Сергей Голяков - Рихард Зорге Страница 12

А глава «Черного дракона» Мицуро Тояма — закулисный диктатор. Сколько высших правительственных чиновников и военных прошли его школу! В «Черном драконе» начинал свою карьеру и нынешний министр иностранных дел Коки Хирота. Он служил рядовым секретным агентом в Корее и Маньчжурии и никогда не стыдился говорить об этом открыто.

Номура чувствовал, что от этих мыслей ему стало еще тяжелее. Прошло то время, когда он занимался черновой работой. Сейчас он поставлен охранять тайны своей страны. И каждый, кто захочет в них проникнуть, должен прежде всего столкнуться с ним, померяться силами в коварстве, изобретательности, находчивости. Номура привык выходить победителем из таких поединков. Но сейчас…

Усталый и рассвирепевший, он ходил из угла в угол своего кабинета. Проклятый передатчик не выходил у него из головы. Казалось, он сделал все, чтобы добраться до невидимого врага. На ноги был поставлен радиотехнический отдел. Тайные агенты обшаривали весь город. За всеми подозрительными была установлена двойная слежка. Были расставлены сотни хитроумных ловушек. Но все они были пусты. Осторожный, дерзкий противник предусмотрел все капканы Номуры. Он действовал хладнокровно и наверняка.

Номура ни на минуту не сомневался, что это был иностранец. Полицейский контроль и система слежки, существовавшая в городе, почти полностью исключали возможность для японца долго укрываться от наблюдения: на него обязательно донесли бы соседи, знакомые или родственники. Полицейское управление Токио уже давно развесило по всему городу объявления о том, что «оно охотно будет принимать тайные сообщения от граждан».

Итак, это был иностранец. Но вряд ли он работал один. Скорее всего радист обслуживал какую-то разведывательную группу, действовавшую на территории Японии. Возможно, ее члены живут в Токио; возможно, они лишь присылают своих связных к радисту, чтобы передать ему собранные сведения.

Ясно одно — группа хорошо законспирирована. И единственным доказательством ее существования были пока что радиопередачи. Номура держал эту нить в своих руках, но она никуда не вела.

Полковник вернулся к столу. «Когда у разведчика нет конкретных данных, он должен полагаться на свою интуицию», — вспомнил он фразу, произнесенную как-то Доихарой. Какое-то шестое чувство подсказывало Номуре, что разведывательная группа организована совсем недавно. Ему почему-то казалось, что в нее входили лица, которые прибыли в Японию в последние месяцы. Но разве он не установил за всеми за ними самое пристальное наблюдение? Разве он не приказал своим людям докладывать ему о любом подозрительном шаге? Все это так. И тем не менее время шло, а на след напасть не удавалось. Агенты Номуры не сообщали ничего обнадеживающего. Ни один из их «подопечных», казалось, даже не обращал внимания на неотступно следовавших по пятам сыщиков и шпиков.

Этот этап работы можно было считать завершенным. «Мелкая сошка» свое дело сделала. Настала очередь вводить в игру фигуры покрупнее.

Номура поставил на стол узкий черный ящик с плотными белыми карточками. Вытащил несколько квадратных листков. «Ну что ж, начнем с этих», — решил он, вглядываясь в прикрепленные к листкам фотографии чужеземцев. Потом нажал кнопку. Появился адъютант.

— Завтра утром вызовите ко мне Цая, Кейга, Эйдзи. Первого ровно в десять. Остальных с интервалом в пятнадцать минут.

Рихард закурил трубку и облокотился на прохладный металлический поручень. Отсюда, с крыши-веранды отеля «Империал», весь город был как на ладони.

Шумная, хлопотливая «Восточная столица» поражала воображение своей необъятностью и несхожестью ни с одним городом мира. Конечно, в ней были и широкие проспекты, охваченная пламенем неоновых пожарищ прямая как стрела, магистраль Гиндза и просторные площади, окруженные массивными многоэтажными зданиями.

Но все это — еще не Токио. Сердце Токио билось в хитросплетении множества кривых, узких улочек и переулков, большинство из которых не имело названий. Именно здесь, в уютных домиках с черепичными крышами, собирались у своих очагов миллионы токийцев.

Трехэтажное здание императорского дворца в глубине парка, огромное здание городского вокзала, дымные трубы текстильных фабрик, красная кирпичная башня университета Васэда были лишь островками в буром черепичном море, разрезанном в разных направлениях серебристыми лентами каналов и речушек.

Десять лет назад, осенью 1923 года сильнейшее землетрясение и пожар уничтожили почти половину японской столицы. Но, глядя сейчас на раскинувшуюся перед ним панораму, Рихард почти не находил следов недавней трагедии. В строительных лесах стояло лишь здание парламента: массивный архитектурный ансамбль, увенчанный тяжелой квадратной башней, напоминавшей утюг, поставленный вертикально. Сколько труда и упорства потребовалось токийцам, чтобы всего за несколько лет залечить раны, нанесенные их городу разбушевавшейся стихией! И Рихард вдруг поймал себя на мысли, что чем больше он всматривается в лицо этого города, тем больше растет в нем чувство уважения к его скромным и трудолюбивым обитателям. Но эти люди никогда не узнают, что он приехал к ним, как искренний друг…

Снова и снова он вглядывался в паутину городских перекрестков. Память цепко фиксировала расположение полицейских постов, глухих тупичков, парков и скверов, где впоследствии можно будет легче укрыться от чужих глаз. Он должен прекрасно ориентироваться в этом городе, знать, по каким улицам легче ускользнуть от преследователей.

Рихард почувствовал за своей спиной прерывистое дыхание. Он обернулся и увидел запыхавшегося посыльного, совсем еще мальчика, в голубой ливрее и больших белых перчатках.

— Господин Зорге, — проговорил бой, сгибаясь в почтительном поклоне, — вас просят подойти к телефону.

Кланяясь, бой попятился назад, указывая путь к аппарату.

— Говорит секретарь посла, — отозвалось в трубке. — Его превосходительство хочет побеседовать с вами сегодня вечером. Встреча назначена на девятнадцать часов.

— Благодарю вас. Я рад буду встретиться с его превосходительством, — ответил Рихард.

Что мог означать этот неожиданный вызов?

С германским послом в Токио Гербертом Дирксеном Рихард встречался только однажды — когда представлялся в качестве корреспондента. Это был обычный протокольный визит. Посол уделил ему не более минуты. Он даже не поинтересовался последними берлинскими новостями. Несколько ничего не значащих слов — и все.

Герберт Дирксен был из той породы немецких дипломатов, услугами которых охотно пользовались нацисты. Высокомерный и самоуверенный, он не только располагал крупными связями в Германии, но и владел огромным поместьем. Это был высокий, худощавый человек с продолговатым лицом и тонкими губами. Обычно он ни при каких обстоятельствах не снисходил до личных доверительных бесед со своими подчиненными или низшими чинами. Что же произошло, если Дирксен вдруг пожелал встретиться с корреспондентом «Франкфуртер цейтунг»? Быть может, посол хочет сделать важное заявление для печати? Но Рихард еще новичок в Японии, и вряд ли Дирксен остановит свой выбор на нем. Тогда что же? Может, в Берлине все же докопались до его прошлого? Или возникли другие подозрения? Не предстоит ли услышать от посла требование немедленно покинуть территорию Японии? Неужели тщательно разработанная операция провалилась, даже не начавшись?