Р. Паттерсон - Пол Маккартни: история жертвоприношения Страница 16

Упоминание о «пакистанце» связано с темой массовой иммиграции пакистанских граждан в Англию в 1969 году.

11 сентября 1986 года в журнале «Роллинг Стоун» Маккартни дал, наконец, отпор тем, кто упрекал его в расизме:

Когда мы работали над альбомом Let It Be («Пусть будет так»), у нас была парочка куплетов к Get Back («Возвращайся»), которые не только не содержали никаких расистских намеков, а, наоборот, являлись антирасистскими. В газетах то и дело печатались рассказы о пакистанцах, которые жили в жутких условиях — знаете, по шестнадцать человек в одной комнате и все такое прочее. Так вот, при записи песни Get Back для Let It Be (фильма) в одном из куплетов, позднее изъятом из текста, я пел о том, что «слишком много пакистанцев живут в муниципальной квартире» — такая там была строчка. Что лично для меня звучало как протест против тесноты, в которой они жили. Если в то время была какая-то НЕ расистская группа, то это были мы, «Битлз». Что там говорить, все самые уважаемые нами люди всегда оказывались чернокожими. Мы были, в некотором роде, первыми, кто заставил мировую публику наконец обратить внимание на «Мотаун»[25].

Маккартни, по мнению Даулдинга, говорил сущую правду:

Битлы по крайней мере дважды публично дали понять, что не приемлют расизм: они приняли приглашение выступить 11 сентября 1964 года в Джексонвилле (штат Алабама) лишь после того, как устроители согласились не превращать концерт в мероприятие «только для белых», а 29 июля 1966 года отказались подписать контракт на ряд концертов в Южной Африке.

Памятуя об этом, довольно затруднительно прилепить к битлам ярлык расистов. Совершенно очевидно, что ни в одной из официальных записей битлов нет ни единого расистского намека. Наоборот, в битловской лирике чувствуется страстное желание жить в мире всеобщего равенства и терпимости.

Но вернемся к песне «Я — Морж». В ней еще немало странных намеков и причудливых символов. Как мы уже говорили, Леннон находился под большим влиянием Льюиса Кэрролла, и на создание этой песни его вдохновили кэрролловские «Морж и Плотник». Рассказывает сам Леннон:

Первая строка пришла мне в голову во время одного из кислотных путешествий в выходной день, вторая — во время следующего путешествия, а закончил я песню после того, как встретил Йоко… Это из главы про Моржа и Плотника кэрролловской книги «Алиса в Зазеркалье». Я обожал эту прелестную поэтическую сказку. Мне никогда не приходило в голову, что Льюис Кэрролл имел в виду капиталистическую систему. Я никогда не углублялся в тайный смысл того, что на самом деле там подразумевалось, как это делают люди с каждой из работ битлов. Уже позже я вернулся к этой книге, снова ее просмотрел и вдруг понял, что Морж-то в этой истории был отрицательным персонажем, а Плотник — положительным. Я подумал: «Вот черт, я поставил не на того парня. Нужно было написать «Я — Плотник»». Но ведь это звучало бы совсем иначе, не правда ли?

Насчет того, что это действительно звучало бы совсем иначе, Леннон, пожалуй, был прав. Если бы песня называлась «Я — Плотник», поборники религиозной морали клялись бы, что Леннон сравнивает себя с Христом. Вряд ли Джон сгорал от желания подвергнуться очередному суду инквизиции… или сгорал? С другой стороны, вполне вероятно, что Леннон вложил в название песни довольно глубокий смысл. Возможно, Моржом был именно он.

В книге Кэрролла Морж обманул семейство устриц, пригласив их прогуляться вдоль бережка. Эти устрицы стали жертвами жестокой шутки Моржа. А вдруг Джон Леннон точно так же мистифицировал публику, держа нас за доверчивых устриц?

Одним из наиболее интригующих мест в песне «Я — Морж» является повторяющаяся фраза Goo goo goo joob («Гу-гу-гу-джуб»). Эта фраза, скорее всего взятая из «Поминок по Финнегану» Джеймса Джойса, была последней, прозвучавшей из уст Шалтая-Болтая перед его знаменитым падением. Кажется, мы как раз вовремя вспомнили Шалтая-Болтая. Как и с Полом Маккартни, с Шалтаем-Болтаем случился несчастный случай, и у него разбилась голова[26].

Кэрролловский Шалтай-Болтай на недоверчивый вопрос Алисы: «Разве имя должно что-нибудь значить?», фыркнув, отвечает: «Конечно, должно!»

Затем он разъясняет Алисе смысл стихотворения под названием «Бармаглот». Кстати, «Бармаглот» (Jabberwocky) — прекрасный пример кэрролловской игры со словами, которую с наслаждением практиковал и Леннон, составляя свои абстрактные тексты. Не исключено, что именно кэрролловские загадки вдохновили Леннона на столь дерзновенное предприятие: создание сети визуальных и звуковых намеков на мнимую смерть одного из битлов. Льюис Кэрролл мог бы им гордиться!

Должно быть, Леннон с Маккартни гомерически хохотали над многочисленными толкованиями подброшенных ими «намеков». Нельзя не признать, что эти толкования здорово напоминают шалтай-болтаевское объяснение смысла стихотворения «Бармаглот». И вполне соответствуют его самодовольному замечанию: «Я могу тебе объяснить все стихи, какие только были придуманы, и кое-что из тех, которые только будут». Возможно, толкования Шалтая-Болтая тесно перекликаются с буффонадой Леннона, старавшегося одурачить тех интеллектуалов, которые упорно настаивали, что каждый из стихов «Битлз» исполнен глубокого скрытого смысла.

Существуют разные толкования архетипа падения. Во-первых, падение может означать упадок, который переживали «Битлз» как группа. К группе перестали благоволить средства массовой информации. Фильм «Волшебное таинственное путешествие» провалился и был обруган критикой. Официальная религия воспринимала «Битлз» как угрозу растления и подрыва моральных устоев американской молодежи. Спиро Агнью провел неудачную кампанию за запрещение в американском эфире порочных, навеянных наркотиками битловских песен. Оставалось только ожидать, что «Крутая Четверка», как Сатана у Мильтона, навсегда «потеряет рай». Лучше ли было «царствовать в Аду, чем служить на Небе»? Могли ли «Битлз» оттолкнуть своих преданных почитателей, раскрыв свои истинные, но непопулярные политические взгляды — например, протестуя против войны во Вьетнаме и заявив о своей приверженности наркокультуре. Группа могла разделить судьбу Сократа, который тоже стал жертвой социальной нетерпимости, будучи обвиненным в растлении молодежи.

Во-вторых, падение могло подразумевать предполагаемую трагическую катастрофу, в которую попал Маккартни. Действительно, в трагедии Пола и в падении свалившегося со стены Шалтая-Болтая есть некоторое сходство. «Вся королевская конница и вся королевская рать» — в случае Маккартни это оставшиеся битлы, фирмы грамзаписи, продюсеры и администрация, а также восторженная публика — «не могут Пола собрать» и вернуть его из сумрачного царства смерти. Им приходится чем-нибудь заменить недостающие куски, чтобы воссоздать целостный образ Пола. Замена должна была идеально имитировать истинного Маккартни и тем самым сохранить платежеспособность финансовой империи. Все зависело оттого, хотелось ли битлам сыграть свой уход по-сократовски, приняв цикуту!