Анатолий Конаржевский - Десять лет на острие бритвы Страница 14

Собрался в отпуск. Пришел к Абраму Павловичу получить согласие, а он меня спрашивает:

— Как у вас с финансами?

— Получаю отпускные — хватит.

Позвонил Андрееву — начальнику финансового управления:

— Направляю к вам Анатолия Игнатьевича Конаржевского, наверное, вы его знаете, он едет в отпуск, давайте выдадим ему тысячу рублей (мой оклад был 900).

Так он относился к людям, не создавал никакой торжественности и помпы, никогда не подчеркивал свое «я», свое положение и делал это от души, по-простому. Товарищи говорили, что он имел специальный фонд, за который отчитывался только перед Орджоникидзе. Такие фонды не мешало бы иметь нашим сегодняшним директорам, которыми они могли распоряжаться по своему усмотрению, без всяких согласований с завкомом и СТК.

Еще работая в иностранном отделе, однажды мне позвонил начальник СПО НКВД, полковник Болдырев о том, чтобы подготовиться к приему японского военно-морского атташе Минору Маеду. Завенягин на это отреагировал так:

— Заниматься им не намерен. Займетесь вы. Ко мне его не водите. Некогда. Терпеть не могу подобного рода встреч, дам в ваше распоряжение автомобиль, на наших корзиночных фаэтонах неудобно возить.

Маедо прилетел на своем самолете. Это был рослый, спортивного стиля мужчина, великолепно владевший русским языком, причем, без всякого акцента, был хорошо знаком с нашей художественной литературой не только современной, но и классической. Два дня я его возил по стройке, но он довольно равнодушно воспринимал масштабы строительства. На третий день, прощаясь со мной, вручил свою визитную карточку и пригласил сделать ответный визит к нему, когда буду в Москве. Выслушав его приглашение, я подумал о том, что после такого визита окажусь наверное в НКВД. В 1939 году прочел в газете о назначении Минора Маеду начальником генерального штаба ВМС Японии.

Инцидент с домом иностранных специалистов, когда Завенягин отдал его не им, а доменщикам, не посчитавшись с мнением Ломинадзе, показал о наличии какой-то недоговоренности, натянутости между этими двумя большими личностями, но это скрывалось внешне и не перерастало в открытый конфликт. Завенягин ценил Ломинадзе как прекрасного организатора партийно-политической работы, соответствующей даже требованиям сегодняшнего дня, ценил как вожака, в полном смысле этого слова, большого партийного коллектива Магнитки, умело направлявшего энергию и энтузиазм на решение конкретных задач.

Ломинадзе видел в Завенягине сильнейшего руководителя народнохозяйственного строительства, его способность твердо вести хозяйство намеченным курсом и доводить дело до намеченной цели. В 1936 году Магнитогорский металлургический комбинат стал прибыльным. Прогнозы его противников, а их было на его пути немало, и, в частности, Троцкого, не оправдались. Магнитка и сегодня дает самую дешевую продукцию и продолжает быть флагманом черной металлургии СССР.

Эти два человека, имея взаимную неприязнь, умели ее скрывать от постороннего взгляда и действовать рука об руку — двигать вперед на порученном участке нашу страну.

Абрам Павлович и в семейной жизни вел себя просто и непосредственно. Вот что мне рассказал его референт: «В один из летних дней, неожиданно для Завенягина, в доме появляется его отец — потомственный паровозный машинист. Встретив дома отца, он вполне естественно спросил:

— Почему не предупредил телеграммой о своем приезде, я бы выслал машину на вокзал.

Отец ответил ему с усмешкой:

— Это вы, наши приказчики, привыкли разъезжать на автомобилях, а мы, хозяева страны, предпочитаем пешочком ходить, так здоровее будем.

Они, во время отпуска отца, иногда садились в саду на скамеечку и запросто пели русские песни». Вот таким простым человеком был Авраамий Павлович Завенягин.

Наверное, мало кто знает, что этот человек в содружестве с Курчатовым стоял во главе строительства первой атомной бомбы, первой водородной бомбы, первой атомной электростанции, что за время войны награжден не одним орденом Ленина, и что он был дважды Героем Социалистического Труда, и что в 1938 году, будучи заместителем наркомтяжпрома (Кагановича), благодаря проискам Кагановича, был отправлен в Норильск строить полиметаллический комбинат, носящий теперь имя Авраамия Павловича Завенягина.

Прощай Магнитка

Работая на плотине, я вынужден был сняться с партийного учета в Магнитогорске, в связи с тем, что плотина относилась к Агаповскому району Челябинской области. Связи с Агаповским райкомом я не заимел, в его актив не стремился, т. к. был загружен общественной работой в городе, продолжая возглавлять инженерно-техническую секцию Магнитостроя и работой в ДИТРе, как зам. председателя его правления.

В 1935 году, в связи с убийством 1 декабря 1934 т. Сергея Мироновича Кирова и самоубийством Ломинадзе, начались, пока еще редкие, аресты отдельных работников. Был арестован заместитель Завенягина по строительству Альперович, сменивший Ильдрыма. Мне приходилось часто бывать и решать текущие вопросы снабжения материально-техническими ресурсами и оборудованием. Всегда встречал понимание и помощь с его стороны. Наши потребности отоваривались в плане удовлетворительно. Контакт был тесным и деловым. Вопрос о происках врагов народа был вынесен на обсуждение в партийных организациях, в. т. ч. и нашей. Состоялось оно, кажется, в августе, с повесткой дня о повышении бдительности коммунистов в связи с вылазками врагов народа, тем более, что и у нас на плотине в это время был арестован как троцкист, прораб левого берега Лосев, который действительно не старался скрывать своих взглядов и несогласие с линией партии. Доклад на собрании делал второй секретарь райкома партии. В своем докладе, говоря об Альперовиче, особо подчеркнул то, что на плотине есть коммунисты Агеев и Конаржевский, которые имели дело с Альперовичем, и им надо будет выступить и охарактеризовать Альперовича, его вредительскую деятельность. Мы с Агеевым Николаем Дмитриевичем, ст. прорабом плотины, (впоследствии заместителем Устинова), сидели на одной парте, посмотрели друг на друга и шопотом Николай Дмитриевич спросил меня:

— Не знаю, что говорить, понятия не имею, ведь я с Альперовичем редко встречался. Ты сам знаешь, в Березках я редко бываю, ну что из того, что он был соседом?

— Я тоже не знаю, как быть, — ответил я.

Мы оба не знали как выступить. Кончился доклад. Как обычно, председательствующий объявил:

— Кто желает выступить?

Молчание. Желающих нет. Тогда секретарь райкома предлагает выступить мне. Деться было некуда. Иду медленно через весь класс и на этом коротком пути приходит молниеносно решение — выступить дипломатично: