Анатолий Черняев - Совместный исход. 1976 Страница 16

Стояла напряженная тишина, изредка прорывавшаяся порывами аплодисментов. Когда речь пошла о современных делах, о новом и старом интернационализме, о том, что КПСС не нужна никакая гегемония и проч., аудитория точно и живо реагировала на каждый такой пассаж. Я поразился, как хорошо улавливался подтекст. А когда под конец - о могиле советского солдата Маслова, который погиб, рванувшись на штурм тюрьмы в Бауцене, где, считалось, еще находится живой Тельман, все повскакивали с мест. Долго не могли успокоиться и утихнуть, чтобы дать мне закончить.

Я возвращался с трибуны «в триумфе одобрений». Потом многие подбегали, что-то говорили. Эрика - одна из редакторов «Унзере цайт», очень милая, вся светящаяся умом и добротой, по виду - типичная «западная» журналистка - и в этот вечер, и на другой день не раз «разъясняла» мне, почему я произвел такое впечатление: сочетание мыслей с внутренним волнением, искренностью чувств, серьезное отношение и доверие к германским коммунистам, к немецкому народу, уважение к способности аудитории понимать непростые вещи, решительное, «вызывающее» (как она сказала) нежелание говорить банальности, которые у всех навязли на зубах.

Мис был доволен, но сдержан в похвалах. Мне показалось, он не очень уверен, что я отражаю «официальные» мысли и чувства. У него на памяти, очевидно, было, как его «принимали» в Москве во время XXV съезда КПСС и как вела себя делегация секретаря ЦК КПСС Долгих и Загладина на съезде ГКП. Рыкин мне передавал «на ушко» впечатления делегатов того съезда: официальные клише, набившие оскомину банальности, надутость и ортодоксальность при личном общении...

Настораживал Миса и контраст между моим выступлением и речью представителя СЕПГ, на содержании у которой ГКП была и зависела от нее политически. Моя Валькорда [3], сидевшая рядом, не знала, что и как мне переводить из речи, в которой через слово упоминался «товарищ Хонеккер», а еще «заветы Тельмана в ГДР», «развитый социализм», троекратно - что «критерием интернационализма является верность КПСС...» Потом мне передавали, что аудитория обратила внимание на то, что во всех этих трех случаях единственный в зале, кто не хлопал, был я.

После меня выступал француз. Когда он говорил о прошлом братстве (Торез- Тельман), все шло на подъеме, а когда заговорил о социализме, окрашенном в цвета Франции, люди насторожились, притихли и проводили оратора очень кисло. И опять я поразился их «осведомленности» на счет еврокоммунизма.

Вечером, на банкете в доме Тельмана меня наперебой поздравляли - и немцы (кроме представителей СЕПГ), и наши корреспонденты, и работники консульства. Там же произошла стычка между Мисом и Бюрлем. Я сидел рядом, помалкивал. И тот, и другой в перепалке то и дело оглядывались - «на КПСС». Француз стал было хвалить доклад Миса за то, что там сильно подчеркнут «национальный момент» - особые условия страны и поэтому специфика действий и политики. Мис его прервал: «Я понимаю, куда ты клонишь. Но вы от нас не дождетесь, чтоб мы последовали за вами в еврокоммунизм. И вообще вы себя ведете высокомерно, не по-товарищески. Когда мы были на вашем съезде, вы нам слова не дали, загнали на митинг, где было несколько десятков человек. Но все равно мы ни слова не сказали, что мы думаем о ваших «новых идеях». Вы же приезжаете к нам и говорите, что хотите. И сегодня ты полностью изложил вашу программу. А я, готовясь к докладу, снял (хотя было искушение оставить) малейшие намеки на несогласие с вами. Но вечно мы молчать не будем. Знайте: вы думаете, что вы большие, а мы маленькие. И с нами можно так... Однако при Тельмане мы были самыми большими. Это значит, что можно и у нас стать большим. И, пожалуйста, без панибратства. Мы еще скажем свое слово».

На другой день была манифестация - колонны (тысяч десять) шли перед домом Тельмана. Мис стоял на балконе его квартиры. Я - рядом. Многие из демонстрантов узнавали меня, приветствовали. На митинге после манифестации выступал уже не Мис, а Готье (зам. председателя партии). Трижды в своей горлопанной речи он выкрикивал клятву верности Советскому Союзу. Первый раз ему ответили бурными аплодисментами и криками «хох!» с поднятием кулака к виску (тельмановский жест). Второй раз - жидко похлопали. В третий - уже раздались свистки...

