Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Лорна Мартенс Страница 16

«Когда я была в твоем возрасте» (1894) местоимение «мы» превалирует настолько, что эту книгу нельзя считать автобиографией. «Уилтширское детство» (1929) Иды Гэнди — это очаровательная, идиллическая история о том, как она росла в укромной сельской местности Уилтшира, где автор, ее братья и сестры провели свое «на редкость счастливое и беззаботное детство»41. В главах, содержащих описание Уилтшира, а также детских забав, прослеживается как бы расширение пространства от дома к окрестностям, которые семеро детей министра считали своим королевством. «Лондонское дитя семидесятых» (1935) Мэри Вивиан Хьюз — история жизни в обычной лондонской семье, игр и приключений автора и ее четырех старших братьев — относится к тому же типу, равно как и рассказ «Милли» Элеоноры Маргарет Акланд в ее «Прощай, настоящее: история двух детств» (1935). Обе писательницы организуют свои детские воспоминания по темам, иллюстрирующим совместную деятельность братьев и сестер. Вышедшая в том же году в Канаде автобиография детства и юности Нелли МакКланг «На Западе: моя собственная история» (1935) отлита по той же форме, хотя автор — известная канадская феминистка и общественная деятельница — позаботилась о том, чтобы описать свою личность, рассказать о своих поступках и чувствах и представить собственные идеи о правах женщин.

Позже еще две женщины из Новой Англии, как и Ларком, — одна из ее поколения, другая моложе — опубликовали автобиографии детства и юности, во многом напоминающие «Детство в Новой Англии», но не перенявшие режим «мы». Клара Бартон (1821–1912), известная как основательница Американского Красного Креста, была современницей Люси Ларком и, как и она, родилась в семье массачусетских янки*. Как и Ларком, она написала автобиографию «История моего детства» (1907) в старости, она так же упоминает, что сделала это по предложению других, и так же обращается к юной аудитории. Бартон даже предваряет повествование о своем детстве парой писем от школьников, в которых они просят ее рассказать о ранней жизни. Она посвящает свою книгу таким детям, уточняя, что книга будет небольшой, чтобы ее было легко читать детям. Однако, по сравнению с Ларком, автобиография Бартон не нравоучительная. Кажется, она просто рассказывает о том, что помнит, не преследуя специальных целей. Кроме того, ее история — это не история «мы». Младшая из пяти детей, «на добрый десяток»42 лет моложе ближайшей к ней по возрасту сестры, Бартон часто оставалась одна, за исключением того периода, когда семья жила на ферме с вдовой и ее детьми. Она просто рассказывает свою историю, не анализируя, оставляя читателю возможность самому решать, как все сложилось и как та девочка стала женщиной, написавшей книгу. Как и Ларком, относительно других людей она пишет, руководствуясь правилом «хорошо или ничего», однако, в отличие от первой, приписывающей себе веселый нрав, Бартон подчеркивает, что испытывала трудности: она была чрезвычайно чувствительным ребенком, стеснялась окружающих, робела и чрезмерно боялась причинить кому-то обиду. Таким образом, спустя восемнадцать лет после книги Ларком Бартон делает шаг в сторону автобиографии-исповеди. С должной скромностью она рассказывает, как встала на путь, которым следовала всю дальнейшую жизнь: ее старший брат упал с крыши сарая и был тяжело ранен, и в свои одиннадцать лет она добровольно взялась ухаживать за ним и делала это в течение двух лет. Однако главной своей чертой она продолжает называть болезненную робость, и это притом, что она хорошо успевала в школе и бесстрашно участвовала в мальчишеских спортивных развлечениях, таких как катание на коньках. Наконец, ее родители, озадаченные ее воспитанием и будущим, последовали совету известного френолога направить ее на педагогическую стезю. Так, еще будучи подростком, Бартон нашла призвание, в котором преуспела, не в последнюю очередь потому, что имела дело с мальчишками. Она упоминает «нашу милую поэтессу Люси Ларком»43, потому что та тоже некоторое время поработала на текстильной фабрике. Но Бартон уточняет, что делала это добровольно, на фабрике, принадлежавшей ее братьям, и, в отличие от Ларком, была далека от звания героини ранней американской промышленности. Ее семья была благополучной, и она не испытывала трудностей.

Кэролайн А. Стикни Криви (1843–1920) фактически училась у Ларком английскому языку в Уитоне*. Ее «Дочь пуритан: автобиография» (1916), написанная через 27 лет после автобиографии Ларком, рисует очень похожую картину воспитания в Новой Англии, но оформляет ее совершенно иначе. Криви не использует «мы» и не обращается к молодой аудитории. Она рассказывает собственную историю прямо и довольно подробно и включает в публикацию множество фотографий людей и мест. Ее цель — документировать, а не поучать или вдохновлять. Она заявляет, что два поколения спустя хочет описать воспитание детей в минувшие годы: религиозное, строгое и суровое. Многие элементы совпадают с рассказанным Ларком: дочери все так же должны были шить домашнее белье, дети находились под минимальным присмотром, но мораль была строгой (как и Ларком, Криви украла немного денег и мучилась чувством вины), все так же к воскресному столу накануне готовили печеные бобы и темный хлеб*, все та же этика бережливости. Но все это показано через совершенно другую оптику, чем у Ларком: сквозь призму времени, когда многое в Америке, и особенно религиозные верования и обычаи, безвозвратно изменилось. Криви пишет о медицинских вопросах, которые попадали и в поэтический объектив Люси Ларком: об использовании пиявок и кровопусканий, о пренебрежении к микробам и возможности заражения. Однако и тут ее точка зрения отличается. Она подчеркивает, что со времен ее детства медицина добилась огромных успехов. Она излагает свои старомодные взгляды на животрепещущую проблему «женского вопроса». Как и Ларком, она верит в «идеалы истинной женственности <…> исцеляющей и утешающей» и провозглашает «бесчестием» «то, что называется феминизмом»44.

Различия между произведениями Ларком, Бартон и Криви типичны для тех изменений, которые произошли в женской англоязычной автобиографии детства к началу XX века. Документальная работа Криви уже предваряет те ретроспективные автобиографии, которые будут изобиловать в межвоенные годы.

Исследование

Автобиографическая книга «Та, кого я знала лучше всех: воспоминание о разуме ребенка» (1893) Фрэнсис Элизы Ходжсон Бернетт является новаторской по нескольким причинам. Здесь появляется новая мотивация, которая определит многие последующие произведения в этом жанре: автор стремится передать образ мышления ребенка. Бернетт превращает жизнь детского разума в необыкновенную драму. Работа многим обязана необыкновенной манере повествования. Произведение написано с использованием третьего лица. Ребенок — это «она», а рассказчица — «я». Ребенок — это «Маленький человек», а рассказчица — это та, кто помнит ребенка и с заинтересованным любопытством возвращается к нему в