Бернард Барух - От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома Страница 16

Глава 5

В колледже

Мне было всего четырнадцать, когда я поступил в Нью-Йоркский городской колледж. Спешу признаться, что это вовсе не говорит о какой-то моей ранней зрелости. Просто в те дни не было государственных средних школ, и каждый мог поступить в колледж сразу же по окончании начальной школы при условии, что он отвечал требованиям, предъявляемым в данном колледже.

Я остановил свой выбор на Йеле. Чтобы оплатить учёбу, я планировал работать официантом. Но мама считала, что я слишком молод, чтобы уезжать из дома. Нью-Йоркский городской колледж (далее стану называть его сокращенно – НГК) находился на углу 23-й улицы и Лексингтон-авеню. Старое здание колледжа давно уже было разрушено, но школа бизнеса и управления и сейчас находится на том же месте. Мы располагались в здании номер 49 по Восточной 60-й улице, и обычно я просто шёл к месту учёбы и обратно пешком через сорок зданий по нечётной стороне.

Это давало мне экономию в 10 центов к тем двадцати пяти, что мне выдавали ежедневно. На старшем курсе отец увеличил мои карманные деньги до 50 центов. Но был день, когда утром я отправился на учёбу пешком вовсе не для того, чтобы сэкономить свой дайм[16]: тогда случилась знаменитая снежная буря 1888 г. Уличный транспорт стоял. Я прокладывал себе дорогу через снежные заносы; проходя под железной дорогой на 3-й авеню, немного отдохнул от снежной бури. В тот день немногие студенты и даже преподаватели явились на занятия.

Я всегда приносил ланч из дома, а в первые годы обучения носил перешитые костюмы отца. К тому времени я стремительно рос, будто проглотил бобы из сказки о бобовом дереве Джека. Вскоре я настолько вырос, что отцовские брюки стали мне коротки, но мама продолжала переделывать под меня его пиджаки и пальто.

Тогда, как и теперь, НГК был учебным заведением, где молодой человек, если он действительно хотел учиться, мог бесплатно получить хорошее образование. Мы не платили за обучение, и нам выдавали учебники, тетради и даже карандаши. Взамен мы должны были прилежно учиться. Требования для поступления были высокими, стандарты – жёсткими. Дважды в семестр мы сдавали экзамены. Тех, кто проваливался на экзаменах, исключали из колледжа.

Я поступил на курс, в котором числилось около трехсот учеников. Из них до выпуска дошло примерно пятьдесят. Впрочем, большая часть была вынуждена оставить учёбу по экономическим соображениям, а не за академическую задолженность.

Многие мальчики после занятий работали. Гано Джинки Данн, например, который впоследствии стал инженером-электриком, упорно занимался и окончил колледж с отличием, но после учёбы, помогая матери-вдове, работал ночным телеграфистом в отеле «Парк Авеню». А я в виде подработки вёл книгу расходов своего отца и контролировал оплату его счетов.

Сначала я поступил на научный курс, где акцент делался на научных дисциплинах и современных языках. Но вскоре перешёл на классический курс, где большее внимание уделялось классическим языкам. Для того чтобы подтянуть свои знания до нужного уровня, мне пришлось нанять репетитора.

Весь курс обучения в колледже занимал пять лет. Первый год обучения посвящался изучению дисциплин средней школы и подготовке к получению более фундаментальных знаний. Лёгких предметов, которые можно было бы «разгрызть шутя», не было, как не было и возможности самому выбирать предметы изучения.

Школу я окончил вторым по успеваемости в своём классе, но в колледже я сильно сдал позиции. Хуже всего мои дела шли по черчению и естественным наукам. Почти всё, что к тому моменту сохранилось в моей памяти, например, из области химии, было то, как можно добавить серную кислоту в какую-то скверно пахнувшую субстанцию, а затем из озорства вылить всё это в карман кого-нибудь из учеников.

Разнообразные «логии» – биологию, зоологию и геологию – преподавал профессор Уильям Стратфорд, мужчина приятной наружности шести футов и четырёх дюймов (193 см) роста с пышными светлыми усами. Я чувствовал, что у него были фавориты и что я не принадлежу к их числу. Я был так обижен на Стратфорда, что на любой его вопрос мог извлечь из своей головы очень мало знаний.

Самое глубокое впечатление на меня произвёл преподаватель политэкономии Джордж Ньюкомб. Он носил очки в золотой оправе и был похож на старомодного англичанина. Своим визгливым голосом, который он пытался исправить, посасывая сахар, он обычно заявлял:

– Те из вас, джентльмены, что предпочитают поиграть в шахматы, могут располагаться на задних местах. Те же, кто намерен слушать меня, пусть сядут впереди.

Хотя я и был шахматистом, но всегда садился впереди, чтобы не пропустить ничего из того, что будет рассказывать преподаватель.

Многие мои дальнейшие успехи были следствием полученных от него знаний. Хотя профессор Ньюкомб никогда не согласился бы с некоторыми популярными в наши дни экономическими теориями. Он усиленно вдалбливал нам законы о закупках и сбыте и требовал, чтобы мы верили в них. Именно на его занятии я впервые услышал: «Когда цены идут вверх, начинаются два процесса, а именно: избыточное производство и недостаточное потребление. Результатом будет постепенное падение цен. Если цена слишком падает, то снова начинается два процесса: недостаточное производство, так как человек не будет производить себе в убыток, и одновременно повышенное потребление. Именно две эти тенденции ведут к установлению нормального баланса». Через десять лет, вспомнив об этих словах, я разбогател.

Профессор Ньюкомб обучал нас не только политической экономии, но и философии, логике, этике и психологии – всё в одном курсе. Сегодня эти предметы разделили бы между собой несколько преподавателей. Я считаю большим преимуществом, что все эти дисциплины вёл у нас один человек. Слишком много учителей скорее всего склонны забывать, что ты не сможешь хорошо изучить экономику, политику, этику и логику, если не станешь рассматривать их как часть одного целого.

Как правило, в колледжах экономику преподают плохо. Со специализацией там вместо образования дают информацию, в результате из учеников получаются «специалисты по кратким тестам», мозги которых полны всяческими полезными деталями, но которых совсем не научили думать.

Я считаю ошибкой и то, что греческий и латынь больше не являются обязательными для изучения предметами. В НГК я прочитал в оригинале большую часть греческой и латинской классики, мог говорить на латыни. Изучение этих двух языков помогло мне понять культурные основы нашей цивилизации, что мне никогда не удалось бы, не владей я ими.

При мэре Пюррое Митчеле, когда я был членом правления НГК, была начата кампания за то, чтобы превратить колледж в промышленную школу. Однажды членов правления позвали в муниципалитет на совещание к мэру. Мой ум в то время был занят работой, которую мне пришлось из-за этого приостановить на Уолл-стрит, и я просто глазел в окно, когда услышал, как кто-то заявил: