Петр Котельников - Под властью Люцифера. Историко-биографический роман Страница 17

Ведь «друг» такой предать готов,

Лишь только время выжидает.

Вождь немецкой нации, подходя к вопросу о войне с Россией, исходил, прежде всего, из того, что до него никогда и никому не удавалось объединить немецкий народ. И это знаменательное событие произошло при нем. Возможно, он и переоценивал свою роль, но стоит ли его за это осуждать? Верил Гитлер в значимость свою, до самой смерти верил. Вот что он говорил 12 декабря 1944 года, беседуя с командирами дивизий перед началом Арденнского наступления:

«Мы ведем борьбу, которая так или иначе неизбежно должна была наступить. Следует выяснить только один вопрос: был ли удачным момент ее начала? Политическая ситуация постоянно меняется. И тот, кто хочет достигнуть кажущейся ему необходимою политической цели, не действует в условиях стабильности, которая абсолютно гарантирует ему осуществление этой цели. Такого не бывает в политике: симпатии или антипатии народов – понятие весьма изменяющееся. В этом году я прочитал меморандум, который я составил сразу после польского похода в 1939 году. Я могу сегодня сказать, что действительность подтвердила его в каждом пункте, причем не один, а десять раз…

Главное, надо было учесть следующий момент, который касался только меня лично. Я был уверен в том, что в ближайшие 10, 20, 30 и, может быть, 50 лет в Германии не будет человека с таким авторитетом, с таким влиянием на нацию, с такой решимостью, какими обладаю я».

И кто скажет, что он был в этом высказывании неправ?

Взрослые при виде вождя кричали, выбрасывая вперед и вверх руку: «Хайль Гитлер!» Дети, в националистическом угаре, в условиях полнейшей безнадежности, жизнь свою, не колеблясь, отдавали.

Через небольшую речушку перекинут небольшой мост. Река мелкая, вода в ней светлая, дно галькою светится. Таких мостов и таких речушек великое множество в Германии. Но есть то, что выделяет это место среди других. Здесь 4 мая 1945 года разыгралась трагедия, по масштабам уходящей в прошлое кровопролитной войны мелкая, возможно, и недостойная внимания великих людей. Здесь группа школьников старшего класса стояла на смерть, не давая возможности противнику прорваться к центру города. Им выдали по автомату, дали по две гранаты, приказали оборонять, и они обороняли мост. Обороняли тогда, когда те, кто отдал приказ, выкинули белый флаг и сдались. Дети гибли один за другим. Последний, смертельно раненый, лежал на мосту, придерживая рукой ползущие из раны живота розовые петли кишечника, стонал, но мысли его не к Богу были обращены, а к тому, кто был на земле его богом. Прозрения не наступило. Автомат его валялся на дне реки, просвечивая сквозь толщу воды. Подростки отдали жизни свои, слепо веря вождю нации Адольфу Гитлеру.

Наши танкисты могли бы рассказать немало историй, когда их танки на улицах Берлина фаустпатронами обстреливали подростки, оболваненные идеологией фашизма. И пылали огнем настоящим танки, и падали танкисты, сраженные пулями автоматных очередей, выпущенных детскими руками. И гибли подростки, пытаясь спасти обреченное!

Существует немало мемуарной литературы, в которой нападение на Советский Союз представляют как прихоть немецкого фюрера, возникшую у него во время победоносных сражений на полях Франции.

Литература эта умышленно подается таким образом, чтобы уйти от осуждения за преступления против человечества, сваливая вину на одного человека, подверженного маниакальной человеконенавистнической идее и особенно ярко выраженной юдофобии.

Раньше говорили, что в Германии было много генералов, но не было мемуаров. Гитлеровские генералы ликвидировали этот пробел. Но, вся мемуарная литература выгораживает автора, взваливая вину только на одного человека, прежнего вождя нации.

Вопреки высказываниям о непредсказуемости поведения Адольфа Шиккельгрубера (Гитлера), действовал он разумно, подбирая союзников для нападения на Россию. Выбор, в первую очередь, определялся не столько боеспособностью войск, как границами, которые имело такое государство с СССР. Такими государствами оказались три: Румыния, Венгрия и Финляндия. Польша была не в счет, так как территория ее была оккупирована прежде. Может, поспешил Гитлер с оккупацией Польши, прервав мечтания польского генералитета о Польше, от можа и до можа (от моря и до моря)? А может, и нет? Ведь Польша, нахватав в 30-х годах земель с непольским населением, продолжала иметь территориальные претензии к своим соседям: Германии, Вальному городу Данцигу, Литве, Советскому Союзу, Чехословакии. Она тоже мечтала о создании Великой Польши, от Балтики до Черного моря. Но не повезло полякам, не удалось поляку Беку убедить Риббентропа о включении Польши в антикоминтерновский блок. С Польшей – союзницей или с Польшей – рабыней, ясной была мысль фюрера: растянуть оборону России, прорвать ее танковыми клиньями, пересечь коммуникации, создать хаос не только в прифронтовой полосе. Что касается моральной оценки честности и порядочности руководителей союзных государств, то они не интересовали фюрера, он осознавал их тайные желания, и этого было достаточно.

Ближайший сподвижник Адольфа Гитлера – Муссолини, дуче Италии. Возникает вопрос тут же: не из желания помочь ли другу, Фюрер перевел театр действий с Ламанша, в пески Ливии? Посылает корпус генерала Роммеля через Средиземное море, полное кораблей противника для борьбы с англичанами в Северную Африку? А вообще, – спросить память прошлого, – нуждался ли Муссолини в той помощи? И хотел ли он воевать с англичанами в Африке? Ведь Бенито Муссолини еще 26 июня 1940 года писал Гитлеру: «Фюрер! Теперь, когда пришло время разделаться с Англией, я напоминаю Вам о том, что я сказал Вам в Мюнхене о прямом участии Италии в штурме острова. Я готов участвовать в нем сухопутными и воздушными силами, и Вы знаете, насколько я этого желаю. Я прошу Вас дать ответ, чтобы я мог перейти к действиям. В ожидании этого шлю Вам товарищеский привет, Муссолини».

Почему Гитлер не выполнил желания старинного друга. Кто заставил изменить планы. А ведь стоило это огромных материальных средств и 100 тыс. человеческих жизней

Возникает невольно, подспудно, мысль такая: «Не подыскивал ли Гитлер места для переселения туда евреев? Не финансировали ли его африканский поход из сионистского центра?» Пусть и звучит фантастически нелепо мой вопрос, но исключить я его не могу, поскольку не вижу ни одной «порядочной» цели, кроме этой?

А вот для крестового похода на восток воинство Муссолини беспокоило фюрера.

Италию специально приглашать к нему не следовало. Сотрудничество Германии с Италией было делом давно решенным, хотя немецкий генеральный штаб не возлагал на итальянцев слишком больших надежд. Действия итальянцев в Албании показали, что боевые качества итальянских дивизий весьма низкие, а экономические возможности Италии крайне ограничены. В силу этих обстоятельств немецкий генералитет был осторожен в планировании итальянского участия в будущей восточной кампании. Встреча Гитлера, графа Чиано и Бенитто Муссолини произошла на Вильгельмштрассе, в резиденции Иоахима фон Риббентропа. Муссолини любил позировать при любой встрече. Не избежал он этой позы и в разговоре с Гитлером. Дуче Муссолини, дружески обнимая фюрера за плечи, говорил быстро и убежденно о той ведущей роли, какую должно было выполнять итальянское воинство. Гитлер кривился, как от зубной боли, но молчал, зная слабости своего старшего друга, позволяя ему с пафосом произносить банальные речи. Дуче обещал Гитлеру экспедиционный корпус в 40 тыс. человек. Но в Италию Гитлер не верил, и не было потому ей дано никаких территориальных обещаний.

Продолжая считать себя неразлучными друзьями, Муссолини и Гитлер не всегда были откровенны друг с другом. Так, готовя нападение на Албанию, Дуче делал это в секрете от фюрера. И тот о начале действия плана «Барбаросса» поставил в известность Муссолини только за день до 22 июня 1941 года.

Бенитто, получив это известие, перед тем как отправиться спать, сказал своей жене:

«Дорогая Рахель, это значит, что война проиграна!»

Итальянцы побывали в нашем городе. У меня лично они оставили представление о том, что не могли потомки гордых римлян быть такими трусливыми и такими грязнулями! Что это, какое-то недоразумение? Прежде я был совсем иного мнения о выходцах с Аппенин. О военных качествах итальянских солдат можно было судить по отношению к ним немцев. Не пользовались южане уважением потомков арийцев, немцы не скрывали пренебрежения к ним.

Румыния еще в 1939 году входила в планы английского правительства, пытавшегося использовать ее в политической игре против фашистской Германии. В 1940 году в Румынии произошел фашистский переворот, и началась систематическая подготовка к участию в нападении на Советский Союз. Кондукатор Антонеску мечтал о создании Великой Румынии. Англия уже не имела возможности воздействовать на своего прежнего союзника. Гитлер рассматривал Румынию в качестве серьезного союзника. В отличие от итальянских сил, Гитлер собирался использовать румынские дивизии, полагая, что гибель двух румынских дивизий позволит сохранить одну немецкую. Антонеску, практически правитель Румынии, получил заверения Гитлера о возвращении Румынии Бессарабии и Северной Буковины в случае участия ее в войне против России. Более того, фюрер говорил при личной встрече с Антонеску, что при условии активного участия Румыния может рассчитывать и на оккупацию других советских территорий вплоть до Днепра. Эти обещания распирали грудь румын от гордости, от гипертрофированной своей значимости! Ну, что поделать, если глаза завидущие закрывает пелена слепоты политической. Румыны, скажем, считали Одессу исконно румынским городом. Какая разница, что ее основал князь Потемкин, да еще с приставкой какой-то – «Таврический» к имени своему, земля-то румынская, в глубине веков отторгнутая турками. Каких веков – это тоже неважно!