Игорь Оболенский - Мемуары наших грузин. Нани, Буба, Софико Страница 13

Брегвадзе, стоя слушавшая монолог Гурченко, не удержалась от предположения: «Увидела меня и тут же разочаровалась. Наверняка».

Гурченко на секунду замолчала, с легкой укоризной взглянула на Нани, а потом продолжила: «Вышла юная красавица…»

На сей раз героиня повествования юбилярши ничего не сказала, лишь недоверчиво заметила: «Ой!»

Но Людмилу Марковну уже нельзя было сбить: «Да! Степенная, спокойная, собранная, мудрая. Я думаю: «Люся, вот какой ты должна быть!» Но прости, я тебя сейчас разочарую. Нани, сейчас ты очень хорошо говоришь на русском языке. Тогда же это звучало иначе (и Гурченко спела так, как когда-то, как ей казалось, пела Нани — с акцентом. — Прим. И.О.). Так не по-русски, не по-харьковски. Я попала в другой ритм, в другую природу. Я умирала от Тбилиси, я умирала от грузин, я умирала от языка, я умирала от музыки, которой не нужен текст. Эти запахи, над Курой эти дома, я думала — как они там стоят и не падают, эти серные бани, в которых тебя трут-трут и все трется. Этот фуникулер, с которого виден весь Тбилиси, этот Чабукиани в «Отелло». И так высоко-высоко, над всем в моей жизни — Нани Брегвадзе!»

Гости, пришедшие чествовать Гурченко, с удовольствием поддержали восторг хозяйки вечера, рассмеялись и зааплодировали. И лишь Нани стояла, прижимала ладони к груди, благодарила юбиляршу. И наверняка опять не верила.

Хотите, расскажу о самых необычных гастролях?

Мы отправились с «Орэро» в Северную Африку. В Марокко нас пригласил к себе домой король Хусейн Второй. Перед выступлением мы с ребятами в щелочку заглянули в зал — там было смешение Европы и Азии: мягкая мебель и восточные шкафчики. Очень красиво! А сегодняший король был тогда еще принцем, бегал по дворцу, а за ним гонялась прислуга. Смешно было за ним наблюдать.

Мы выступили перед королем, он был в восторге. Много денег дал нашему руководителю — 7000 долларов, которые он должен был нам раздать. Но офицер КГБ, который был с нами, уже стоял начеку и всю сумму, конечно же, забрали в посольство. А нам выдали по 100 долларов. И все равно мы себя почувствовали такими богачами!

А еще король преподнес подарки: всем музыкантам — серебряные кинжалы, а нашему руководителю — золотой. Такие маленькие, загнутые, с инкрустацией.

А мне перед концертом преподнесли какой-то бумажный сверток. И пока на сцене были другие артисты, я, как крыса, пальцем пыталась расковырять сверток и узнать, что же в нем находится. Потом кто-то из королевского окружения это увидел и сказал мне: «Там платье, которое Его Величество преподносит женщинам, которых любит и уважает. В таких весь его гарем ходит».

Я удивилась: а почему, если это платье, оно такое тяжелое. Оказалось, оно расшито: золотыми нитями. Очень красивое платье. Оно у меня и сейчас есть. Настоящий королевский подарок!

Смешные были гастроли в Непале. По-моему, мы были первыми, кого непальцы видели из иностранцев. На концертах до этого никогда не были. Сидели в белых костюмах, с какими-то гирляндами на шеях. И молча ждали, когда мы запоем новую песню. Они не знали, что надо хлопать. Только когда мы им показали со сцены, что надо аплодировать, они стали хлопать.

Мы много гастролировали за границей. Я, пожалуй, и не знала, как на самом деле живет наш народ. Думала, что хорошо.

Проблема была в том, что даже если у людей были деньги, заработанные честным путем, они все равно ничего не могли купить. Что-то достать можно было только у спекулянтов. Я, правда, никогда у них ничего не покупала. Их и не знала. Да и денег никогда столько не было.

А потом, если надо, я могла что-то купить за границей, я же часто ездила. А в Грузии разве что материал покупала и из него шила. Даже туфли! У меня потом все спрашивали: где вы такие туфли купили? Я отвечала — сшила в Тбилиси. У нас раньше не грузины шили, а армяне. Они были очень талантливы в этом, рука у них хорошая.

У меня никогда не было зацикленности на одежде. Хотя я неплохо одевалась.

Я знаете, что в себе выработала? Ходила за границей по магазинам и все покупала глазами. Все витрины были мои, я была удовлетворена. И спокойно жила благодаря этому.

У меня внучка Наталья такая же. Она как-то ходила с моей подругой в Москве по магазинам. И когда ей что-то нравилось, спрашивала: «Я понимаю, что это дорого. Но ты мне купишь?» И если ей отвечали «да», она была счастлива. Большего ей было и не нужно.

И сегодня я не помню, чтобы я звонила домой откуда-то и мне говорили: «Купи это и это». Такого у меня в доме нет. Ни внуки, ни Наталья, ни моя Эка ничего не просят. Я сама знаю, что им купить.

Я себя за границей стала уверенно чувствовать только после того, как разрушился СССР. Хотя когда мы ездили с «Орэро», с нами уже из органов никого не посылали. Так мы хорошо себя зарекомендовали.

Другие же гастролеры возили с собой технику, водку с икрой, чтобы продать за границей и получить хоть какие-то деньги. Суточные же выдавали мизерные, ничего купить было нельзя.

А мы ничего такого не делали. Бог же знает, что правду говорю.

Я чистый человек. Даже сейчас, когда знаю, что бояться нечего, испытываю дискомфорт, когда прохожу контроль. А раньше тем более дрожала.

При том, что никогда бы не позволила себе ради лишней тряпки трястись. И привыкла к этому.

Вообще ко всему надо относиться спокойно и не сходить с ума.

Я знаете, что один раз сделала? Знакомый режиссер в Америке дал мне почитать книгу Солженицына «Бодался теленок с дубом». Тогда этот писатель считался в Советском Союзе запрещенным. А я так увлеклась книгой, что, не успев ее дочитать во время гастролей, положила в чемодан, и так привезла домой. Все обошлось, никто и не заметил.

Человек себе самый лучший судья. Хотя иногда он может быть и необъективен. А кто-то и вовсе влюблен в себя. Для меня это самое страшное.

Я к себе придираюсь, это есть. Но когда концерт закончен и публика довольна, то довольна и я. Просто принимаю это.

Один раз пели с Еленой Образцовой в консерватории в Тбилиси русские романсы. Без всяких придирок могу сказать — было хорошо.

Другой раз такое чувство возникло после концерта в Доме художника в Москве.

А как-то раз спела просто ужасно. А меня после концерта хвалили, как никогда. Я разозлилась на себя, а меня хвалят. Так обидно, что люди не все понимают.

То, что у меня есть народная популярность, я почувствовала только на старости лет. Я ведь не уходила со сцены, все время выступала. И лет десять тому назад поняла, что меня любят.

В Грузии люди более гордые, не так открыто выявляют свое отношение. В России это больше проявляется. Иногда у меня даже слезы на глазах появляются от такой любви.