У. Мор - «Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941 Страница 12

Посторонних глаз на Зюдерпипе действительно не было, если, конечно, не считать материализовавшегося прямо над нашей головой британского самолета. Но и он пролетел мимо — летчики явно не обратили на нас никакого внимания. Возможно, их интересовали только подводные лодки? Потом нам повезло — от спокойной черной воды поднялся туман, накрывший нас серо-зеленым одеялом. Под таким хорошим прикрытием мы смогли без помех опустить фальшивую трубу — последняя деталь нового облика.

Шкиперу рыболовного траулера пришлось резко переложить руль до упора, когда из тумана возник темный грозный силуэт.

— Это еще что за птица? — спросил он помощника. — Какого черта он здесь делает?

Потом нос траулера медленно повернулся, и судно исчезло во мраке, словно призрачный Летучий голландец.

Но этот шкипер оказался не единственным человеком в рыболовном флоте, заметившим укутанное туманом судно, стоящее на его пути. Не прошло и пяти минут, как стихли его ругательства, когда туман совершенно неожиданно и очень быстро рассеялся, открыв «Атлантис» всем желающим нескромным взорам. Наш корабль оказался застигнутым врасплох, словно актер при преждевременном поднятии занавеса.

— Странно, очень странно, — говорили рыбаки на берегу.

— Вы видели трубу? Вторую трубу? Что, черт возьми, было не так?

— А вы заметили, какая у них большая команда? Люди толпились на палубе!

Рыбаки были озадачены. Они хотели, из самых лучших побуждений, предложить свою помощь! Но навстречу вышел военно-морской катер и отослал их.

Зюдерпип был таким уединенным местом в это время года… зря мы на это рассчитывали.

— Близко прошли, — отметил один из матросов на борту «Атлантиса». — Интересно, что они расскажут на берегу?

Мы это очень скоро узнали! Нашим следующим визитером был спасательный катер из Куксхафена. Но только к моменту его прибытия мы уже стали норвежцами, очень мрачными норвежцами, недовольными тем, что оказались «под арестом». Карантинный флаг висел смятой тряпкой, но был вполне заметен, а эскортирующий катер превратился в «полицейского».

Картина не была необычной, во всяком случае, для этих мест во время войны. Совершенно очевидно, что норвежское судно было остановлено для досмотра. Спасатели сошлись во мнении, что оно везло лес в Англию. Но куда делось терпящее бедствие двухтрубное судно, о котором говорили рыбаки? Да черт его знает, пожимали они плечами. По прибытии домой им пришлось выслушать немало намеков на весьма своеобразное влияние шнапса и тумана на воображение отдельных людей. На том и порешили.

Спасатели были правы, по крайней мере, в одном. У нас на борту действительно был лес, хотя и не для Англии.

Нашим был лес фальшивых орудий, сейчас разобранных и уложенных в трюмы, чтобы впоследствии появиться как дополнение к разным обличьям, как того потребует сценарий.

Был апрель. Апрель 1940 года. Шла первая неделя месяца и ночь густого тумана. Воды Северного моря были неспокойны, с земли дул пронизывающий ледяной ветер. Это было начало боевого похода, за время которого нам предстояло пройти расстояние, равное четырем длинам экватора. Это было начало самого длительного и разрушительного морского рейда в истории войн на море. Почти два года мы не должны были знать другого дома, кроме своего корабля. Почти два года мы должны были сражаться с капризами лучшего друга и злейшего врага — моря.

Внизу включенное на полную громкость радио орало бравурный марш, а на палубе было тихо. Мачты и надстройку окутал туман — мокрый, холодный, липкий. Молчаливые люди двигались, словно привидения в стране теней.

Нас не провожали родственники, на причале не играл оркестр, оставшийся позади берег не подмигивал яркими огнями. Музыкальным сопровождением начала нашего путешествия стал ритмичный шум двигателей, которому вторили гудки далеких судов, таких же одиноких странников.

Мы вышли в море 1 апреля. В день дурака.

Глава 4

Мы бросаем вызов

Корабль провалился во впадину между волнами, напряженный и вздрагивающий, словно готовая к нападению собака. Потом он взлетел на гребень, отряхивая с себя воду, напоминая опять-таки собаку, но теперь уже после купания, и обрушивая на поверхность каскад пены, брызг и мелких льдинок.

Мы уже прошли минное поле и теперь двигались сквозь темноту и мелкий дождь, напряженно вглядываясь в пасмурное небо, где каждое пятнышко могло оказаться вражеским самолетом. Наши уши глохли от пронзительных завываний ветра, а руки коченели на ледяном ветру. На мостике обычная кружка горячего чая представлялась предметом невообразимой роскоши, заставлявшим наши внутренности сжиматься в ожидании благодатного тепла. Несмотря на все неудобства, мы были чрезвычайно взволнованы, возбуждены вагнеровским грохотом моря и ветра и яростью бушующих волн. Все это казалось новым и необычным после столь длительного пребывания на берегу.

На нашем пути было три крайне опасных участка. Первый — это канал, ведущий через гигантское минное поле, тянущееся от Фризских островов на север. Второй — Горло — самый узкий участок между Норвегией и Британскими островами, и третий — Датский пролив — вход в Северную Атлантику — всегда покрытый туманами проход между Исландией и паковыми льдами Гренландии. Мы бросим вызов англичанам, потому что британские субмарины имеют дурную привычку ожидать в засаде на выходе из канала через минное поле, британские крейсера господствуют в Горле, а британские самолеты контролируют обширное морское пространство, базируясь на Шетландских островах.

На первом участке нас сопровождал эскорт торпедных катеров, чтобы прикрыть от возможного нападения из глубины, и истребители — защитники от угрозы с неба. Но что дальше? Нам пообещали подводную лодку для ближнего эскорта и гидросамолет Do-26 для разведки в Северном море. Это было самое большее, что адмиралтейство могло для нас сделать. Потом, сказал Рогге, все будет зависеть только от нас, ну и, конечно, удачи.

— Удача не должна нам изменить, — добавил он.

— Кое-кто будет сегодня крепко спать на берегу, — кисло сморщился Каменц, провожая взглядом эскортирующие нас катера, которые, выполнив свою миссию, развернулись и рванулись к берегу, как стайка подростков, бегущая из школы домой.

— Чего хнычешь? — рассмеялся один из нас. — Все равно же никуда не денешься.

И Каменц, вспомнив о первых часах нашей миссии и чувстве невыразимого облегчения, охватившем нас, когда «Атлантис» наконец вышел в открытое море, был вынужден признать, что говоривший прав.

Ведь именно этого мы хотели. Мы знали, что нам предстоят действия на морских торговых коммуникациях противника, и шли на это с открытыми глазами. Из-за многочисленных ограничений, связанных с обеспечением секретности, мы не смогли в полной мере насладиться приятностями береговой жизни и поэтому не слишком страдали из-за их отсутствия. Главным ощущением первых часов похода было непередаваемое чувство свободы, заставившее нас на время позабыть сожаления о несказанных словах прощания, горечи разлуки на неопределенный срок. Началась наша новая жизнь на океанских просторах.