Эльдар Ахадов - Кругосветная география русской поэзии Страница 17

Хорватия

Бунин Иван Алексеевич

С ОБЕЗЬЯНОЙАй, тяжела турецкая шарманка!Бредет худой, согнувшийся хорватПо дачам утром. В юбке обезьянкаБежит за ним, смешно поднявши зад.И детское и старческое что-тоВ ее глазах печальных. Как цыган,Сожжен хорват. Пыль, солнце, зной, забота.Далеко от Одессы на Фонтан!Ограды дач еще в живом узоре —В тени акаций. Солнце из-за дачГлядит в листву. В аллеях блещет море…День будет долог, светел и горяч.И будет сонно, сонно. ЧерепицыСтеклом светиться будут. ПромелькнетВелосипед бесшумным махом птицы,Да прогремит в немецкой фуре лед.Ай, хорошо напиться! Есть копейка,А вон киоск: большой стакан водыДаст с томною улыбкою еврейка…Но путь далек… Сады, сады, сады…Зверок устал, – взор старичка-ребенкаТомит тоской. Хорват от жажды пьян.Но пьет зверок: лиловая ладонкаХватает жадно пенистый стакан.Поднявши брови, тянет обезьяна,А он жует засохший белый хлебИ медленно отходит в тень платана…Ты далеко, Загреб!

Чехия

Тарковский Арсений Александрович

Даже песня дается недаром,И уж если намучились мы,То какими дрожжами и жаромЗдесь когда-то вздымало холмы.

А холмам на широкую спину,Как в седло, посадили кремли,И с ячменных полей десятинуВ добрый Пильзен варить повезли.

Расцветай же, как лучшая розаВ наилучшем трехмерном плену,Дорогая житейская проза,Воспитавшая эту страну.

Пойте, честные чешские птицы,Пойте, птицы, пока по холмамБродит грузный и розоволицыйСтарый Гете, столь преданный вам.

Лебедев Вячеслав Михайлович

НА ДАЛЬНЕМ ПУТИВот так – поля и белый дом…Бледнее день в лазури ясной,И месяц маленький и красныйОпять родился над прудом.Всё так же, в Туле или в Праге,Идут дожди, шумят леса,И молодые голосаПоют по вечерам в овраге.И та же жизнь – любви и встречНеизреченная осанна…Как может сердце уберечьВсё то, что помнит так туманно?

Быть может, северные дниЕще сиреневей и тише.И сердцу, может быть, сродниВетряк, соломенные крыши,Поля, дороги, скрип телег,Божница на мосту покатомИ голубой вечерний снегПод нежным розовым закатом.Но что же сделать я могу?Как с неизбежностью поспорю?..

Так отъезжающие в мореГрустят о днях на берегу.И кажется каюта душной…Ну, что ж… Дорога – далека,И сердце учится послушноСловам чужого языка.

Швейцария

Жемчужников Алексей Михайлович

ОСЕНЬЮ В ШВЕЙЦАРСКОЙ ДЕРЕВНЕВ час поздних сумерек я вышел на дорогу,Нет встречных, кончился обряд житейский дня,И тихий вечер снял с души моей тревогу,Спокойствие – во мне и около меня.Вот облака ползут, своим покровом мутнымСкрывая очерки знакомых мне вершин,Вот парус, ветерком изогнутый попутным,В пустыне озера виднеется один.Вот к берегу струи бегут неторопливо,Чуть слышен плеск воды и шорох тростника,И прерывает строй природы молчаливойЛишь мимолетное гудение жука.Нет, звук еще один я слышу, он заранеПро смерть мне говорит, пока еще живу:То с яблонь или с груш, стоящих на поляне,Отжившего плода падение в траву.Сурово для ума звучат напоминанья,А сердце так меж тем настроено мое,Что я, внимая им, не чувствую желаньяТеперь ни продолжать, ни кончить бытие.Изведал радости я лучшие на свете,Пришел конец и им, как эта ночь пришла…О, будьте счастливы, возлюбленные дети!Желанье пылкое вам шлю в моем привете,Чтоб длилась ваша жизнь отрадна и светла!..

