Валерий Панюшкин - Ройзман. Уральский Робин Гуд Страница 15

Теперь некоторые реабилитанты пытались с Курчиком говорить, но ничего не получалось.

– Я хочу уйти отсюда.

– Зачем?

– Я же больше не колюсь.

– Зачем ты хочешь уйти? Куда?

– Домой. Найду работу.

– Врешь. Ты хочешь уйти, чтобы колоться.

Реабилитант отводил глаза, а десяток таких же, как он, слышали этот разговор и понимали, что да, врет, хочет уйти, чтобы колоться, зачем же еще.

– Я плачу вам деньги. Все! Вы мне помогли. Больше я в помощи не нуждаюсь.

– Врешь. Нуждаешься. И деньги платишь не ты, а твоя мать.

И десяток наркоманов вокруг, таких же, как этот, понимали, что да, врет, нуждается в помощи, и деньги, восемь тысяч рублей в месяц за реабилитацию, платит не он, а его мать, потому что все свои деньги, какие были, он давно уж сколол.

– Вы не имеете права меня удерживать! Я свободный человек!

– Врешь! Какой ты свободный?

С этими словами Курчик клал на стол булыжные кулаки, и десяток наркоманов вокруг понимали, что нельзя считать свободным человека, который зависит от белого порошка.

Теоретически уйти из реабилитационного центра можно было, просто заявив, что хочешь уйти. Практически никто так не делал, потому что никто не мог выдержать разговор с Курчиком.

Из реабилитационного центра бежали. Сговаривались по двое, по трое. Отвинчивали спинку кровати в карантине. Ночью, когда к дверной решетке карантина подходил ключник, хватали ключника, продевали железную спинку кровати сквозь решетку, прижимали ключника за шею к прутьям. Двое держали, один отбирал ключи. Теми самыми наручниками, которые предназначались для пристегивания реабилитанта к кровати, пристегивали ключника к решетке. И бежали. А реабилитант Илья Букатин (в милицейских отчетах – Букакин) распилил решетку на окне в туалете и в ночь на 12 мая 2002 года бежал через окно вместе с другим реабилитантом, Алексеем Степановым. (Тут, кстати, расхождения еще хронологические и численные: по милицейским отчетам – 12 мая бежали двое, у Ройзмана в онлайн-дневнике написано – 17-го бежали трое.)

Милиционеры говорят, что Букатин и Степанов бежали к матери Букатина. Это было довольно глупо – бежать из реабилитационного центра к матери, которая ведь и сдала тебя в реабилитационный центр. Но наркоманы часто делают глупости. Не успел Букатин с другом добежать до дома, как туда приехали сотрудники Фонда, схватили молодых людей, запихали в багажник автомобиля, привезли в реабилитационный центр и там забили Букатина до смерти «трамалом», который к тому времени был уже не бейсбольной битой, а куском металлического кабеля в пластиковой оплетке. На кабеле не было написано «трамал», трамалом эту дубинку называли по старой памяти. Так рассказывает эту историю пресс-секретарь областной милиции Валерий Горелых.

Курчик рассказывает иначе. Да, Букатин и Степанов ночью выпилили решетку и бежали. Но не к матери Букатина, а к ночному клубу. У ночного клуба Букатин снял проститутку, но не для того, чтобы заняться с нею сексом, а безошибочно определив, что девушка – наркоманка и можно отнять у нее героин. И он отнял у нее героин. Но девушка пожаловалась охране ночного клуба. Охранники догнали Букатина и избили. Крепко избили, тем более что Букатин был под действием героина и не чувствовал боли, и избивавшим все казалось, что похититель героина избит недостаточно. И вот уже избитый Букатин поплелся к матери, не понимая, насколько избит, и не желая обращаться за медицинской помощью. И вот уже тогда сотрудники Фонда нашли Букатина, погрузили в машину и увезли в реабилитационный центр вместо того, чтобы отвезти к врачу. А в реабилитационном центре – да, еще били и, возможно, куском металлического кабеля. Во всяком случае, такая дубинка в реабилитационном центре действительно была и действительно называлась «трамал». Так рассказывает Курчик. Так он восстановил события на следующий день, потому что участником этих событий он не был. В ночь на 12 мая Курчика не было в реабилитационном центре.

А дежурил в ту ночь Александр Терешонок, сын полковника милиции из Пыть-Яха, наркоман из тех, кому после года трезвости кажется, будто можно и нужно причинять людям добро, посредством битья и унижений принуждать всех подряд к трезвости.

