Маршалы Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 16

Массена: «А мы, похоже, собираемся делать историю!» А через несколько недель он, кивнув в сторону Наполеона, бросил: «А здорово было бы стать вторым после него!» И после первой же победы Бонапарта Бертье решает стать «вторым после него». Он никогда не ставил под сомнение решения Наполеона, подобно Ланну, и никогда не порицал его, как это мог делать Ожеро. Другими словами, что бы ни совершал Наполеон, в глазах Бертье он всегда оставался прав, даже если события говорили об обратном. Терпеливый, кропотливый и точный в каждом движении своего пера, он ходил в тени своего патрона, пока она еще была яркой. А потом он ушел и, вероятно, убил себя. Есть только одно письменное свидетельство того, как Бертье не одобрил одно из действий, совершенных его начальником и абсолютно не относящихся к событиям на поле брани. Когда Жозефину наконец убедили прекратить посещать балы и банкеты и поехать к своему супругу в Италию, истосковавшийся по женской ласке Бонапарт начал обнимать ее на глазах своего начальника штаба и секретаря. Бертье был приведен этим обстоятельством в замешательство и частным образом жаловался, что тогда он «вынужден был, улыбаясь, стоять рядом и быть свидетелем некоторых супружеских вольностей». Было бы любопытно узнать, насколько эти «вольности» граничили с распущенностью.

В течение этого этапа кампании адъютантом при Бертье состоял тщеславный сын трактирщика Мюрат. В данное время он еще не имел репутации великолепного командира и старался укрепить свой авторитет, завоеванный им в результате стремительного захвата важных для обеих сторон пушек в День картечи. Как кавалерийский офицер, он был бесстрашным, быстро соображающим и невероятно вульгарным. В Италии он встретил свою будущую невесту, младшую сестру Наполеона Каролину, самую остроумную и самую вероломную в семействе Бонапарт. Мюрат был весьма импозантным мужчиной, и Каролина согласилась на его предложение, но Наполеон, уверенный после Лодийского моста, что фортуна будет благоприятствовать ему до конца, не спешил одобрить этот брак. «В конце концов, он всего лишь сын трактирщика», — бросил он, забыв, что его собственная семья выстаивала за супом очередь перед зданием марсельского муниципалитета. Однако Жозефине все-таки удалось уговорить его согласиться на брак, в чем ему потом пришлось раскаиваться всю жизнь, поскольку Каролина никогда не переставала настраивать своего тщеславного и пустого мужа на приобретение все большей и большей власти, пока в конце концов не подтолкнула его к прямому предательству. Тем не менее в описываемое время и еще в течение нескольких предстоящих лет Мюрат мог поздравлять себя с наличием блистательного чутья: он вошел в семью Бонапарт, что дало ему превосходство над прочими коллегами, принесло ему корону и искреннее отвращение последних.

В итальянскую весну в центре внимания оказался еще один незаметный молодой человек. Бессьер, бывший цирюльник из Лангедока, уже успел забыть свое донкихотство, проявленное им при защите короля Людовика во время штурма Тюильри парижскими толпами в 1792 году, и теперь по меньшей мере по видимости был убежденным республиканцем. На поле битвы при Риволи капитан Бессьер был произведен в майоры и в дальнейшем продвигался по службе так же быстро, как и Мюрат. Через семь лет он уже был герцогом. Вероятно, он никому и никогда не говорил о том, что, как роялист, был на волосок от смерти, но вместе с тем он заслужил титул, дававшийся короной, более чем любой другой маршал. Ведь он единственный из них пролил кровь, защищая монарха.

Еще одним человеком, который мог поздравить себя с даром предвидения, во время этой кампании стал артиллерист Мармон. Среди множества полководцев, окружавших Наполеона, он был единственным, который мог ссылаться на дружбу с великим человеком еще в юные годы. Еще до того, как в гавани Тулона прогремел первый выстрел, и задолго до того, как Наполеон получил благодарность от парижских политиков за разгон бунтующих толп, Мармон назвал его другом и ввел в родительский дом. Это было, когда их гарнизоны стояли в Бургундии. Несмотря на ту репутацию, которую он заработал в дальнейшем (а ни один маршал не имел более отвратительной), нет никаких оснований думать, что он оказал эту любезность одинокому молодому офицеру в расчете на будущую карьеру. Он был осторожным и хладнокровным человеком, но в годы своей молодости искренне восхищался своим блистательным и мрачноватым другом. Оценивая первые победы Франции, в своих прогнозах на будущее он заходит дальше, чем кто-либо другой, и, что еще более интересно, очень правильно оценивает настроения, царящие во французской армии в то время, когда ее несла на себе волна побед. «Мы были словно большая счастливая семья», — пишет он, оглядываясь на те триумфальные дни, когда каждый из тех, кто находился вокруг него, был молодым, исполненным рвения и многое обещавшим. Он уже никогда не был таким счастливым, как в те дни, но за это он должен был винить только самого себя. Мармон не относился к тем людям, которые полностью отдают себя одному делу или же ставят на службу одному человеку. Такие люди встречаются нередко, но лишь немногим из них пришлось уплатить цену, которую уплатил Мармон.

Когда самые жаркие схватки миновали, в Италию прибыл еще один полководец. Это был бывший старший сержант Бернадот, умнейший «выжидатель» века, а быть может, и всех веков и народов.

В те дни Бернадот командовал Рейнской армией, сформированной, снаряженной и экипированной гораздо лучше, чем жестоко сражающаяся и не менее жестоко грабящая население Итальянская. До прибытия в Италию в сентябре 1797 года Наполеона он никогда не встречал. По понятным причинам его солдаты и офицеры испытывали некоторую зависть к славе Итальянской армии, и вскоре между теми и другими начались самые свирепые ссоры. Бернадот даже вызывал Бертье на дуэль, а вообще жертвами дуэлей в это время стало триста пятьдесят человек, и лишь тогда это идиотское соперничество было прекращено. Бывший журналист Брюн, сам — достаточно горячая голова, временно командовал дивизией Массена, когда началась многолетняя распря между ним, когда-то написавшим учебник по военному искусству, чтобы доказать, что он в любой момент может стать прославленным генералом, и горбоносым гасконцем, просто отказывавшимся попасть под чары Бонапарта. Именно здесь Бернадот посеял семена раздора в «счастливом семействе». Никто особенно не заботился о его карьере, и своим быстрым продвижением в дальнейшем он обязан скорее не своим талантам, а тому, что женился на бывшей любовнице Наполеона, прелестной маленькой брюнетке Дезире Клари. Пройдет пятнадцать лет, прежде чем Наполеон поймет, что нельзя безусловно доверять человеку только потому, что ему удалось жениться на близкой ему в прошлом женщине.

Бернадот не долго служил