Вениамин Колыхалов - Огненная лавина Страница 14

- Двадцать первый, снижаемся до двухсот. Пощекочем нервишки фрицам чем-нибудь выдадут себя. Надеюсь на прожекторы.

Пошли на снижение. Не отрывая взгляда от высотомера, Юрий не забывал о земле. Иногда ему казалось, что он различает силуэты самолетов, какие-то постройки.

Кружились минуты три. Отделившись от группы, два "ила" набрали высоту и сбросили светящие авиабомбы. Неожиданно вспыхнул прожектор, возведя к небу световую колонну. Второй луч, третий... пятый. Один яркий столб чуть не коснулся Юриного штурмовика, гигантским шагом переметнулся вперед, поймав в световую сферу впереди летящую машину. Заработали зенитки, принялись закидывать в небеса дымные шапки, заметные при свете прожекторов. Филиппов знал, что медленным доворачиванием "Ильюшина" не уйти от навязчивого света, поэтому резко взял ручку управления на себя. Глаза больше не слепило. Беспокойно заметались лучи, упустив свою цель.

Поднятые по тревоге фашисты бежали в укрытия. На них сыпались бомбы. Со свистом, прочеркивая яркие огненные следы, летели эрэсы. На аэродроме царила паника. Было видно, как один "мессер" начал выруливать на взлетную полосу, но две рядом разорвавшиеся бомбы отсекли ему правое крыло. От взрыва истребителя ярко озарилась аэродромная полоса.

Со второго захода ведущий Россохин погасил прожекторную установку. Бомбы Филиппова угодили на спрятанные за земляным валом бензозаправщики. Свету теперь было много. Горели автомашины, самолеты, постройки, пылали резервуары с горючим.

Несколько истребителей успело подняться в воздух. Завязался ночной бой. Пришла работа стрелкам. Во время очередного захода в левое крыло штурмовика Филиппова угодил осколок зенитного снаряда. Сильного вреда он не причинил. Можно было еще маневрировать. Его стрелку Сорокину пришлось отбиваться от двух "фоккеров"-ночников. Уже при отходе на свою территорию Сорокин был ранен, но не давал замолкать своему пулемету. Он не ощущал вгорячах, как на сиденье все шире растекается лужица крови...

Недели через две из госпиталя пришло от Сорокина письмо:

"Привет гвардейцам! Не забыли еще меня? Смотрите не забывайте! Скоро вернусь в родной полк, хотя тут медицинские дяди и тети все уши прожужжали, что мне больше не летать.

Нет! Шалите! Небо от Сорокина не уйдет. Из нашей деревни мужики выходили настырные. Все равно пробьюсь к вам, дорогие мои ребятушки... Бок и плечо залатали как могли, но рука еще висит плетью - корябаю вам письмо левой. Второй день пишу, не ругайтесь за пьяные буквы. Тяжело учиться заново писать... Юра, черкни, как вы там живете, воюете? Скажи бате, чтобы он замолвил за меня словечко, написал в наш госпиталь. Так, мол, и так -, верните Сорокина в полк гвардейский, без него нам плохо. Скажи - Скляров добрый, он вызволит меня отсюда..."

Сорокин вернулся в полк через два с половиной месяца. Как раз в это время устанавливали новые приспособления для пуска реактивных снарядов.

Внимательно осмотрев новинку, Зыков похвалил инженеров. Получилось отличное усовершенствование. Он дотошно расспрашивал техников о тонкостях приспособления, когда к нему подошел стрелок Большаков.

- Товарищ лейтенант, вас командир полка вызывает, - сказал он Зыкову.

- Не знаешь, зачем?

- Нет. Говорит: разыщи немедленно.

Стрелок знал, зачем Скляров вызывает Зыкова, но получил приказание молчать.

Юру ожидала большая радость: в Щигры после выполнения задания своего министерства заехал отец. Пока ходили за сыном, Николай Александрович расспрашивал майора Склярова о жизни в полку, о том, как воюет сын.

- Скажу вам по секрету, Николай Александрович, гвардии лейтенант Зыков получит скоро второй орден Красного Знамени. Мы им гордимся.

Спустя тридцать лет отец расскажет в своих воспоминаниях о встрече в полку.

"На попутных машинах добираюсь до Щигров. Ищу пятьдесят девятый штурмовой полк. Спрашиваю у встречных военных. Люди, узнав, что я отец летчика и хочу с ним встретиться, приветливы со мной, каждый сочувствует и хочет помочь. Эта их доброта сопровождает меня до самой дубовой рощи, где базируется полк сына. Подхожу к часовому, все объясняю. Боец расплывается в улыбке, вызывает дежурного. Меня ведут на контрольно-пропускной пункт полка. Знакомлюсь с командиром полка Скляровым, его заместителем по политчасти Гребеньковым. Они немало удивлены моему появлению. Первый такой случай в их полку.

Мы идем к столовой. Оттуда, из дощатого сарая, расходятся после обеда летчики. Юра ушел раньше. Разыскивают его возле самолета... И вот через летное поле идет мой сын...

В жизни каждого из нас есть несколько - может быть, два-три случая, когда трудно унять биение сердца. Тогда и я пережил это.

Он приближался к нам - шел три, может, пять минут, - я за эти минуты вспомнил все: как мы с матерью ждали своего первенца... Вспомнил его мальчиком, подростком, юношей... Прощание на Киевском вокзале... Он подошел к нашей группе - там уже собралось немало летчиков, - не замечая меня, стал, как положено, докладывать командиру полка:

- По вашему вызову явился!

Многие улыбаются, а Юре и невдомек, в чем дело.

- Вы, гвардии лейтенант, чем заняты после обеда?

- Решил, если разрешите, практически освоить новое приспособление для пуска эрэсов с самолета.

- На сегодня отставить... на сегодня можете быть свободным. Побудьте с отцом, - и с этими словами он повернул его в мою сторону.

Юра удивлен, даже растерян. Может быть, впервые ему изменила его выдержка.

- Папа!.. - и он сгреб меня в свои объятия, стал кружить, целовать.

А кругом смеются, приветствуют меня, радуются. Я почувствовал тогда, какие они все мне родные, дорогие люди. И как любят сына... Мы долго обо всем говорили. Они спрашивали меня, как живет Москва, не голодно ли москвичам. Рассказывали о своей фронтовой службе. Я всматривался в их юные лица и понимал, как эти юноши мужественны, как ненавидят врага.

Затем мы остались с Юрой одни. Беседовали до глубокой ночи..."

Летчики тогда просили Николая Александровича рассказать о себе. Интересней была исповедь ветерана труда.

Долгое время ему пришлось работать на хозяев акционерного. общества мальцевских заводов. Учеба в сельской приходской школе, работа рассыльным на Цементном заводе, молотобойцем в кузнице. Слесарничал на Брянском машиностроительном заводе, имеющем тогда большие революционные традиции. Вместе с рабочими завода организовывал забастовки, распространял большевистскую литературу, за что подвергался преследованиям царской охранки.

В период февральской революции в Москве молодой большевик Николай Александрович Зыков участвовал в революционных событиях, проводимых под руководством московской партийной организации. Работая на военном заводе, активно пропагандировал ленинскую газету "Правда" среди рабочих Басманного района. К октябрю семнадцатого года Николай Александрович имел уже за плечами большой опыт подпольной работы, мог доходчиво объяснить рабочим, во имя чего они ведут борьбу. Сам прошедший суровую школу жизни, большевик быстро находил общий язык со слесарями и литейщиками, грузчиками и кузнецами.