Павел Лукницкий - Сквозь всю блокаду Страница 141

Мы блокировали районные центры Ляды и Осьмино. Засевший там противник (около шестисот человек) держал оборону, создав укрепления. В частности, обнес поселки деревянной стеной в полтора метра высотой и метр толщиной. Мы отрезали подступы к этим поселкам, заставили немцев почти месяц голодать; они вынуждены были размалывать зерно на ручных жерновах.

Отряд Круглова с боем занял Ляды, немцы, потеряв полтораста человек, бежали в панике, бросая винтовки. Затем этот же отряд штурмом занял Осьмино. Здесь потери противника превышали сто человек.

В это время уже вел наступление Ленинградский фронт. Мы получили приказ от Никитина взорвать в районе Кингисепп — Нарва Балтийскую железную дорогу, а также взорвать дорогу Гдов — Сланцы — Веймарн. Направили мы в эти места несколько отрядов.

Красная Армия приближалась. Мы получили новый приказ: занять Сланцы и Гдов. За два дня до прихода Красной Армии мы взяли оба города, потом вышли на старую государственную границу, организовали оборону и здесь встретили подошедшую Красную Армию, передали ей всю занятую нами территорию.

И. Д. Дмитриев родился в здешнем Осьминском районе, в двадцатых годах боролся с кулачеством, занимался землеустройством, потом учился в Ленинграде, стал агитатором-пропагандистом, опять же в здешних лесах, в Луге и близких к ней районах.

Потому знает каждый колхоз; каждый двор, каждая лесная сторожка ему хорошо знакомы. Перед войной он окончил комвуз, поступил на исторический факультет Педагогического института…

По моей просьбе, И. Д. Дмитриев подробно рассказывает свою биографию и историю обороны Луги, в которой участвовал до того самого дня 24 августа 1941 года, когда немцы заняли Лугу.

26 февраля. Вечер

— Я из храбрых! — попросту говорит Ира Игнатьева, одна из первых «старейших» партизанок бригады (а сама — молодая девушка, ей нет и двадцати одного года). — Когда первый раз уходила в разведку, мне предложили: «Возьми пистолет». Не взяла. Ходила так месяца три…

Лицо у Иры русское, деревенское, зубы отличные, белые; волосы светлые, говор тоже крестьянский. Разговаривает весело, смех у нее — от души, легкий.

Ира — опытная разведчица, ходила в тыл к немцам — в Порхов, Псков, Лугу, Сиверскую. Потом стала рядовым бойцом, а в последний год — медсестрой.

Ира Игнатьева делит действия партизан на три периода.

Первый период закончился 10 сентября 1942 года, когда после ликвидации немцами в Дедовичском, Поревическом и соседних районах Партизанского края разбитые партизаны вывели раненых в деревню Студеновка, через Волховский фронт, в районе Поддорье.

— Вышло нас, здоровых, одиннадцать человек — шесть женщин и пять мужчин. Вывели мы шестьдесят три раненых. В советском тылу — в Валдае и Мореве — прожили полтора месяца, затем после октябрьских праздников отрядом в семьдесят пять человек (под командованием капитана Тимофеева) вышли у деревни Хлебоедово обратно, через линию фронта, в тыл к немцам…

Второй период — действия в том же районе прежнего Партизанского края, где все было уничтожено немцами, где отряду пришлось голодать, выискивать под снегом рожь, парить ее, выбирать мороженую картошку, есть ее без соли.

— Немец опять наслал на нас карательную экспедицию…

Ира рассказывает об этой экспедиции и о том, как в марте 1943 года дрались против танков и пушек новой карательной экспедиции, оборонялись, выходили из окружения, создавали возле Витебска Партизанский край, вели бои.

Третий период — после приказа идти «в районы, сюда под Акатьево». Перешли железную дорогу, попали в окружение, пять суток, голодая, вели бои.

— Крепко досталось. Раненых было очень много, Я вытащила на себе восемнадцать тяжелораненых; было это в конце апреля.

Лед растаял, как бултыхнешься по грудь, кричишь: «Нет, ребята, вы сюда не ходите!..» Всех выволакивала…

Эпизоды, эпизоды непрерывных партизанских боев. За три года их набралось много!

— …И потом приказ: занять Сланцы! — заканчивает свой рассказ Ира. — И уже когда пошли от Сланцев, нам стали попадаться машины. «Ребята, — кричу, — да это наши!..» А ребятам так и хочется обстрелять машины, всё не верят, что это не немецкие!

«Катюш» нам показывали бойцы, угощали каждого из нас папиросами, и мы пошли в свой партизанский штаб, в Заозерье.

Вот так партизанила я. В бою я — дурная какая-то, все в рост… всегда только думала, чтоб не ранили тяжело, лучше, чтобы убило в бою… Я веселая, а всё-таки нервы расстроены из-за переживаний по раненым… Чтоб всё достать им!.. Просишь для раненого кусок хлеба, психуешь, думаешь иной раз: «Пристрелюсь, к черту!..» Ну, конечно, потом успокаиваешься!.. Я всего вынесла семьдесят-восемьдесят человек!..

27 февраля. Залужье

Утром к И. Д. Дмитриеву приходил подполковник, командир саперного подразделения. Рассматривали карту и план города. Подполковник предупреждал, что в здании, которое занял райком партии, лучше до 10 марта не находиться:

— Гарантии не даю!

— Не верю, — сказал Дмитриев, — чтоб судьба меня после таких двух лет подвела! Не допускаю такой возможности! И ведь может взорваться, когда нас там не будет — ночью или когда ходим обедать… Рискнем, а?..

…Пришла партизанка Мария Никитина:

— Хочется очень в ту бригаду, где любимый. Она идет в Ленинград. Можно?

— Ох, молодость, молодость! — усмехается И. Д. Дмитриев. — Можно!

Пишет ей записку и говорит:

— Сегодня идет отряд Шерстнева. Примкни к нему. Как встретишь людей своей бригады, так иди к своему милому.

— Больше никаких документов не нужно?

— Не нужно!.. Скажешь!..

Был утром и сам Шерстнев, который раньше всех командовал партизанами в Лужском, Лядском и Оредежском районах, — маленький, худощавый, загорелый, с выразительными умными глазами, очень спокойный («Война, научила!»), занимавшийся последнее время агентурной разведкой в немецком тылу. Этого человека любило население тех деревень, в которых он появлялся, любят его и партизаны. О его храбрости и дерзости ходят легенды даже среди самих партизан. Немцы знали его, давали в объявлениях описание его внешности, сулили за его голову большие деньги. Направляя Шерстнева в тыл к немцам, Никитин говорил: «Мы знаем всё, что делается везде — в Новгорода, Пскове, Гатчине… А о Луге — ничего не знаем…» Шерстнев сумел заполнить этот пробел.

Сегодня он уезжает в Ленинград с сорока партизанами, работавшими с ним вместе…

После обеда я слушал рассказы редактора партизанской газеты В. Я. Никандрова о чехе Кура Ольдрихе и о группе голландцев, служивших в немецкой армии, перешедших в декабре прошлого года к партизанам.