Сергей Нечаев - Марко Поло Страница 13

Ормуз

А потом путешественники вышли к Персидскому заливу, к порту Ормуз. Этот богатый порт располагался в северной части пролива, разделяющего ныне Оманский и Персидский заливы, и «конкурировал с Константинополем, на который <…> во многом походил»{111}. Там Поло собирались погрузиться на корабль, направляющийся в Индию, чтобы оттуда также по морю добраться до Китая.

Жан Пьер Дреж в своей книге «Марко Поло и Шелковый путь» выражает сомнение в том, что венецианцы добрались до Ормуза. Он пишет: «Спускались ли они или нет до Курмоса (Ормуза), остается под вопросом»{112}.

Другие авторы уверены, что они там точно были, и там, в Ормузе, рухнули их планы на продолжение путешествия по морю. Причину всего этого можно усмотреть в описании тех кораблей, на которых шла торговля с Китаем по Индийскому океану.

Марко Поло в своей книге удрученно рассказывает: «Суда у них плохие, и немало их погибает»{113}.

Сообщает он и некоторые подробности о постройке этих судов: «Железа для выделки гвоздей у них нет, болты делают из дерева, суда сшивают веревками»{114}. То есть получается, что суда в Ормузе были сколочены не железными гвоздями, как в Европе, а связаны веревками из коры индийских орехов.

«Кору эту, — рассказывает Марко Поло, — они бьют до тех пор, пока она не сделается тонкой, как конский волос, и тогда вьют из нее веревки и ими сшивают суда; веревки эти прочны и от соленой воды не портятся»{115}.

На увиденных в Ормузе хлипких суденышках были всего одна мачта, один парус, одно весло. Палуб на них не было, а груз клали прямо на дно и покрывали сверху кожами. Такое устройство внушало тревогу: наши венецианцы предпочли бы для надежности два руля, две мачты и солидную палубу. Железных якорей на таких судах тоже не было, так что в непогоду их относило к берегу и разбивало. В книге Марко Поло так и сказано: «Бури в Индийском море часты, и много их (судов. — С.Н.) гибнет»{116}.

У биографа Марко Поло Генри Харта читаем: «Очевидно, венецианцы пришли к выводу, что длительное плавание на таких ненадежных судах да еще с лошадьми, обычно погружаемыми поверх накрытых кожей товаров, чересчур рискованно — они повернули на северо-восток, вглубь страны, по направлению к Памиру»{117}.

Снова Керман, затем Кобинан и Тонокаин

Никколо, Маттео и Марко Поло спешно покинули Ормуз и вернулись в Керман, где вновь принялись обдумывать способ добраться до двора Хубилай-хана. В конечном итоге они пошли «опасной дорогой через бесплодную пустыню, в которой попадается лишь горькая стоячая вода»{118}.

Теперь, испугавшись ненадежных судов, они пустились в путь на верблюдах — по древним торговым дорогам, получившим название Великий шелковый путь.

П. И. Пашино, известный путешественник по Востоку и писатель, в своей книге «Туркестанский край в 1866 году» описывает езду на верблюдах так: «Верблюды <…> худее лошадей, но уж так мать-природа устроила, что один верблюд мог тащить то, от чего отказывалась почтовая тройка. Беда вся заключалась в отсутствии корма. Содержатели лошадей сильно жаловались на это. <…> Верблюды же везде что-нибудь да найдут себе поесть и выносливее лошади. <…> Мы были бы очень счастливы, если бы делали по пять верст в час; но, увы, мы двигались только со скоростью 25 верст в сутки. Это происходило не совсем оттого, чтобы нам мешали пески. <…> Голодные и упрямые донельзя верблюды — вот где было наше горе. <…> Во время запряжки возня с ними отнимает добрый час времени: то верблюд ляжет и не хочет подняться <…> то потянет возок с дороги <…> при этом все свои проказы сопровождает невыносимым ревом, фырканьем и отрыжкою»{119}.

Двадцать пять верст в сутки — это около 27 километров. С другой стороны, крепкие бактрианы (двугорбые верблюды) за сутки могут преодолеть более 100 километров, развивая скорость до 10—12 километров в час. Их выносливость вошла в легенды. Ни одно животное не может сравниться с ними в пустыне. Но ими нужно уметь управлять. Или нужно хорошо платить тем, кто умеет это делать.

Как бы то ни было, спустя семь дней на спинах верблюдов изможденные и измученные жаждой венецианцы достигли Кобинана (Кухбенана). Так назывался населенный пункт, находившийся к северо-западу от Кермана, на западном склоне хребта Кухбенан, пересекающего современный Иран с северо-запада на юго-восток. А из Кобинана они совершили многодневный переход через пустыню в северном направлении и прибыли в Тонокаин (ныне это иранская область, где находится город Фердоус). Эта область и ее жители Марко Поло весьма понравились: «…много всякого добра в городах и в замках, и нет тут ни большой жары, ни большого холода; всё в меру. Народ молится Мухаммеду. Мужчины очень красивы, но в особенности — женщины»{120}.

«Старец горы»

Помимо женщин Тонокаина, Марко Поло отметил в своей книге таинственного «Старца горы»[18], а также его секту убийц-ассасинов.

Поясним, что под названием ассасины (или хашашины — «употребляющие гашиш») в Средние века получили широкую известность террористы-исмаилиты. По сути, это была секта, члены которой, одурманенные наркотиками, совершали многочисленные убийства на политической и религиозной почве. В результате к середине XIV века слово «ассасин» (assassin) приобрело во французском и ряде других европейских языков новое значение: профессиональный убийца.

В Персии было даже создано исмаилитское государство, историю которого прервали в 50-е годы XIII века завоевания хана Хулагу, внука Чингисхана.

Официально секта ассасинов прекратила свое существование в 1256 году, после того как пала крепость Аламут. Ассасины были вынуждены рассеяться по горам и уйти в подполье, и они так больше и не восстановили своего могущества.

В описываемые времена методы исмаилитов и образ их жизни были уже настолько хорошо известны на Ближнем Востоке, что информация Марко Поло, очевидно, отвечает действительности.

Аламут был личной резиденцией «Старца горы», а главным центром подготовки ассасинов считался замок Ламасар.

«Старец горы» — это основатель секты Хасан ибн Саббах. По свидетельству Марко Поло, он развел «большой отличный сад в долине, между двух гор; такого и не видано было. Были там самые лучшие в свете плоды. Настроил он там самых лучших домов, самых красивых дворцов, таких и не видано было прежде; они были золоченые и самыми лучшими в свете вещами раскрашены. Провел он там каналы; в одних было вино, в других — молоко, в третьих — мед, а в иных — вода. Самые красивые в свете жены и девы были тут; умели они играть на всех инструментах, петь и плясать лучше других жен. Сад этот, толковал старец своим людям, есть рай. <…> Входил в него только тот, кто пожелал сделаться ассасином. При входе в сад стояла неприступная крепость; никто в свете не мог овладеть ею; а другого входа туда не было»{121}.