Александр Башлачев - Как по лезвию Страница 11

Песенка на лесенке

Хочешь, я спою тебе песенку,Как мы вчетвером шли на лесенку?Митенька с Сереженькой шли в краях, А в середке Настенька шла да я.

Впереди себя бежалпо лесенкеИ такие пелпесни-песенки.

— Не ворчи, Сереженька, не ворчи!Ухаешь, как филин в глухой ночи.Да не ной, Сереженька, ох, не ной —Что ж ты, недоволен своей страной? Да не ной, Сереженька, ох, не ной —Холодно зимой — хорошо весной.

— Да я не ною, Сашенька, не ворчу.Да может быть я, Сашенька, спеть хочу.Силушку в руках нелегко согнуть,А вот песенку пока что не вытянуть.

Да помнится ты, Саша, ох как сам скрипел,Прежде, чем запел, прежде, чем запел.

Я бегу с тобой по лесенке,Даже, может, фору в ноге даю!Только, может быть, твоя песенкаПомешает мне услыхать свою.

Так бежали мы, бежаливверх по лесенке.И ловили мыпесни-песенки.

— Ой, не спи ты, Митенька, не зевай,Делай шире шаг да не отставай.Не боись ты, Митенька, не боись! Покажи нам то, чем ты любишь жизнь.

— Да не сплю я, Сашенька, не боюсь!Да только как прольюсь, сей же час споткнусь.Я ж наоборот — хорошо пою,Да ногами вот еле топаю.

Да помнится, ты, Саша, когда сам вставал,На карачках полз да слабину давал.А теперь с тобою куда дойдешь? —Жмешь себе вперед, никого не ждешь.

Так бежали мы, бежаливверх по лесенке,На плечах неслипесни-песенки.

— Ой, не плачь ты, Настенька, не грусти —В девках все равно себя не спасти.Вяжет грудь веревкою грусть-тоска.А ты люби хорошего мужика!

Все как трижды два, значит — глупости.А в девках все равно себя не спасти.Все вокруг груди, как вокруг стола.Да какие ж, Настя, важней дела?

— Да я не плачу, Сашенька, не грущу,Да тоску-занозу не вытащу.А мне от тоски хоть рядись в петлю.Что мне мужики? Я тебя люблю.

Да я б вокруг стола танцевать пошла,Да без тебя никак не идут дела.Сколько же мне лет куковать одной?Душу мне до дыр ты пропел, родной.

Так бежали мы, бежаливверх по лесенке… Да только как теперьдопеть эту песенку?

А зачем допеть? Пел бы без конца.Без меня ж тебе не спрыгнуть, не выбраться.Ты же, брат, ко мне на всю жизнь зашел, —Знаешь сам, что все будет хорошо.

Как по лезвиюлезем лесенкойЗа неспетоюпесней-песенкой.

Да как по лезвиюлезем лесенкойЗа неспетоюпесней-песенкой

IV

Новый год

Мы у ворот. Эй, отворяй, охрана!Ровно в двенадцать нам разрешают вход.Мокрый от пены и, безусловно, пьяный,Я удираю в новый грядущий год.

С треском разбив елочные игрушки,Жмется к столу общество-ассорти.Хочется стать взрывчатою хлопушкойИ расстрелять всех залпами конфетти!

Но нужно включиться и — раз-два-три! — веселиться.А лучше всего напиться вдрызг, чтоб рухнуть под стол пластом.Кто-то из женщин в маске лисицыПриветливо машет мне своим пушистым хвостом.

Там, наверху, счетчик стучит все чаще.Там, наверху, скоро составят счет.Кто-то открытку бросил в почтовый ящик.Может быть, ангел, может быть — пьяный черт?

В этом году я выбираю черта.Я с ним охотно чокнусь левой рукой.Я объявляю восемьдесят четвертыйГодом серьезных мер по борьбе с тоской.

Но в комнате пусто, смазаны краски.Слышен могучий храп за стеной.Кто-то из женщин сбрасывает маскуИ остается рядом со мной.

Как хорошо, когда некуда торопиться.Славно проспать первый январский день.Надо бы встать, чтобы опохмелиться,Надо бы встать, но подниматься лень.

В куче кассет местный рок-клуб — по росту.Маршевый шаг вперед, два шага назад.Ровно в двенадцать — Всеволод НовгородцевИ модная группа «Фрэнки гоуз ту Ленинград».

Мы засыпаем. Что нам приснится?Лес и дорога. Конь вороной. Кто-то из женщин в маске лисицыУтром проснется рядом со мной.

Кто-то из женщин быстро с постели встанет,Выгладит платье и подойдет к столу.Кто-то из женщин все по местам расставит.Где-то в углу на кухне найдет метлу.

Кто-то из женщин быстро сметет осколки.Вымоет чашки с мылом и кипятком.Снимет игрушки. Выбросит наши елки.И, не прощаясь, щелкнет дверным замком.

А солнце все выше! Скоро растает.Деды Морозы получат расчет.Сидя на крыше, скорбно глотаетВодку и слезыМой маленький черт.

Дым коромыслом

Голоден стыд. Сыт азарт.Динамит да фитиль вам в зад!Сырые спички рядятся в черный дым.Через час — бардак. Через два — бедлам.На рассвете храм разлетится в хлам.Но мы не носим часы.Мы не хотим умиратьИ поэтому даже не спим.

А когда не хватает сил,Воруем сахар с чужих могил.И в кровь с кипяткомВыжимаем лимон греха.И дырявые ведра Заводят песниО святой воде и своих болезнях.Но — слава Богу! — все это исчезнетС первым криком петуха.

Дым. Дым коромыслом!Дым над нами повис.Лампада погасла.И в лужице маслаПлавает птичий пух.Дым. Дым коромыслом!Дым. Дым коромыслом!Дай Бог нам понятьВсе, что споет петух.

В новостройках — ящиках стеклотарыЗадыхаемся от угараПод вой патрульных сирен в трубе,В танце синих углей.Кто там — ангелы или призраки?Мы берем еду из любой руки.Мы не можем идти,Потому что дерьмоПосле этой еды, как клей.

Дым. Дым коромыслом!Дым. Дым коромыслом!Музыкант по-прежнему слеп,Снайпер все так же глух.Дым. Дым коромыслом!Дым. Дым коромыслом!Дай Бог нам понятьВсе, что споет петух.

Ох, безрыбье в речушке, которую кот наплакалСегодня любая лягушка становится ракомИ, сунув два пальца в рот,Свистит на Лысой горе.Сорви паутину! Здесь что-то нечисто!Но штыками в спину — колючие числа.И рев моторов в буксующем календаре.И дым. Дым коромыслом. Дым.

Дым коромыслом. Дым.Дым коромыслом.Дым.

«Мы льем свое больное семя…