Морис Палеолог - Тайный брак императора: История запретной любви Страница 16

Водворение фаворитки в Зимнем дворце, величественная постройка которого как бы олицетворяла всю славу Романовых, вызвало страшное негодование. Это событие вскоре стало главной темой разговоров в светских салонах. Несмотря на всю замкнутость жизни, которую вела Екатерина Михайловна, несмотря на все принимаемые ею предосторожности и на то, что она старалась не выходить из своих комнат, ее присутствие во дворце проявлялось на каждом шагу. Живя во дворце, она естественно должна была пользоваться услугами дворцовой прислуги: ей прислуживали дворцовые лакеи, она ела пищу, приготовленную дворцовыми поварами, она выезжала в дворцовом экипаже. Связь, ранее тщательно скрываемая, сделалась открытой.

При таких условиях прежние нападки, забытые под влиянием волнений, связанных с Турецкой войной, возобновились с новой силой. К ним присоединились еще новые, главным объектом которых сделалась княжна: на нее возлагали значительную часть ответственности за печальный ход государственной жизни. Ее обвиняли в том, что она отвлекла царя от исполнения им своих обязанностей, что она усыпляла его любовными чарами, лишая силы и решимости. В доказательство приводили плачевное физическое состояние, в котором находился Александр II. Как изменился он! Впалые щеки, сгорбленная фигура, вялые движения, тяжелое дыхание — всему этому она была причиной.

Все эти крайне преувеличенные нападки стали сказываться в еще более резкой форме в сентябре 1878 года, когда узнали, что фаворитка разрешилась от бремени второй дочерью, получившей имя Екатерины.

ГЛАВА VIII

Революционное брожение. — Покушение Веры Засулич. — Демонстрации в Киеве, Москве, Харькове и Одессе. — Убийство генерала Мезенцева. — Эпидемия политических убийств. — Покушение Соловьева. — Введение осадного положения. — Назначение генерал-губернаторов. — Александр II уезжает в Ливадию

А между тем никогда Россия еще так не нуждалась в руководстве с ясным умом и твердой волей. Революционное брожение захватило теперь всю империю. Не проходило недели без какого-либо выступления революционеров.

24 января (5 февраля) 1878 года Вера Засулич открыла трагический период русской истории, тяжко ранив двумя выстрелами из револьвера санкт-петербургского полицмейстера, генерала Трепова. Вера Засулич, происходившая из аристократической семьи, сочла своим долгом отомстить за своего товарища — революционера Боголюбова, содержавшегося в крепости и подвергшегося по приказанию вышедшего из себя генерала Трепова телесному наказанию. 31 марта (12 апреля) Вера Засулич предстала перед уголовном судом, в котором ее дело, сообразно с новыми судебными постановлениями, должно было быть решено с участием присяжных заседателей. Решение суда не могло быть сомнительным ввиду того, что преступление было совершено среди бела дня и обвиняемая хвасталась своим деянием. Но лишь начался допрос свидетелей, в возбужденном зале произошла перемена ролей, обратившая обвиняемую в прокурора, а жертву в ответчика. И эта странная перемена ролей произошла несмотря на то, что присяжные принадлежали к высшим слоям общества, а билеты для входа выдавались с особым разбором и преимущественно попали в руки высшего чиновничества. При каждом новом показании свидетелей и при каждом ответе революционерки настроение в зале суда становилось все более возбужденным. Во время прения сторон атмосфера сделалась накаленной. Наконец присяжные удалились на совещание.

Через несколько минут они вынесли оправдательный вердикт.

Решив не осуждать обвиняемую, представители общественной совести без колебания заявили: "Нет, не виновна". Едва председатель закончил чтение этого необычного приговора, как все присутствующие разразились аплодисментами. Вера Засулич вышла из зала суда под гром приветствий, обратившихся во внушительную демонстрацию, когда она появилась среди толпы, ожидавшей ее перед зданием суда. Возбужденная толпа на руках понесла ее к дому генерала Трепова. Отряд жандармов и казаков задержал это торжественное шествие. Пехотные войска открыли огонь, под влиянием которого толпа разбежалась, оставляя за собою убитых и раненых. В общей суматохе Вере Засулич удалось при помощи своих друзей скрыться.

Отклики этого события пронеслись по России грозным эхом. В Киеве, Москве, Харькове, Одессе революционные манифестации следовали одна за другой, как бы порождая одна другую. Особенно серьезны были беспорядки в Одессе: они были организованы одним из наиболее опасных революционных вождей, Ковальским. Полиции удалось найти его прибежище и арестовать его. Присужденный к смерти, он был казнен 2 (14) августа.

Возмездие не заставило себя долго ждать.

Два дня спустя генерал Мезенцев, управляющий Третьим отделением, проходя в полдень по одной из самых оживленных улиц столицы, был убит ударом кинжала в грудь. Нападавший действовал с такой дерзостью и быстротой, с таким самообладанием и меткостью, что прохожие остолбенели, как бы пораженные громом. Никто даже не пытался преследовать убийцу, который так и не был обнаружен.

С этой минуты между революционерами и правительством завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Поклонники террора не гнушались никакими средствами, они не знали жалости, они не боялись репрессий. Тщетно полиция умножила число предупредительных арестов и ссылок в Сибирь.

Тщетно были изъяты из ведения судов присяжных преступления против общественного спокойствия и поручены не знавшим пощады военным судам. Гигантский заговор подрывал устои русского общества, и политические убийства, как страшное поветрие, распространялись в массах. Прокуроры, следователи, полицейские, жандармы, начальники тюрем повсюду становились мишенью революционеров.

Утром 2 (14) апреля 1879 года Александр II, по обыкновению, прогуливался вблизи своего дворца. Шедший ему навстречу молодой человек четыре раза выстрелил в него из револьвера. Четыре пули застряли в стене соседнего дома.

Преступник был тотчас арестован. По пути в полицию он пытался отравиться.

Это был Александр Соловьев, 30 лет, по профессии учитель. Он отказался дать показания о причинах и обстоятельствах, вызвавших его на преступление. Судебный следователь убеждал его быть откровенным, мягко указывая ему, что полное сознание облегчит его защиту. Он холодно ответил: "Не старайтесь, вы ничего от меня не узнаете, я уже давно решил пожертвовать своей жизнью. К тому же, если бы я сознался, меня бы убили мои соучастники… Да, даже в той тюрьме, где я теперь содержусь".