Андрей Черныш - На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918 Страница 15

У с. Наброж мы встретили обоз 17-го гусарского Черниговского полка, под командой знакомого мне по гарнизону г. Орла офицера, который спрашивал нас о местонахождении полка. Мы не могли удовлетворить его ответом. Между с. Наброж и м. Тышовцы наш путь пресекала колонна трофеев 10-й дивизии, взятых ею 15-го. Впервые мы увидели пленных австрийцев, обоз их, лазаретные линейки и пр. Все это направлялось в Грубешов.

Около 4–5 часов мы прибыли в м. Тышовцы. Здесь встретили генерала А. Драгомирова со штабом, начальника Сводной дивизии[74] (Гусарская и Уланская бригады без артиллерии). Дивизия стояла в районе Тышовцов. Расположившись в одном из больших домов на площади, мы тотчас занялись установлением связи и писанием приказа «по группе корпусов». Через Тышовцы с фронта 5-го корпуса направлялись в тыл раненые и пленные. Первые большею частью мрачно рисовали картину их фронта. Говорили о сильном натиске противника, больших своих потерях и трудности удержания фронта. Мы не особенно верили этому, так как официальные сведения рисовали не столь мрачными красками положение, тем не менее под влиянием пережитого уже, что ли, но мы настроены были не особенно хорошо. В Тышовцах мы стали получать сводки о положении на фронте армии, в которых все говорилось о сильных боях в 19-м корпусе под Комаровым, и что доблестный корпус успешно борется с превосходными силами австрийцев.

Наутро 17-го наша роль «командующих группой» кончилась: распоряжением генерала Плеве генерал Яковлев возвращался к своей коронной должности.

После обеда мы выехали из Тышовцов обратно по тому же пути, на Наброж, Лыкошни. Вправо, на фронте 5-го корпуса, раздавалась сильная артиллерийская канонада. Видна была масса высоких красных разрывов австрийских шрапнелей. В с. Наброж мы заехали в штаб 3-й дивизии и познакомились с обстановкой на фронте ее. В общем, было спокойно. Лишь на правом фланге, в 9-м Ингерманландском полку, против д. Кмичин, в связи с атаками на фронте 5-го корпуса, противник пытался преодолеть болотистую лощину по длинной плотине. Но метким огнем пулеметов ингерманландцев он легко отбрасывался с большими потерями. В штабе 3-й дивизии, расположенном в сливовом саду, ели много слив, а затем влезали на высокую наброжскую колокольню, чтобы обозреть оттуда фронт. Но ничего, кроме тех же шрапнельных разрывов, красных, высоких – австрийских и белых низких – наших, ничего распознать не удалось. Одно было ясно, что на фронте 5-го корпуса противник проявляет большую активность, но, видимо, безуспешно.

Между сс. Кришни и Лыкошни останавливались и смотрели на стрельбу одной батареи 3-й артиллерийской бригады, занимавшей укрытую здесь позицию, к югу от большой дороги. Батарея пыталась обстрелять большую австрийскую колонну, двигавшуюся в тылу фронта противника по дороге Стенятын – Лащов, в направлении последнего. Колонну и мы видели невооруженным глазом. Однако дистанция была предельная, и наши снаряды не долетали колонны. Она продолжала спокойно двигаться. О движении сил противника в тылу его фронта перед нашим корпусом мы и еще получали сведения, что несколько удивляло нас и успокаивало. Мы все время опасались за прочность именно нашего левого фланга, который был выигран противником в бою 15-го, несколько откинут назад и, в сущности, стал почти параллельно нашему тыловому пути на Владимир-Волынск. К тому же обеспечение его 7-й кавалерийской дивизии у Долгобычева, не считалось нами надежным. Из опыта действий этой дивизии до сих пор, особенно за 15 августа, мы вынесли не только разочарование, но и возмущение ее поведением, и вернее не поведением дивизии, которая была прекрасна, а ее начальника, генерала Тюлина. Этот последний не только не был тем вождем, которые создают историю конницы, а и вообще не отвечал требованиям, предъявляемым военному. Постоянным его стремлением было «осадить за пехоту». А некоторые его донесения, как результат разведывательной деятельности дивизии, мы, тогда пылкая, резкая молодежь, считали просто возмутительными, о чем я еще упомяну ниже[75]. К тому же 7-я дивизия уже не была подчинена командиру корпуса.