Вечером к нам с Рыкиным в гостиницу пришел Карл-Хайнц Шредер. Пили нашу водку. Он разошелся, стал крыть последними словами Готье: «Если бы он не был идиотом, его вполне можно было бы счесть за провокатора». Долго говорили «по душам». Он то и дело останавливался, обнимал меня за плечи и провозглашал: «Anatol! Rede!» (то есть моя речь). Опускал голову, качал ею по-пьяному из стороны в сторону, будто не находя слов. «Это что надо! Это по-настоящему! Это на десятилетия. Мы никогда не забудем. В программу партучебы включим. Ты нас понял. Ты понял, каково должно быть отношение КПСС к нам». Нес СЕПГ, Хонеккера... И опять и опять рефреном: «Anatol! Rede!»

25 апреля 76 г.

Вчера утром пошел в молочную и булочную. Народу!.. Ворчание-симфония случайной толпы: мол, вот, нет порядка, не могут организовать дело, две бабы на столько народа и не торгуют, а ящики перетаскивают, да коробки вскрывают. Выходной день, а тут стой в очереди. и продуктов никаких нет. о твороге уж забыли, как он пахнет и т.д. и т.п. И вдруг над всеми грубый голос мужика лет 40.

- А что вы хотите! У нас система такая. Эти бабы (продавщицы) не виноваты. Виноваты те, кто за зеленым забором икру жрут. У них там и творог есть. А у нас в стране хозяина нет. Хозяин только и делает, что о светлом будущем коммунизма выступает, а с каждым годом все хуже и хуже. Так и будет, пока хозяина настоящего нет. И т.д.

Никто не удивился, не возмутился. Это, видимо, привычное дело - такие речи в магазинах. Толпа в основном поддакивала и благожелательно комментировала, в том числе молодой милиционер, стоявший в очереди за молоком. А, я извиняюсь, член ревизионной комиссии КПСС стоял и удивленно помалкивал. Да и что он мог сказать, когда у всех остальных «факты на прилавках».

В булочной бабы передрались из-за куличей, а когда в проеме полок раздался голос: «Больше нет, все! И не будет!», поднялся такой гвалт, что я готов был опрометью выскочить за дверь.

28 апреля 76 г.

Только что кончилось партсобрание Отдела с докладом Б.Н. Большая редкость. О наших задачах после XXV съезда. Пересказал наш проект записки в ЦК - о положении в МКД, который я сегодня закончил. И еще один текст, который ему для этой цели был составлен Козловым (усушенный вариант его собственной лекции об МКД). Скучно, бесперспективно, бюрократическая реакция на события, которые, может быть, действительно выходят на исторический поворот.

О делегации КПСС в Англию к лейбористам. Еще до съезда, после еще одного напоминания генсека лейбористов Хейворда послу, мы обещали (в который раз) приехать в мае. Хейворд затвердил это на исполкоме. А потом стал бомбардировать Лунькова требованиями: дайте состав и уровень делегации, мне надо организовать программу, встречи с премьером, с видными лейбористами. Хотя бы за месяц до приезда, который был условлен на 17-18 мая. Я давил на Б.Н.'а, он - на Суслова. Тот тянул (как все эти два года), отмахивался, откладывал. Б.Н. делился со мной недоумениями: Почему? То ли сам хочет ехать, то ли у него какие-то идеологические соображения? Сегодня Брутенц высказал предположение - скорее всего не хотел, чтоб ехал Б.Н. В прошлом году он ездил в США во главе делегации Верховного Совета. Теперь - в Англию, с которой мы начинаем серьезную игру. В конце концов Б.Н. таки уломал Суслова, тот разрешил представить «предложения» в ЦК и сегодня сам подписал нашу записку. Но Хейворд еще неделю назад предупредил Лунькова: если до 26 апреля не будет ответа, визит придется отменять. 27-го - заседание исполкома лейбористов, на котором будет обсуждаться вопрос о визите. Вчера Лунькову позвонили и сказали, что ИК лейбористов отложил визит делегации КПСС на неопределенное время, по причине отсутствия ответа из Москвы. А сегодня мы узнали, что Хейворд дал интервью газетам, в котором объяснил все публично, возложив вину за срыв на КПСС. Окольно посол узнал, что на ИК была острая дискуссия, говорилось об «оскорблении», о том, что три года прошло, что «мы (т.е. ЬР) направляли в Москву весь свой теневой кабинет», а они. и т.д. А «левые» в ИК (Хоффер) вообще заявили: зачем нам общаться с КПСС? Лучше с ФКП или ИКП, которые идут навстречу «демократическому социализму».