Уильям Таубман - Хрущев Страница 13

Два раза подряд лишившись относительно сносного существования, Ксения Хрущева никогда не давала мужу об этом забыть. Никита Хрущев вспоминал, как родители строили себе избу и как мать «на этой работе надорвалась и потом до самой смерти страдала грыжей»30. Сама Ксения говорила, что вся работа легла на ее плечи, пока муж был в Юзовке. «Засосала моего шахтерская жизнь, — жаловалась она. — Сорвал он нас [в конце концов] из деревни на Успенский рудник»31.

Вдобавок к безземельности Сергей и Ксения Хрущевы были безлошадными. В Вирятине богатство семьи оценивалось прежде всего по количеству лошадей. Почти в половине из 252 вирятинских дворов было по две-три лошади, в 71 — по одной, и лишь в 28 беднейших домах лошадей не было вовсе32. «Мужик без лошади — не мужик, — говорили в деревнях, — он хворост на себе таскает»33. Снова процитируем Хрущева: «Отец… работал зимой на шахтах, надеясь накопить денег и купить лошадь, чтобы выращивать достаточно картошки и капусты на прокорм семье. Но лошадь мы так и не завели»34.

Хрущев вспоминал, что его родители лелеяли эту мечту даже после 1908 года, когда переехали в Юзовку. Там отец работал на шахтах, мать стирала белье, а сам он чистил паровые котлы. Однако «и отец, и мать — особенно мать — мечтали о том дне, когда вернутся в деревню, о домике, лошади и своей земле»35.

В том, что мечта никак не становится явью, Ксения Хрущева винила мужа. По словам невестки Хрущева Любови Сизых, впервые встретившейся с Ксенией в конце 1930-х годов, свекровь почти не заговаривала о своем недавно скончавшемся муже, если же и упоминала о нем, то «без уважения», «как о никчемном человеке». Мать Хрущева — широколицая, суровая на вид, с гладко зачесанными назад волосами — была «сильной женщиной», а ее муж — «слабым», продолжает Сизых. «Ксения была не просто умной, но по-настоящему мудрой женщиной. Будь у нее хоть какое-то образование — о, это было бы нечто!»36 Нина Ивановна Кухарчук, племянница, жившая в семье Хрущевых с 1939 по 1949 год, описывает Ксению как «решительную женщину. Она даже с Ниной Петровной [женой Хрущева] бывала сурова». Нина Ивановна также отмечает, что о Сергее, умершем незадолго до ее появления в доме, «никто не упоминал»37.

В 1991 году в Калиновке еще жила очень пожилая женщина, помнившая семью Хрущевых. «Мать его была женщина с сильной волей, женщина-боец. Отважная, никого не боялась. Отец — тот гораздо мягче, добрее, а вот она никому не давала спуску»38. Слушая эту женщину, сын Хрущева Сергей кивал в ответ. «Именно так нам о них рассказывали, — соглашался он. — Он — мягкий и слабый, а она держала его под каблуком».

Первый конфликт между отцом и сыном произошел, когда Сергей забрал Никиту из школы и отправил работать в поле. «Я провел в школе год или два, выучился считать до тридцати, и отец решил, что учения с меня хватит. Все, что тебе нужно, сказал он — выучиться считать деньги, а больше тридцати рублей у тебя все равно никогда не будет»39. Позже, в Юзовке, Сергей попытался пристроить сына в ученики к сапожнику. «Отец говорил, что сапожник никогда без хлеба не останется: сапоги всем нужны, так что у меня всегда будет крыша над головой и деньги в кармане». Но Никита не захотел быть сапожником. Тогда отец предложил другой вариант: «устроить меня продавцом в лавку». Ему «нравились продавцы в шахтерской лавке: какие они вежливые, как стараются услужить рабочим и предлагают им лучшие товары». Но сыну и эта профессия не пришлась по душе. «Я отказался наотрез. Даже пригрозил отцу, что, если он заставит меня работать в лавке, убегу из дому»40.

Предложения Сергея не устраивали Никиту тем более, что от его внимания не ускользало презрение деда и матери к отцу. Конечно, при бедности Сергея Хрущева место сапожника или продавца в лавке стало бы для его сына неплохой «карьерой»: однако сам Никита мечтал о большем. Возможно, его амбиции поддерживали любовь дедушки, а также надежды, возлагаемые на него матерью. У Никиты была сестра Ирина, двумя годами младше его, однако для матери он всегда оставался любимым ребенком. Любовь Сизых вспоминает, что Ксения «боготворила» сына, называла его «царем» и хвалилась: «Я всегда знала, что из него выйдет большой человек!»41

Получив в начале 1930-х годов важный партийный пост в Москве, Никита Хрущев привез в столицу своих родителей. Однако, если верить Раде Аджубей, ее дедушке и бабушке не слишком-то нравилась жизнь в большом городе. По словам Алексея Аджубея, они переехали, потому что «сын сохранил традиционно русское уважение и привязанность к родителям, а те, в свою очередь, знали, что он приглашает их к себе от чистого сердца»42.

Однако сам Аджубей признает, что отношения Хрущева с отцом остались для него загадкой. Вскоре после переезда Сергей Хрущев начал болеть и в 1938 году умер в больнице для туберкулезников. Его похоронили на близлежащем кладбище, однако, по словам Рады, до отъезда в Киев в том же году Хрущев ни разу не побывал на могиле отца. В 1949-м, когда они вернулись в Москву, он даже не упоминал о своем покойном отце — Рада так и не узнала, где же находится его могила43.

Родные Хрущева отказываются видеть в этом признак неуважения или недостатка любви. Коммунисты, говорят они, терпеть не могли любых проявлений сентиментальности; к тому же Хрущев работал без отдыха, и на посещение дорогих могил попросту не оставалось времени. Однако могилу своей матери в Киеве Хрущев навещал часто44.

«Тот, кто был у матери любимчиком, — пишет Зигмунд Фрейд, — входит в жизнь как завоеватель, с уверенностью в успехе, зачастую обеспечивающей реальный успех»45. Стремление к политической власти, добавляет Гарольд Лассуэлл, часто уходит своими корнями в детство: сильная женщина, вышедшая замуж за недостойного ее человека, в стремлении «оправдаться» возлагает надежды на детей46. Однако человеку, чей отец постоянно разочаровывал родных, слишком хорошо известны горечь поражения и страх перед презрением близких. Значит, тем важнее для Хрущева было пойти дальше отца — хотя собственная блестящая карьера и порождала в нем чувство вины перед отцом, которому не суждено было достичь таких высот. Можно сказать, что и стремление Хрущева к власти и известности, и двойственное отношение к ним объясняются условиями его детства47.

Кроме матери, влияние на маленького Никиту оказывала учительница калиновской земской школы. В отличие от преподавателя приходской школы, который «лупил ребят линейкой по рукам и по лбу» и «заставлял нас зубрить, ничего не понимая»48, Лидия Михайловна Шевченко была свободомыслящей атеисткой. «Она не ходила в церковь, — рассказывал Хрущев. — Вот этого мужики ей простить не могли. Хотя все ее очень уважали, но… раз в церковь не ходит, значит, что-то с ней не так».