Николай Черкашин - Я - подводная лодка ! Страница 16

Стоял октябрь семнадцатого года. Немцы рвались в Моонзунд. Флот, ещё не разложенный большевиками окончательно, вышел прикрывать Петроград с моря. "Гепард" шел на позиции западнее острова Эзель. На траверзе маяка Уте нас догнал посыльный катер, и мне было велено срочно возвращаться на свой "Угорь". Пришлось подчиниться приказу. Мы коротко попрощались. Знал бы я тогда, что вижу своих друзей в последний раз! "Гепард" из того похода не вернулся. Это была последняя потеря Балтийского флота в германской войне... Но разве могло меня это утешить?

Прошло время. Боль потери слегка притупилась. Вдруг телефонограмма из Питера: "Срочно получите ваш заказ". И адрес - магазин Павла Буре на Невском проспекте близ Казанского собора. Вскоре случилось быть в столице. Захожу в магазин. "Что ж вы долго не приходите? - укоряет служитель. - Ваш заказ давно готов!" И выносит серебряную "луковицу" - точь-в-точь какую я утопил в море. Глянул на заднюю крышку и чуть из рук не выронил: резец гравера начертал подписи всех офицеров "Гепарда" - Николай Якобсон, Николай Викторов, Валериан Кузьмин-Караваев, Ярослав Геркович, Владимир Лазарев... Слезы навернулись на глаза. Это был посмертный дар моего экипажа...

Боже, как берег я эти часы! Ведь не было у моих добрых сотоварищей ни могил, ни даже точки на морской карте. Бог веси их последнее место. Крышка часов с пятью именами была их надгробной плитой.

Такая вот история... Шел я как-то по Невскому и под впечатлением прочитанного стал искать место, где мог стоять тот часовой магазин. А он как стоял, так и стоит! Все та же вывеска! Все тот же "Павелъ Буре"! Как будто и не было восьми десятков лет! Что и говорить - королевское постоянство.

Захожу в элегантный торговый зал. Все те же точность и обязательность, чем славилась фирма на заре XX века. На стенах гравюры из жизни начала столетия. Жаль, что не нашлось в элитном магазине уголка, где могло быть выставлено фото подводной лодки "Гепард", а под ним старомодная серебряная "луковица". Пусть и без офицерских росписей - просто предмет того времени. А под часами - мемориальная табличка:

"Командир подводной лодки - старший лейтенант Николай Леопольдович Якобсон, 33 года.

Старший офицер лейтенант Николай Владимирович Викторов, 27 лет.

Штурманский офицер - лейтенант Валериан Аполлонович Кузьмин-Караваев, 25 лет.

Минный офицер - мичман военного времени Ярослав Антонович Геркович, 29 лет.

Инженер-механик - мичман Владимир Александрович Лазарев..."

Несколько слов о судьбе владельца столь необычных часов. После октябрьского переворота старший лейтенант Иван Константинович Знаменский эмигрировал в Бельгию. Оттуда с группой русских морских офицеров отправился в африканскую колонию этой страны - Бельгийское Конго. Там под руководством выдающегося гидрографа российского императорского флота контр-адмирала Бориса Андреевича Вилькицкого проводил гидрологические изыскания на судоходных реках Конго. Затем перебрался в США, где по истечении лет и скончался. Видимо, там же в какой-нибудь антикварной лавке остались и часы от Павла Буре с пятью автографами.

...А "Гепард" возродился, как это часто бывает на флоте, в корпусе нового подводного корабля. Сначала в крейсерской подводной лодке К-22, успевшей перед своей героической гибелью заслужить гвардейский флаг, а теперь в корпусе своего атомного потомка.

Дай бог, чтобы новый "Гепард" не разделил судьбы своих предшественников, а его офицерам не пришлось бы искать счастья на чужбине.

У кораблей все как у людей - вспышки славы и тьма забвения, молодость и лихость, старость и болезни... Даже гильотины для них скопировали с головорубных машин доктора-гуманиста... Неподалеку от "Гепарда" стоит под обрывком российского флага былой скороход, непревзойденный чемпион мира по подводной гонке - "золотая рыбка" из титана К-162. Много лет назад она тоже была создана на "Малахите".

Мы пришли на неё в тот день, когда "Гепард" поднимал гвардейский флаг из рук президента. Прихваченный ледяным припаем к борту дебаркадера "Сирень", "Серебряный кит", как прозвали титановую атомарину американцы, являл грустное зрелище. У подножия невысокой огладистой рубки, рассекавшей некогда океанские глубины с почти самолетной скоростью, стояли дворницкие метла и лопата. Мощный вертикальный руль застыл в положении "лево на борт", словно вывернутое крыло. Под кормой бурлили пузыри - это вот уже второй год, день и ночь, - поддували дырявые кормовые цистерны, чтобы корма не села на грунт. Но сквозь ободранную черную краску сверкал немеркнущий титан.

Черная приземистая рубка без лобовых иллюминаторов (чтобы не выдавило набегающим потоком воды на максимальной скорости).

Былой рекордсмен ныне под началом своего последнего командира капитан-механика Владимира Матвеевича Тюкова, природного помора, всю жизнь посвятившего родной "Звездочке". А в Санкт-Петербурге здравствует её первый командир - капитан 1-го ранга в отставке Юрий Николаевич Голубков. Незадолго до приезда в Северодвинск мы долго беседовали с ним в моем номере в "Октябрьской". Разумеется, речь шла о том воистину историческом дне...

"Все немного волновались, - рассказывал Юрий Николаевич. - Шутка ли на такое дело идем - на установление мирового рекорда. Но причина волнений была не только в спортивном ажиотаже. Испытание, тем более под водой, дело всегда рисковое.

Никто не мог сказать, как поведет себя на глубине стометровый стальной снаряд весом в 6000 тонн, несущийся со скоростью без малого 90 километров в час. Тем более что глубина нашего полигона не превышала 200 метров. Наверху - лед, внизу - грунт. Малейшая ошибка в управлении горизонтальными рулями или отказ авторулевого - и через 21 секунду нос атомохода врезается либо в лед, либо в ил.

Погружались. Выбрали, разумеется, среднюю глубину - 100 метров. Дали ход. По мере увеличения оборотов все ощутили, что лодка движется с ускорением. Это было очень непривычно. Ведь обычно движение под водой замечаешь разве что по показаниям лага. А тут, как в электричке, всех назад повело. Дальше, как говорится, больше. Мы услышали шум обтекающей лодку воды. Он нарастал вместе со скоростью корабля, и, когда мы перевалили за 35 узлов, в ушах уже стоял гул самолета.

Наконец вышли на рекордную - 42-узловую скорость! Еще ни один обитаемый подводный снаряд не разверзал морскую толщу столь стремительно. В центральном посту стоял уже не "гул самолета", а грохот дизельного отсека. По нашим оценкам, уровень шума достигал 100 децибел.

Мы не сводили глаз с двух приборов - с лага и глубиномера. Автомат, слава богу, держал "златосрединную" стометровую глубину. Но вот подошли к первой поворотной точке. Авторулевой переложил вертикальный руль всего на три градуса, а палуба под ногами накренилась так, что мы чуть не посыпались на правый борт. Схватились кто за что, лишь бы удержаться на ногах. Это был не крен поворота, это был самый настоящий авиационный вираж, и если бы руль переложили чуть больше, К-162 могла бы сорваться в "подводный штопор" со всеми печальными последствиями такого маневра. Ведь в запасе у нас на все про все, напомню, оставалась 21 секунда!