Тютчев Фёдор Иванович

Утихла биза… Легче дышитЛазурный сонм женевских вод —И лодка вновь по ним плывет,И снова лебедь их колышет.Весь день, как летом, солнце греет,Деревья блещут пестротой,И воздух ласковой волнойИх пышность ветхую лелеет.А там, в торжественном покое,Разоблаченная с утра,Сияет Белая гора,Как откровенье неземное.Здесь сердце так бы все забыло,Забыло б муку всю свою,Когда бы там – в родном краю —Одной могилой меньше было…

Набоков Владимир Владимирович

Шел поезд между скал в ущелии глубоком,поросшем золотым утесником и дроком;порой влетал в туннель с отрывистым свистком:сначала – чернота гремящая, потом —как будто отсветы сомнительные в гроте,и снова – яркий день; порой на поворотебыл виден из окна сгибающийся змейвагонов позади – и головы людей,облокотившихся на спущенные рамы.Сочился апельсин очищенный. Но самыйпрелестный, может быть, из случаев в пути,когда, без станции, как бы устав идти,задумывался вдруг мой поезд. Как спокойно,как солнечно кругом… С назойливостью знойнойодни кузнечики звенят наперебой.Ища знакомых черт, мне ветерок слепойпотрагивает лоб и, мучась беззаконнымжеланьем, я гляжу на вид в окне вагонноми упустить боюсь возможную любовь,и знаю – упущу. Едва ль увижу вновь,едва ль запомню я те камни, ту поляну,и вон на ту скалу я никогда не встану.

Швеция

Сельвинский Илья Львович

ШВЕЦИЯОгоньки на горизонте светятся.Там в тумане утреннего снаОпочило королевство Швеция,Говорят, уютная страна.

Никогда не знала революции,Скопидомничала двести лет;Ни собрания, ни резолюции,Но у каждого велосипед.

В воскресенье едет он по ягоды,Ищет яйца в чаечном гнезде.Отчего ж в аптеке банки с ядами,Черепушки в косточках везде?Почему, как сообщают сведенья,Несмотря на весь уютный быт,Тихая классическая Швеция —Страшная страна самоубийц?

В магазинах гордо поразвесилаСвитера, бюстгальтеры, штаны…Только где же у нее поэзия?Нет великой цели у страны.

Что же заставляло два столетияЖить среди вещей, как средь богов?Смерти не боится Швеция —Страшно выйти ей из берегов.

Эстония

Самойлов Давид Абрамович

ПЯРНУССКИЕ ЭЛЕГИИГ.М.IКогда-нибудь и мы расскажем,Как мы живем иным пейзажем,Где море озаряет нас,Где пишет на песке, как гений,Волна следы своих волненийИ вдруг стирает, осердясь.