(А лужи были огромные. Середина мая, дороги развезло. Почки разворачивались, первая зелень. Ямы были залиты водой, пока не въедешь, не поймешь, глубоко ли. Машина ныряла так, что грязь вздыбливалась на манер цунами и захлестывала через капот, а то и через крышу. А на ровных местах – все равно грязь, и машину вело юзом. Ройзману приходилось быстро выкручивать руль в сторону заноса и добавлять газу, иначе понесло бы штурманской дверью на сосну, а не было у гонщика страха больше, чем убить штурмана.)

В тот день, когда погиб Букатин (избит ли сутенерами у ночного клуба, добит ли после клубных охранников Терешонком, сам ли умер от передозировки наркотиков – теперь уж не восстановишь), Курчика в реабилитационном центре не было, а Ройзмана вообще не было в Екатеринбурге. Ройзман был на соревнованиях, на ралли по бездорожью. «Вогульские дебри», этап чемпионата России. Черт-те где в болотах, вне зоны действия сети, даже позвонить ему было нельзя. Алиби из железа, машинного масла, внедорожной резины, жидкой грязи и первых энцефалитных клещей.

Обнаружив в крови Букатина смертельную дозу героина, следователи тогда уголовное дело закрыли, но возобновят через год, когда Ройзман станет баллотироваться в депутаты. Резонансное будет дело, компрометирующее. Следователи попытаются доказать не только то, что Терешонок убил Букатина, но что убил по прямому указанию Курчика, а Курчик, дескать, выполнял распоряжения Ройзмана. Первое удастся: Терешонок Курчика сдаст, наговорит с три короба. Но второе не удастся ни в коей мере: на следствии и на суде, выложив булыжные свои кулаки на перекладины клетки для подсудимых, Курчик настоит на том, что Ройзман никаких распоряжений ему не давал, ничего о происшествии с реабилитантом Букатиным не знал и знать не мог и вообще в день гибели реабилитанта в Екатеринбурге отсутствовал, на телефонные звонки не отвечал, гонялся.

(Ночь уже была. Фары, залепленные грязью, почти не светили. Дворники грязь на лобовом стекле не стирали, а размазывали. К финишу пришли первыми, но, как выяснилось, пропустив две промежуточные контрольные вешки. Так поглядишь – вроде победили, эдак поглядишь – дисквалифицированы.)

Если бы Курчику оговорить Ройзмана, получил бы существенное снисхождение. Но не оговорит, упрется. И за упрямство получит шесть лет строгого режима с отбыванием в полярной колонии поселка Харп в низовьях Оби. Да еще улыбаться будет в зале суда, радоваться, что мало дали. А Ройзману – вообще ничего. По мнению Курчика, справедливо – не было ведь Ройзмана в городе, правда ведь не было.

А вот когда летом 2003-го громили женский реабилитационный центр – Ройзман был.

Женский реабилитационный центр на озере Шарташ открылся в феврале 2003-го, и с ним сразу начались проблемы. Стараниями милиционеров во многом, по городу ползли слухи, будто Ройзман для того содержит девочек, подлечивает и прилично одевает, чтобы использовать в качестве сексуальных рабынь. Тот факт, что в основном девочки были ВИЧ-положительные, никого не смущал – мало ли ВИЧ-положительных проституток? Оправдываться было сложно.

Еще сложнее было с самими девочками. Они хитрили и обманывали точно так же, как парни, но, по ройзмановским понятиям, за ложь им нельзя было вломить, потому что «нельзя бить девочек» – заповедь с детского сада, где мама работала воспитательницей. А пристегнуть к койке наручниками, если и можно было, то как-то нежно. И удерживать насильно нельзя, потому что насилие по отношению к мужчине – это просто насилие, а насилие по отношению к женщине – всегда сексуальное насилие. Так, кажется, устроено в голове у Ройзмана. А еще они пекут пироги, строгают салаты, садятся напротив и смотрят, вздыхая, как ты ешь, всякий раз, когда приедешь проведать реабилитационный центр. И есть в этом что-то домашнее, семейное. И еще они плачут по любому поводу и просто так – над загубленной своей молодостью. А естественная реакция на женские слезы – обнять, но обнимать нельзя, потому что обнять – это сексуальные домогательства. Да есть же среди реабилитируемых наркопотребительниц и несовершеннолетние, и по отношению к ним сексуальные домогательства (обнять плачущую) – это и вовсе уголовная статья.

И всякий твой поступок может обернуться уголовным преследованием. Вот в мае 2003-го звонит реабилитантка Таня, плачет, просится домой. Реабилитация ее не окончена, только-только бросила колоться, но какие-то там у нее семейные обстоятельства. И не просто надо ее отпустить из реабилитационного центра, но приехать надо за ней на Шарташ и домой отвезти, потому что как же она поедет домой одна – девушка? Ройзман приезжает, сажает Таню в свою машину, везет в город, по дороге уговаривает не колоться и вернуться на реабилитацию сразу, как только семейные обстоятельства уладятся. На том и расстаются.