шестилетнего курса обучения на историческом факультете МГИМО МИД СССР[25] был зачислен на дипломатическую службу и направлен в советское консульство в Лейпциге. Мой первый выезд за границу сразу привел меня на немецкую землю. Название «дипломатическая служба» звучало гордо, но до получения диппаспорта было еще далеко – моя первая должность именовалась «референт», и она не входила в перечень дипломатических. «Служебный» паспорт не давал каких-либо существенных преимуществ по сравнению с «общегражданским». Единственным утешением служило то, что он был переплетен в натуральную телячью кожу и красиво выписан от руки – в Консульском управлении МИД имелся тогда каллиграф, который заполнял паспорта сотрудников, направлявшихся за рубеж. Такой же паспорт был выдан и моей жене. Нашей дочери, которой к моменту пересечения границы ГДР еще не исполнилось двух месяцев, паспорта не полагалось, однако она была полноправным членом семьи сотрудника консульства. Вела себя дочка ответственно и почти всю дорогу от Москвы до Берлина спокойно спала.

18 июля 1956 года мы вступили на перрон Восточного вокзала столицы ГДР. Из путевых впечатлений запомнилось одно – способная вызвать ночные галлюцинации сцена в Познани. На рассвете 17 июля наш поезд сделал короткую техническую остановку в этом польском городе. Перрон познанского вокзала был забит людьми, ожидавшими свою электричку. Стена бледных, невыспавшихся лиц. Гробовое молчание. Все в упор рассматривали московские вагоны. Нельзя было сомневаться в выражении лиц поляков – ни следа доброжелательности. По Москве ходили разные слухи об осложнениях в Польше, официальной информации почти не было. Но эта сцена красноречивее всяких коммюнике подтверждала: в этой стране неспокойно, и русских там не слишком жалуют.

В ГДР все выглядело совершенно нормально. Тишина и порядок. Встретивший на вокзале водитель из посольства доставил нас в роскошное здание на Унтер-ден-Линден, откуда мы на присланной из лейпцигского консульства машине (кстати, сильно опоздавшей) отправились к месту несения службы. В тот раз мы почти не видели наше дипломатическое представительство в Берлине изнутри. Сохранились только впечатления об окрестностях. Здание посольства стояло «в чистом поле»: вокруг находились расчищенные от развалин площадки, на которых только-только начинали возводить строения; отсутствовал железный крест в венке богини победы, правящей квадригой на закопченных, со следами от пуль и осколков Бранденбургских воротах, возвышавшихся практически рядом с посольством; вдали виднелся продырявленный и прогоревший купол рейхстага; на самой аллее «Под липами» деревьев не было и в помине. Впрочем, и в последующие приезды в Берлин времени на ознакомление с настоящим дворцом, каким является наше посольство, практически не оставалось. Как следует изучить его нам удалось лишь после 1987 года, когда я тридцать с лишним лет спустя был назначен советником-посланником посольства СССР в ГДР.