Тамара Ростовская - Тетрадь из сожженного гетто (Каунасское гетто глазами подростков) Страница 14

Сижу дома. Сегодня день моего отдыха. Каждый день работаю в «Гуме». Работа тяжелая и грязная. Мы отрываем подкладку от старых галош после чего галоши идут на переработку. Сегодня была регистрация всех жителей лагеря. Выдаются новые продуктовые карточки. Большинство людей скрываются, не хотят регистрироваться, но мы в этом ничего плохого не видим. Положение неясное, на днях оно должно окончательно выясниться. Я смело смотрю судьбе в глаза. К черту все это! Просто удивительно, что сегодня выпал первый снег. Погода холодная, неприятная. В комнате тоже холодно. Мы собираемся переставить печурку. Раша исчезла с горизонта. Уже занят Киев. Ну, так до следующего воскресенья!

Опять 300 человек оторвали из гетто и отправили в Марьямполе на работы по прокладке кабеля. Так понемногу отрывают и отрывают людей пока никого не останется. На этой неделе будто должно начаться «казернирунг», но пока тихо. Фронт приближается, русские уже в 15 км от латвийской границы. В гетто настроение неважное, говорят, что в Шауляй вывезли всех из гетто. Погода еще не плохая. Я работаю в бригадном кооперативе ежедневно. Работой довольна. Виктор на днях должен получить карту в бригаду. Р. Т. Бр. и много других друзей работают вместе со мной. Ну, милый друг, хочу спать. До свидания!

Гекке[47] проявляет большую «заботу» о нас: обещает привезти дрова и строить новую больницу. Нам это не нравится. Что-то слишком хорошо. Из Марьямполе были письма, что там очень хорошо. Я ищу пару сапог, совсем не имею обуви.

Наше «дело»[48] дальше не продвигается. Раша, как будто, охладела. Явились немцы — все испугались, и «дело» прервалось. Разве это люди! Евреи, кто только может, убегают в город. Особенно озабочены матери, имеющие крохотных детей. Кто только может, отправляет детей в город к знакомым литовцам. В лагере детей ожидает смерть. Жаль молодого поколения. Но и в городе изнеженному еврейскому ребенку не жизнь. По этому поводу хочу осуществить свою мечту — сочинить поэму «Мать и дитя». Но все нет времени, нет настроя, нет музы. Книг сейчас не имею, поэтому по воскресеньям скучаю. Давно не встречала Цилю. Никто ко мне не приходит. Я отдалилась от культурной деятельности ремесленной школы. Сомневаюсь, существует ли еще что-либо подобное. Блоки стоят пустые, мрачные. Никто там не поселился. Погода пасмурная — неприятная. В комнате холодно. Связи со знакомыми оборвались — никто не приходит. Скоро, очень скоро забывается дружба! С пищей у нас сейчас вроде лучше стало: имеем и сало, и масло. Идет дождь, мерзнут ноги, настроение плохое. Мрачно, скучно, холодно.

Я дома. Нездоровится. Наш «гдуд»[49], к моей большой радости, опять с еще большей энергией, взялся за работу. Я словно сумасшедшая, необыкновенная любовь горит во мне. В гетто настроение убийственное. Все больше и больше людей убегают. Мы беседуем об этом, я колеблюсь. С Рашей возобновились старые связи. Каунасу грозит опасность. Поговаривают об эвакуации литовцев.

Вчера на фабрике «Гума» был митинг рабочих. Постановили бороться с большевизмом. Говорят, что Литва объявила войну СССР и что будет мобилизация литовцев. Вот упрямая муха — думает слона победить. Русские заняли городок Коростень, в 60 км от границы с Польшей. Турки заключили какой-то торговый договор с англичанами. В гетто получен привет от наших братьев, вывезенных в Эстонию. После долгих блужданий из городка в городок, из вагона в вагон, они, в конце концов, прибыли в Эстонию, где сейчас сильные холода. Прибыли все: женщины, мужчины, старики, дети. По дороге умерло 14 человек. Они там работают на фабриках и имеются два лагеря — мужской и женский. Это уже третий привет подряд. Были плохие слухи из Шауляй, будто там была акция по уничтожению маленьких детей, эти слухи не подтвердились. У нас отправка маленьких детей в город приняла массовый характер. Немцы пока не препятствуют этому, но кто знает, что они задумали. Взрослые люди тоже один за другим покидают арену смерти.

