Виктор Афанасьев - «Родного неба милый свет...» Страница 14

Петр Николаевич Юшков служил в Тульской Казенной палате советником. Он знал языки, изучал русскую историю, интересовался философией. В его московском доме бывали известные деятели русского просвещения Н. И. Новиков, И. П. Тургенев, М. М. Херасков. В своем тульском доме он стал устраивать музыкальные и литературные вечера — тут читались новые произведения руссдих писателей, в особенности Карамзина и Дмитриева. Юшковы получали несколько русских и иностранных журналов.

Варвара Афанасьевна по просьбе дирекции Тульского общественного театра выбирала пьесы для постановки, руководила репетициями, которые нередко проходили в ее доме: она выбрала и поставила «Цинну» Корнеля, «Британика» Расина и «Магомета» Вольтера.

Когда приходили актеры, Вася пробирался в гостиную и затаивался в уголке: ничего не было интереснее этих репетиций. Актеры ходили взад-вперед, декламацию начинали с шепота и доходили в некоторых местах до громогласных воплей: они хватались за голову, воздевали руки к потолку, протягивали их с мольбой к партнеру, рыдали и хохотали как безумные… А Варвара Афанасьевна нет-нет да и прервет актеров и сделает замечание.

Детей брали в театр. Они сидели в ложе совсем близко от сцены. Играл оркестр. Взвивался занавес, и появлялись те же актеры, которых они видели дома, но их трудно было узнать: они были одеты в туники и шлемы с перьями, за плечами у них развевались плащи, а в руках было оружие — мечи, копья… Декорации изображали горы, белый храм с колоннами, синее небо… И снова актеры хватались за головы и воздевали руки, яростно выхватывали мечи и произносили клятвы.

…Однажды Петр Николаевич Юшков читал в гостиной вслух драматические сцены Августа Мейснера[27] «Публий Сципион после сражения при Каннах», напечатанные в журнале, Вася сидел в уголке.

«Сципион. …называйте Канны Аллиею, именуйте Ганнибала Бренном! Пусть он свирепствует до стен римских… Но разве нет у отечества нашего Камиллов? Разве мы не внуки оных героев? Не равны с ними в мужестве, добродетели и патриотизме?

Все. Равны, равны!

Один голос. Будь ты Камиллом.

Все. Будь нашим Камиллом! Повелевай! Веди нас куда угодно!»

— Камилл! — воскликнул Вася, к удивлению взрослых, и выбежал из гостиной.

В библиотеке он достал из шкафа большую квадратную книгу: «Житие славных в древности мужей, писанное Плутархом. С французского на российский язык перевел Сергей Глебов. В Санкт-Петербурге. 1765 года», — два тома в одном переплете. Во втором томе нашел недавно прочитанную им главу «Фурий Камилл».

Погрузился в чтение, понес книгу на стол: там всегда были бумага и перья. Вася взял перо и лист бумаги.

Его захватила мысль написать пьесу о Камилле и разыграть ее в день приезда Марьи Григорьевны и Елизаветы Дементьевны. Это было как взрыв: ему захотелось написать пьесу немедленно, в один присест…

Но оказалось, что и самые первые слова вывести нелегко. Вася вчитывался б строки Плутарха, вспоминал виденные в театре трагедии, сжимал голову обеими руками и вздыхал. Наконец — начал писать.

В пятом веке до нашей эры Рим воевал с этрусским городом Вейями. Вдруг из-за Альп нагрянула третья сила — галлы, которые покорили этрусков и, разбив римлян на реке Аллии, двинулись к Риму. Они захватили его ночью, врасплох, но самая важная часть города — Капитолий — была спасена: «священные» гуси, жившие в храме Юноны, услышали шорох, закричали и разбудили римских воинов… О захвате Рима узнал полководец Марк Фурий Камилл, бывший в изгнании. Он попросил у царицы рутулов Олимпии помощи для освобождения родного города. И пока римляне совещались — заплатить или не заплатить дань вождю галлов, Камилл разбил врага. Олимпия, тоже принявшая участие в битве, была ранена и скончалась у него на руках.

Вася уже видел себя в роли Камилла — в золотом шлеме, в красном плаще, с мечом в руках, с луком и стрелами за спиной… Он писал до самого вечера и на другой день снова прибежал в библиотеку. Все уже знали, что он пишет пьесу. Феофилакт Гаврилович Покровский, которому об этом сказала Варвара Афанасьевна, удивленно поднял брови, потом смутился: он вероятно, понял, что в чем-то ошибся, составляя себе мнение об этом мальчике.

Наконец пьеса была закончена. Девочки переписали ее, и Варвара Афанасьевна стала помогать им ставить ее. Это была трагедия «Камилл, или Освобожденный Рим».

Вася склеил себе из золотой бумаги шлем, а Варвара Афанасьевна дала ему для украшения этого шлема два страусовых пера. Остальной его наряд составляли плащ, панцирь из серебряной бумаги, деревянный меч, пика, обвитая цветной лентой, лук и колчан со стрелами. Варвара Афанасьевна, одевавшая его к выходу на сцену, никак не хотела прятать под шлем его длинные черные кудри, которые ей очень нравились, и Камилл вышел на сцену длинноволосым.

Анюта Юшкова была консулом Люцием Мнестором, ее сестра Маша — вестником Лентулом, семнадцатилетняя — очень полная — девица Бунина играла ардейскую царицу Олимпию, остальные девочки — сенаторов, совещающихся в Капитолии, воинов и слуг.

Сцена была устроена в большой гостиной при помощи ширм и стульев. Из настоящих восковых свечей была сделана рампа. С каждого зрителя, исключая прислугу, которая допускалась свободно, взималось по десять копеек на устройство следующей постановки. Занавеса не было.

Когда все собрались, прозвенел колокольчик, и спектакль начался. Сенаторы, ноги которых не доставали до полу, совещались, сидя в креслах, — платить или не платить дань Бренну… Люций Мнестор тонким голосом произнес речь. Не успел он ее закончить, как на сцену влетел в сиянии доспехов Фурий Камилл… Зрители дружно захлопали. Камилл поднял меч и сказал, что не соглашается ни на какие постыдные для Рима условия и сейчас же идет сражаться с галлами. Едва он ушел, явился вестник Лентул и объявил, что галлы разбиты и бегут, а Рим спасен. Камилл тотчас вернулся и красноречиво описал побоище, которое устроил врагам. Сенаторы, одетые в бумажные шапочки, длинные белые рубахи и разноцветные шали, собрались было радоваться, но тут две прислужницы, которых играли девицы Рикка и Сергеева, привели ардейскую царицу, наряженную поверх розового платья в белую рубаху с перевязью через плечо, распущенной красной шалью вместо мантии и с золотой бумажной короной на растрепанных волосах.