Федор Волончук - По тылам врага Страница 11

Теперь жандарм мог бы доложить господину коменданту все подробности по интересующему их вопросу, но мы решили лишить его этой возможности и вместе с мотоциклом отправили на катер. Этот «язык» мог сообщить важные сведения.

— Товарищ мичман! Разрешите, я со своей группой схожу в гости к жандармам, — обратился ко мне старший сержант Гончаров. — Глядишь, какие-нибудь документы удастся получить. Мы быстро...

Хотя это не входило в наше задание и командир отряда через посыльных уже торопил с возвращением на катер, однако представившийся случай передать в руки командования документы из жандармского управления был настолько соблазнителен, что я дал согласие, приказав только, чтобы разведчики не особенно там задерживались. Проводить их к дому, занятому жандармерией, вызвался все тот же седой человек, который считал себя уже одним из бойцов нашего отряда. Уходя из города, мы его действительно взяли с собой на катер, и он служил потом в одной из частей, защищавших Севастополь.

Примерно через полчаса Гончаров вернулся.

— Разбираться особенно некогда было, так мы все подряд забрали, — доложил он, показывая на узел с бумагами. — А потом бросили пару бутылок да сюда...

Теперь можно было идти на катер. Двумя цепочками, чтобы удобнее было укрываться в тени домов, миновав несколько улиц, мы вышли на набережную.

В городе по-прежнему царила тишина. Словно бы никем не потревоженный, он мирно спал, укрытый наплывающим с моря туманом. И только в районе полицейского управления и там, где побывала группа Гончарова, да еще в стороне от нас, где-то в районе «хлебной» пристани, в предрассветном сумраке все явственнее проступали красноватые отблески разгорающегося пожара.

Идя вдоль набережной к пассажирскому причалу, у которого стоял наш катер, мы увидели три приткнувшиеся чуть ли не к самому берегу шхуны.

— Зачем их напрасно с собой таскать, — обратился ко мне старшина 2-й статьи Товма, показывая на ящик с бутылками с горючей жидкостью. — Разрешите, мы их [39] на шхуны потратим. Все-таки тремя посудинами у гитлеровцев будет меньше...

— Давай, если только, понятно, не хвастаешься и попадешь...

— А это мы сейчас покажем... Ну-ка, Буфалов, Захаров, кто точнее?..

И на шхуны полетели одна, вторая, третья бутылки... По просмоленным палубам весело забегали огоньки, и скоро шхуны затянуло сплошной пеленой огня. Нет, значки ГТО наши разведчики в свое время получили не зря...

— ...Ладно, в пути расскажешь, — сказал ожидавший нас на пирсе капитан Топчиев, когда я хотел доложить ему о выполненной операции. — Времени-то уж пятый час...

Я взглянул на часы. Капитан был прав. Значит, мы пробыли в городе чуть ли не четыре часа. Но пролетели они совсем незаметно.

Второй катер с разведчиками группы старшины Аникина стоял тут же. Заработали моторы. «Охотники», отдав швартовы, один за другим отвалили от пирса. На прощание мы бросили на него оставшиеся у нас бутылки с горючей смесью. Пирс вспыхнул. Так же беспрепятственно, как вошли сюда, наши катера вышли в море. Через несколько минут береговая черта скрылась в тумане, который по мере нашего удаления от берега становился все плотнее.

Из доклада старшины Аникина, пересевшего на наш катер, выяснилось, что его группе не так повезло, как нашей. На аэродроме не было ни одного самолета. Пришлось удовлетвориться лишь «языком» из аэродромной команды. Городского головы дома тоже не оказалось.

— Трудно сказать, или он смекнул и убежал, или случайно куда ушел, но всюду обыскали и не нашли, — рассказывал Аникин. — Зашли в дом, а там никого. Только вот этот тип на диване спит, — Аникин показал в сторону сидевшего в углу кубрика здоровенного верзилы, который под обращенными к нему взглядами разведчиков съежился, готовый, кажется, если бы была такая возможность, сжаться с маленький комочек, лишь бы остаться незамеченным. — Еле-еле растолкали. Начал ругаться. «Какое, — кричит, — вы имеете право меня беспокоить!» А от самого перегаром несет, хоть противогаз [40] надевай. «Да знаете ли, — кричит, — кто я такой?.. Да стоит мне только своему куму сказать, он вас в порошок сотрет!.. Знаете, кто мой кум, знаете?!. Городской голова мой кум! Вот кто!..» Установив, таким образом, родство, мы решили, что если уж не самого голову, так хотя бы его кума взять. Пришлось, конечно, объяснить, что, пока он проспится, нам ждать некогда. Не сразу, но все же понял. А потом, как по морозцу протрусил, так и совсем в себя пришел. Деньги, гад, предлагал. Думал, что мы, как он сам, продаемся...

При возвращении на катер эта группа, сняв охрану, подожгла гитлеровский склад с зерном.

Итак, не потеряв ни одного человека, не имея даже раненых, обе группы наших разведчиков взяли в этой операции двенадцать «языков», документы из полицейского и жандармского управлений, автоматы, винтовки, пистолет, сто патронов, мотоцикл и даже две пишущие машинки. Подожгли: здания полицейского и жандармского управлений, три вражеские шхуны, пассажирскую пристань с прилегающими к ней складами. Уничтожили более десятка гитлеровцев, в том числе помощника начальника евпаторийского гарнизона. Освободили из фашистского плена более ста советских граждан.

День 8 декабря 1941 года был у нас в отряде радостным днем. Военный совет Черноморского флота от имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество наградил орденом Красной Звезды капитана Василия Васильевича Топчиева и батальонного комиссара Ульяна Андреевича Латышева. Медалью «За отвагу» были награждены главный старшина Александр Григорьевич Горох, старшина 2-й статьи Иван Яковлевич Товма, старший краснофлотец Василий Алексеевич Захаров. Удостоился правительственной награды и я.

Спустя месяц, в январе 1942 года, в статье «Десантная операция по захвату Керченского полуострова», опубликованной в газете «Красный черноморец», адмирал Ф. Октябрьский писал: «Месяц тому назад группа партизан ворвалась в Евпаторию... Орудовали всю ночь, были, по существу, хозяевами города и под утро скрылись, уведя еще группу пленных». [41]

Замолчать этот случай фашисты не могли. И берлинское радио сообщило, что «под Евпаторией большевики пытались высадить крупный десант, но были отбиты с большими для них потерями...».

Ответить на это сообщение берлинского радио можно было русской пословицей. «Врать — не цепом махать. Не тяжело».

Пока гитлеровцы трубили о своей мнимой «победе» под Евпаторией, наши разведчики готовились к новым походам в тыл врага.