Впрочем, противник пытался, хотя и слабо, надавить на наш левый фланг, стремясь охватить его от с. Потуржин в направлении на Вишнюв – Верещин. Контрударом части 35-й дивизии и устроившейся 61-й дивизии 16–17 августа противник здесь был отброшен к Потуржин – Василюв. При этом особенно жаркое дело было в лесу, что между Верещин и Потуржин. Он был завален австрийскими трупами. Здесь впервые участвовал в деле с успехом и 42-й Донской казачий полк, содействовавший атаке частей 35-й и 61-й дивизий.

Повернув от Лыкошина на Старое Село, мы неожиданно наткнулись на огромную пехотную колонну, которая плелась без дорог, просто по полю, направляясь на с. Лыкошин. Оказалось, это была бригада 81-й пехотной дивизии, следовавшая на присоединение к 5-му корпусу, в состав которого она была включена.

В Старое Село мы заехали, – там были штабы 35-й и 61-й дивизий, – но ставку свою обосновали в деревушке Моложов, в целях избавиться от сутолоки тылов дивизий, наполнявших Старое Село, «не сидеть на штабах» этих дивизий и более спокойно, в тиши работать. Это оказалось очень удачным. Отослав и «свой тыл» в с. Мягкое, чтобы не мозолили глаза различные корпусные контролеры, суды и прочее, мы почувствовали себя спокойно и пришли, так сказать, в норму. Вечером наблюдали феерическую картину в направлении на Лащов, грандиозный фейерверк артиллерийских разрывов неприятельских снарядов, особенно были красивы красные разрывы шрапнелей, высоко в небе. Крестьяне же с ужасом прятались по хатам, крестясь и бормоча молитвы.

18-го перемен на фронте не было. Противник и мы не проявляли активности. Он даже почти не стрелял, если не считать крайнего правого нашего фланга, где по-прежнему продолжались активные попытки противника в связи с его действиями против 5-го корпуса. Наши дивизии упрочивали свое положение, укрепляя занятые позиции, как предписывалось им приказом по корпусу.

Сводки из штаба армии по-прежнему говорили об успешных боях у генерала Горбатовского[76], в 19-м корпусе и серьезном положении в 25-м корпусе, на правом фланге 5-й и на левом фланге 4-й армий, в Гренадерском корпусе генерала Мрозовского[77]. Но самым важным для нас было сообщение о том, что с целью оказать содействие нашим 4-й и 5-й армиям войска победоносной 3-й армии двинуты в северо-западном направлении, правым флангом на Сокаль – Белз, что сулило нам избавление от угроз противника нашему открытому флангу. Однако 3-я армия была далеко, а тут противник проявлял беспокоившее нас очень шевеление из района Ворен в направлении на Долгобычев и еще восточнее. Мы тогда еще не знали, что это была просто обеспечивавшая правый фланг австрийцев конница, около 2–3 бригад с легкой пехотой. А донесение начальника 7-й кавалерийской дивизии о замеченном движении на Долгобычев «одиннадцати колонн противника» (так и сказано было в его донесении, повторявшем дословно донесение одного из разъездов) совершенно напугало нас. Здесь у места будет выразить крайнее удивление, как такой крупный начальник, как начальник кавалерийской дивизии, имевший в своем распоряжении такой хороший орган управления, как штаб дивизии, с двумя офицерами генерального штаба, – без критики, без проверки, мог сообщить в высший штаб, повторяя явно вздорное донесение какого-то начальника разведки, возможно даже унтер-офицерского? Удивительно бездарно и невежественно в военном отношении!