IIКрасота пустынной рощиИ ноябрьский слабый свет —Ничего на свете прощеИ мучительнее нет.Так недвижны, углублённыСреди этой немотыСосен грубые колонны,Вязов нежные персты.Но под ветром встрепенетсяНетекучая вода…Скоро время распадетсяНа сейчас и «никогда».IIIКруг любви распался вдруг.День какой-то полупьяный.У рябины окаяннойПокраснели кисти рук.Не маши мне, не маши,Окаянная рябина,Мне на свете все едино,Коль распался круг души.IVИ жалко всех и вся. И жалкоЗакушенного полушалка,Когда одна, вдоль дюн, бегом —Душа – несчастная гречанка…А перед ней взлетает чайка.И больше никого кругом.VЗдесь великие сны не снятся,А в ночном сознанье теснятсяЛица полузабытых людей —Прежних ненавистей и любвей.Но томителен сон про обманы,Он болит, как старые раны,От него проснуться нельзя.А проснешься – еще больнее,Словно слышал зов ЛорелеиИ навек распалась стезя.VIДеревья прянули от моря,Как я хочу бежать от горя —Хочу бежать, но не могу,Ведь корни держат на бегу.VIIКогда замрут на зимуРастения в садах,То невообразимо,Что превратишься в прах.Ведь можно жить при снеге,При холоде зимы.Как голые побеги,Лишь замираем мы.И очень долго снится —Не годы, а века —Морозная ресницаИ юная щека.VIIIКак эти дали хороши!Залива снежная излука.Какая холодность душиК тому, что не любовь и мука!О, как я мог так низко пасть,Чтобы забыть о милосердье!..Какое равнодушье к смертиИ утомительная страсть!IXЛюбить не умею.Любить не желаю.Я глохну, немеюИ зренье теряю.И жизнью своеюУже не играю.Любить не умею —И я умираю.ХПройти вдоль нашего квартала,Где из тяжелого металлаИзлиты снежные кусты,Как при рождественском гаданье,Зачем печаль? Зачем страданье,Когда так много красоты?Но внешний мир – он так же хрупок,Как мир души. И стоит лишьНевольный совершить проступок:Задел – и ветку оголишь.XIВ Пярну легкие снега.Так свободно и счастливо!Ни одна еще ногаНе ступала вдоль залива.Быстрый лыжник пробежитСиней вспышкою мгновенной.А у моря снег лежитСвежим берегом вселенной.XIIКогда тайком колдует плоть,Поэзия – служанка праха.Не может стих переборотьТщеславья, зависти и страха.Но чистой высоты умаДостичь нам тоже невозможно.И все тревожит. Все тревожно.Дождь. Ветер. Запах моря. Тьма.XIIIУтраченное мне дороже,Чем обретенное. ОноТак безмятежно, так погоже,Но прожитому не равно.Хотел мне дать забвенье Боже,И дал мне чувство рубежаПреодоленного. Но все жеТомится и болит душа.XIVВдруг март на берегу залива.Стал постепенно таять снег.И то, что было несчастливо,Приобрело иной разбег.О, этот месяц непогожий!О, эти сумрачные дни!Я в ожидании… О Боже,Спаси меня и сохрани…XVРасположенье на листеПечальной строчки стихотворной.И слезы на твоем лице,Как на иконе чудотворной.И не умею передатьТо, что со мною происходит:Вдруг горний свет в меня нисходит,Вдруг покидает благодать.XVIЧет или нечет?Вьюга ночная.Музыка лечит.Шуберт. Восьмая.Правда ль, нелепыйМаленький Шуберт,Музыка – лекарь?Музыка губит.Снежная скатерть.Мука без края.Музыка насмерть.Вьюга ночная.

Чиннов Игорь Владимирович

Я помню телеги в полях предвечернихИ глину дороги в возне воробьиной,Эстонское небо, осенний орешник,Грибы и чернику, сухой можжевельникИ мелкий ручей, серебристый, недлинный,Сияние сосен, прямых, корабельных,И вереск лиловый, и желтый бессмертник,И желтый закат над эстонской равниной,И линию лодок – вечерних, последних.

Городницкий Александр Моисеевич

ПЯРНУ, ТООМИНГА, 4Музей не может быть жилым, —В нём обитают только тени.Здесь нету места для жены,Детей или забав питейных.Шумят балтийские ветра.Портрет улыбчивый лучится.Где бражничали мы вчера,Сегодня прибрано и чисто.Над входом вскинула листваСухие красные ладони.Вдова, конечно, не права,Что проживает в этом доме,Где над вещами пролеглаНеодолимая граница.Бездонны эти зеркала,За этот стол нельзя садиться.Хотя теперь хозяин самОт дома прежнего оторван,Принадлежит ему – не нам,Окно прозрачное, в которомЛетит неторопливо дым,За дымом облако и птица.И только вместе с ним однимСюда мы сможем возвратиться.

Азия