Кристоф Рехаге - Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой Страница 14

И тут я узрел Ее. Высокую, изящную, воздушную, светящуюся бежевым цветом пагоду в одиннадцать этажей до самого неба.

Она прекрасна. Но где же вход?

– What a pity, – слышу я голос за спиной, – the pagoda is closed!

Я удивленно оборачиваюсь и вижу перед собой двух молодых девушек. Они очень рады, что я их понял, и выдают мне полнейший экскурс в историю этого строения. Я что, не знал, что это самая высокая сохранившаяся пагода во всем Китае?! Она была возведена во времена империи Сун, чтобы с ее крыши можно было наблюдать за передвижением вражеских войск на севере. Поэтому ее так и называют – Лиаоди, что означает «узнавать врага».

Какого врага? Я размышляю некоторое время, и в моей памяти возникают бесконечные часы семинаров по китайской истории. Надо же. Сам того не заметив, я недавно перешел из одной исторической эпохи в другую.

Почти десять веков назад, в то время, когда далеко в Европе король Генрих IV потихоньку собирался в свой покаянный поход в Каноссу, здесь усиливалось противостояние между китайской империей Сун и могучим кочевым народом с севера, монгольским племенем кидани, пагоду которых я совсем недавно рассматривал в Чжоучжоу. Народ Хань возвел эту пагоду, которая служила смотровой башней. Ее высота восемьдесят четыре метра – почти вдвое выше пагод-близнецов!

– Очень интересно, правда? – спрашивает старшая. Она и ее подружка приехали сюда из окрестных городов и ходят в профессиональное училище, где изучают английский язык. Сейчас у них как раз обеденный перерыв. Не хотел бы я побывать на их уроке? Пагода все равно закрыта на ремонт.

Меньше чем через час я стою в классе у доски и изображаю из себя учителя. Двадцать девочек и два мальчика старшего школьного возраста сидят напротив меня за деревянными партами и выжидающе смотрят на меня.

«И как меня сюда занесло?» – спрашиваю сам себя, аккуратно выписывая свое имя на доске и на английском языке представляясь классу. Я немного рассказываю о своем путешествии, задаю несколько общих вопросов по-английски, но так как никто меня не понял, а учительница нервно ерзает на стуле, я перехожу на китайский.

– Послушайте! Не сто́ит так напрягаться! В конце концов, каждый из нас иногда выглядит дураком. – Детишки делают большие глаза, во взгляде учительницы читается нарастающая паника.

– Я просто хотел сказать, что все делают ошибки. В этом нет ничего плохого. Это абсолютно нормально для того, кто погружается в чужую культуру. – И для примера я рассказываю историю одного из первых моих дней в Пекине. Я запутался сам и запутал хозяина киоска, торгуясь с ним из-за бутылки колы, я не понимал, почему он так упорно настаивал на своей начальной цене.

Лето было в разгаре, на улицах было полно народу, и вскоре вокруг собралась небольшая толпа, потешаясь над происходящим. Мне казалось, что хозяин киоска ведет себя абсолютно не по-китайски. «Три куая»[3] (примерно тридцать центов), – повторял он снова и снова, я же не хотел сдаваться и предлагал ему все меньше и меньше за бутылку, чтобы можно было наконец поторговаться.

Ведь мы должны сойтись на окончательной цифре где-то посередине, ведь так должно быть в знаменитой культуре торговли?

Вскоре какой-то другой иностранец, сжалившись над нами, бросил на стол эти три несчастные куая, всунул мне бутылку колы и утащил меня за руку под громкий хохот толпы.

– Это была ужасно неловкая ситуация, верно?

Школьники хихикают, некоторые смеются, прикрывая рот рукой. Даже учительница улыбается.

– Ты в самом деле был уверен, что торговаться надо и из-за бутылки колы? – выкрикивает толстая девочка, и, когда я киваю, уже весь класс разражается хохотом.

Получается веселый урок. Мы разговариваем на китайском и английском об Олимпийских играх, о немецкой и китайской кухне, о фильмах и музыке и много смеемся.

Когда раздается звонок, сообщающий о перемене, мы делаем групповую фотографию. Учительница становится рядом со мной, с улыбкой пожимает мне руку и говорит: «Спасибо и добро пожаловать в Китай!», после чего у меня возникает подозрение, что она потому так мало участвовала в нашей беседе, что не хотела позориться с таким своим английским.

На улице меня уже ждут обе девушки, которые нашли мне поблизости подходящую комнату (в «студенческой гостинице, очень уютно!»), и непременно хотят пригласить меня на полдник («Ты должен попробовать лапшу!»). Мы почти все время разговариваем по-английски, и по обеим девушкам видно, что им приятно не только попрактиковаться в языке, но и ловить на себе любопытные взгляды прохожих.

Обе они недоверчиво смеются, когда я рассказал, что попал в знаменитую Пекинскую киноакадемию почти случайно.

– Знаешь, как нам, китайцам, трудно поступить в университет? – спрашивают они и рассказывают о ежегодных централизованных вступительных экзаменах, по их словам, очень трудных.

Старшая морщит нос:

– Динчжоу очень скучное место для учебы. В Пекине или Шицзячжуане хоть за покупками есть куда пойти, да и в Баодине тоже. А здесь?

…Некоторое время спустя я лежу в спальном мешке и радуюсь теплу отопительной трубы рядом с моей постелью. Звонит Сяо Чай и сокрушенно сообщает, что мой объектив еще не починили, какую-то запасную деталь все еще не достали.

А я там как, хорошо себя веду?

– Конечно! – отвечаю я со смехом.

– Ну-ну, – бормочет он, совсем как Большой Брат.

В бане

Прошло три дня, а мой объектив все еще не готов. Кроме того, у меня безумно болит нога, хотя вчера я останавливался в гостинице на обочине и прокалывал мозоль. Судя по карте, мне надо пройти еще почти сто километров, чтобы добраться до Шицзячжуаня, административного центра провинции Хэбэй.

Далее начнется путь через горы, и я пока не уверен, надо ли мне этому радоваться. С одной стороны, я был бы рад любому изменению ландшафта, потому что бесцветным однообразием равнины Хэбэй сыт по горло.

С другой стороны, я гор боюсь. Ведь там, наверху, все может оказаться совсем не так просто, как я себе это представляю. Вдруг, например, начнется снегопад…

Уже глубокая осень, почти все деревья стоят голые, а поля и луга приобрели грустный коричнево-желтый оттенок. Я прохожу мимо стада баранов, которые отрываются от еды, поворачивают головы, удивленно разглядывают меня. Во дворе, перепачканном мазутом, стоит скелет трактора. На земле разложены инструменты, но нет и намека на присутствие людей.

Передо мной предстает табличка, на которой написано: «Резиденция ФУ СИ», и стрелка указывает на дорогу, которая уходит направо от основного пути.

Фу Си? Я примерно представляю, что это может быть, поэтому мне приходится доставать словарь и уточнять. Выясняется, что Фу Си был первым из трех легендарных императоров, которые, согласно преданию, принесли китайцам не только рыбную ловлю и охоту, но и письменность, домостроение, календарь и умение изготавливать шелк.