Пробил час — «казернирунг» приблизился. Во вторник начинают казернировать аэродром. Большое волнение. Имеются уже списки, кого и где будут казернировать. Люди получают извещения. Настроение плохое. Наша работа (в организации) продолжается. Я чувствую в себе большую силу — она побуждает меня работать без оглядки. Вперед, на смертный бой, друзья! До последней капли крови смогу бороться. Вперед, только вперед!

Необыкновенный день! Руль моей жизни, кренившийся вправо, теперь совершенно выровнялся. Впереди только прямая дорога. Смело смотрю направо и налево. Нет никаких перекрестков, мой путь ведет прямо и прямо, вперед, все вперед. Дороги назад нет. Первая ступень, самая тяжелая ступень, преодолена. Сейчас я буду подниматься все выше и выше, ступень за ступенью на высоту моего народа, на пик победы. Клятва[50] произнесена. Устами вещало само сердце. В комнате царила торжественная тишина. Сейчас я уже истинная дочь моего народа. Буду бороться до последней капли крови ради спасения моих братьев. Хватит мучений! Мы пророки свободы, света. Вперед за нами! Мы не остановимся ни перед гетто, ни перед лагерями, ни перед «казернирунг»! Мы не можем остановиться. Только смерть может остановить нас. Но тогда поднимутся другие — моложе, сильнее, и будут бороться с кличем: вперед, только вперед!

Клянусь — мои губы шептали,Клянусь — трепетный сердца стук.А ветры вокруг завывалиИ ночь царила вокруг.

Сегодня бригады не ушли в город. Первый «поезд»[51] уехал. Я была на «станции». Страшная картина: вся ул. Крикшчюкайчё полна людей, тюков, малых детей. Люди держались — на их лицах застыло ледяное выражение. Нет более слез! Подъезжает грузовик за грузовиком. Евреи садятся, втаскивают вещи, оглядывают последний раз гетто, и грузовик двигается. Тогда начинают махать шапками, носовыми платками, что у кого имеется. На глазах выступают слезы, у некоторых прорываются рыдания, и это все… Так уезжают люди из жизни и, как овечки, все еще с надеждой, въезжают в ворота смерти…

Декабрь. Лежит глубокий снег. На дворе холодновато. Виктор был у Казиса, принес мне привет. К. ищет для меня укрытие. Я тоже не хочу быть наивной овечкой. Вчера работала ночью. Наша работа (в организации) продвигается вперед. Хоть это меня радует. Я полна энергии. Что касается переселения, то первый район еще не переселяется, но ходят слухи, что придется нашему району переселяться. С «казернирунг» тоже есть время, по крайней мере, до Нового года. Я колеблюсь. Передо мной четыре перекрестка. Куда мне свернуть? Посоветуй мне, хотя бы ты, Иисус, когда-то я так тебя любила! Казис в шестом классе. Еще два года, и он кончает. Словно ножом укололо в сердце. А что будет со мной? Кем я стану? Открылась старая рана — учеба, учеба… Три потерянных года. О, Боже! Вспомнилось прошлое. Класс за классом я поднималась все выше и выше, но вдруг стоп, препятствие, и уже три года я не учусь. Трудно утешить себя. Но только не убивайте, не губите меня. Я еще достигну своего! Я еще смогу принести пользу человечеству. Сейчас совсем не имею времени ни читать, ни писать, ни даже думать. Многие мои произведения лежат неоконченными, в ожидании своей очереди. Я занята. Я по колени погрязла в страшной бригадной клоаке.