Людмила Штерн - Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском Страница 14

Глава V

ПЕРВОЕ ПОЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ

Итак, 20 мая 1959(?) года состоялась дозмаровская свадьба. Происходила она в 15-метровой комнате на Коломенской, 27. Среди гостей преобладали геологи и геофизики, а также поэты из Горного лито и, в частности, мой любимый тогда поэт Глеб Горбовский.

Но в хорошо знакомой геологической компании я заметила вкрапления новых лиц. Народу было человек тридцать, а стульев – девять или десять. Я пришла поздно, и все стулья, а также колени сидящих на этих стульях были заняты. И даже на полу между стульями было уже не приткнуться. «Новое лицо», а именно рыжий вихрастый юноша в клетчатой рубахе и потертых вельветовых брюках, оказался единственным, чьи колени были свободны. Нет, он не уступил мне стул. Слегка прищурившись, он окинул меня оценивающим взглядом и сказал: «Мадам, зуб даю, мы встречались где-то раньше. – И, показав на свои колени, пригласил: – Прошу, если не брезгуете». Я уселась на колени к незнакомому человеку, и он тут же заерзал и забормотал мне в ухо: «Поехали с орехами по дальней дорожке, вдруг кочки, кочки...» Слава богу, я успела вскочить с его колен до слова «обрыв».

Оглядываясь, где бы пристроиться, я вытащила из сумки сигарету, и молодой человек, молниеносно выхватив у кого-то из рук спичку, взлетел со стула и лихо зажег ее о свой зад.

Этот трюк всех восхитил, и к нему потянулось несколько рук со спичками: «Оська, еще! Зажги еще!» Гости тоже стали тренироваться и чиркать спички о свои задницы, но так эффектно ни у кого не получалось.

В тот вечер Ося Бродский был в ударе: острил-шутил и, наверно, удачно. Народ хихикал. Я ни одной шутки не запомнила, но в память врезался его характерный жест: сострив, он смущался, делался пунцовым и хватался за подбородок. Это довольно частое сочетание – застенчивости и задиристости в равных дозах – было свойственно молодому Бродскому. А возможно, распространенное мнение о его задиристости было и вовсе ошибочным. Была в нем скорее «светская недостаточность», некая угловатость поведения.

Со свадьбы мы с Бродским вышли вместе. На подступах к белым ночам Ленинград в три часа утра тонул в светло-сиреневых сумерках. Мы не прошли и полквартала, как увидели свободное такси. Я его остановила: «Давайте, Иосиф, я сперва отвезу вас, а потом поеду домой». – «А как может быть иначе?» – удивился мой кавалер. «А иначе может быть, что вы сперва отвезете меня». – «Мне бы это и в голову не пришло», – хмыкнул Бродский, залезая в машину.

Летом 1959 года Галя Дозмарова начала работать в Дальневосточном геологическом управлении и была отправлена на полевой сезон в Якутию. Именно она и устроила Иосифа в свою геологическую экспедицию.

Я не помню, чтобы в то время Бродский жаловался на здоровье. Но то, что уже тогда сердце у него пошаливало, каким-то образом было известно. Перед отъездом в Якутию Галя Дозмарова предупредила об этом начальника экспедиции, и это не осталось без внимания: его щадили. В следующем, 60-м году Иосиф, по его выражению, «рванул» из экспедиции в середине сезона. Объяснения этому поступку разным людям давались различные. Мне он говорил, что его заели комары. Якову Гордину он изложил соображения более высокого порядка, включая суровый характер начальницы экспедиции.

Кстати, с легкой руки Дозмаровой в Якутии оказалось много ярких персонажей, в том числе рано погибший талантливый поэт Леня Аронзон, Ефим Славинский, Владимир Швейгольц и Гоша Шилинский. Перечисленные выше лица уже навеки связаны с именем Бродского, хотя бы потому, что четыре года спустя, 29 ноября 1963 года им была оказана честь упоминания в газете «Вечерний Ленинград», в качестве друзей и сподвижников нашего «окололитературного трутня»:

...Кто же составлял и составляет окружение Бродского, кто поддерживает его своими «ахами» и «охами»?

...Марианна Волнянская, 1944 года рождения, ради богемной жизни оставившая в одиночестве мать-пенсионерку, которая глубоко переживает это; приятельница Волнянской – Нежданова, проповедница учения йогов и всякой мистики; Владимир Швейгольц, физиономию которого не раз можно было обозревать на сатирических плакатах, выпускаемых народными дружинами; <...> уголовник Анатолий Гейхман; бездельник Ефим Славинский, предпочитающий пару месяцев околачиваться в различных экспедициях, а остальное время вообще нигде не работать, вертеться около иностранцев. Среди ближайших друзей Бродского – жалкая окололитературная личность Владимир Герасимов и скупщик иностранного барахла Шилинский, более известный под именем Жоры.

Эта группка не только расточает Бродскому похвалы, но и пытается распространять образцы его творчества среди молодежи. Некий Леонид Аронзон перепечатывает их на своей пишущей машинке, а Григорий Ковалев и В. Широков, по кличке «Граф», подсовывают стишки желающим...[2]

Интересно, что наряду с реальными друзьями Иосифа – Славинским, Аронзоном, Володей Герасимовым, упоминается Швейгольц, никогда не бывший близким приятелем Иосифа, не говоря о том, что в статье названы люди, которых Бродский и вовсе в глаза не видел. Володю Герасимова Иосиф искренне любил и впоследствии посвятил ему стихотворение «Стрельна». Впрочем, не миновал он своим пером и Швейгольца в стихах «Из школьной антологии»:

Здесь жил Швейгольц, зарезавший своюлюбовницу – из чистой показухи.Он произнес: «Теперь она в Раю».Тогда о нем курсировали слухи,что сам он находился на краюбезумия. Вранье! Я восстаю.Он был позер и даже для старухи —мамаши – я был вхож в его семью —Не делал исключения...

Много лет спустя, пытаясь документально засвидетельствовать основные вехи творчества Бродского, я не раз спрашивала его: «Когда ты написал свое самое, самое первое стихотворение?» – «Не знаю, вернее, не помню», – отмахивался он. – «А стихотворение-то само помнишь?» – «Вспомню – скажу».

Про «самое первое» стихотворение я так и не узнала. Но всерьез Бродский начал, по его словам, «баловаться стишками» с шестнадцати лет, случайно прочтя сборник Бориса Слуцкого. Потом в геологической экспедиции в Якутии он услышал стихи Владимира Британишского. Как-то в Нью-Йорке Бродский поразил меня своей невероятной памятью, прочтя наизусть отрывок из стихотворения Британишского «Природа», напечатанного в сборнике «Первая встреча» (Лениздат, 1957):

Пейзаж за окном неназойлив,Не то что какой-нибудь юг:Глаза тебе так намозолит,Что за два часа устают.Там блещет природа роскошная,На первый взгляд – разукрашенная,Со второго взгляда – раскушенная,И для третьего взгляда – скушная.Она предлагает навязчиво,Насильно тебя очаровывая,Знакомство – не настоящее,А двух– или трехвечеровое.

«Я подумал, что могу это изобразить получше», – сказал Иосиф.