Т. Констебль - 352 победы в воздухе. Лучший ас Люфтваффе Эрих Хартманн Страница 17

Вдруг ожил громкоговоритель, соединенный с рацией. И перед Эрихом развернулась типичная фронтовая драма пилота-истребителя.

– Очистите полосу. Меня подбили. Я вижу аэродром и буду садиться сразу…

Мгновенно в блиндаже воцарилось напряжение. Затем снова заговорила рация:

– Проклятье! Я надеюсь, что дотяну. Мой мотор горит…

Эрих, Храбак и остальные пилоты-новички выскочили из бункера, как раз когда дежурный офицер выпустил красную ракету, чтобы очистить аэродром. На посадку заходил Ме-109, волочащий за собой длинный хвост густого дыма. Шасси истребителя было выпущено, и пилот, дернув ручку на себя, заставил подбитый самолет мягко сесть. Машина прокатилась несколько ярдов, но тут шасси подломилось и отлетело прочь. Горящий и дымящийся Ме-109 завалился влево и врезался в землю со страшным взрывом.

– Это Крупински! – крикнул кто-то.

Аварийная команда бросилась тушить пожар, но тут начали взрываться боеприпасы «Мессершмитта». Трассирующие пули и пушечные снаряды засвистели в разные стороны. Эрих стоял как вкопанный. Его захватил ужасный спектакль. Вдруг прямо из клубов дыма появился пилот, вырвавшийся из этого ада. Его спасение выглядело подлинным чудом. Грузовик аварийной партии примчал его туда, где стоял командир эскадры.

Эрих Хартманн в форме Гитлерюгенда в 1939 г.

Пилот оказался рослым молодым человеком. Он широко улыбался, когда подходил к Храбаку, хотя его лицо было бледным.

– Я нарвался на зенитки над этими проклятыми Кавказскими горами, – сказал он Храбаку.

– Крупински, сегодня вечером мы отпразднуем ваш второй день рождения, – ответил командир эскадры.

Храбак повернулся к новым пилотам, которые стояли, разинув рты. Вид Крупински внушал им ужас, а его чудесное избавление от гибели заставляло трепетать.

– Каждый раз, когда что-то идет не так, – сказал Храбак, – пилот проходит через это. И тогда мы празднуем его день рождения, так как он родился заново.

– А что происходит, если пилот погибает? – спросил Эрих.

– Тогда мы пропиваем его шкуру, чтобы побыстрее забыть все.

На Эриха огромное впечатление произвела встреча с двумя воздушными тиграми истребительной авиации Люфтваффе. Ему нравилась неформальная манера и прямота, с которой они себя вели. Через два дня, 10 октября 1942 года, он был приписан к III/JG-52 (аббревиатура III/JG-52 означала III группу 52-й истребительной эскадры. Каждая эскадра обычно состояла из трех групп. 7-я эскадрилья III группы обозначалась 7.III/JG-52. В состав III/JG-52 входили 7, 8 и 9-я эскадрильи), штаб которой находился в маленькой деревне Солдатская, на берегу реки Терек. Он снова забрался в транспортный самолет Ju-52, чтобы проделать последний отрезок своего путешествия на войну. Авария Крупински и наставления Храбака навсегда запечатлелись в его памяти.

Пока транспортник летел на юг, Эрих восхищался красотами Эльбруса, видневшегося справа. Его снежная вершина ослепительно сверкала на солнце. Поднимающийся более чем на 18 000 футов Эльбрус выглядел внушительным часовым на восточном берегу Черного моря. Слева, насколько хватало глаз, тянулись плоские равнины. Когда тяжелый самолет пошел на посадку, Эрих заметил аэродром на северо-востоке от крошечной деревушки. Ее окружали бесконечные поля подсолнухов и дынь. Прекрасное местечко, подумал Эрих. О войне здесь говорили только мрачные силуэты примерно 60 Ме-109 на аэродроме, который был не больше чем полоской травы с рядами палаток для пилотов и техников.

Штаб группы III/JG-52 размещался в Солдатской в таком же подземном блиндаже, как и штаб эскадры. Когда Эрих вошел в бункер вместе с остальными пилотами пополнения, их встретил высокий человек с зачесанными назад темными волосами. Он осмотрел прибывших и осклабился.

– Привет, невинные детишки! – сказал он. – Я командир группы майор фон Бонин. Хартманн и Мерчат направляются в 7-ю эскадрилью, Штиблер и Вольф – в 9-ю. Ну-с, и какие новости вы принесли мне из дома?

Эрих немедленно распознал еще одного старого воздушного тигра. Люди такого сорта не встречаются в летных школах. Снова мундир был измятым, брюки неглаженными и запачканными, а ботинки довели бы до инфаркта любого унтер-офицера. Фон Бонин также высказывал идеи, которым не учили в летных школах.

Это был ветеран истребительной авиации. Начав летать в составе легиона «Кондор» в Испании, фон Бонин сбил там 4 самолета. Еще 9 он сбил в Битве за Британию, летая в составе JG-26. Более 40 самолетов он уничтожил на Восточном фронте. Ему было 32 года, и он считался очень умным командиром истребительного подразделения. Эриху понравилось то, что он говорил:

– Здесь считаются только воздушные победы, а не звания и тому подобная ерунда. На земле мы соблюдаем строгую военную дисциплину. Однако в воздухе каждое звено ведет пилот, имеющий больше побед, обладающий большим опытом и умением. Эти правила применяются ко всем без исключения, в том числе ко мне самому. Если я полечу с унтером, имеющим больше побед, ведущим пары будет он. Это устраняет все вопросы пилотов относительно того, кто полетит ведущим. Правило не обсуждается. Засчитываются только победы.

В воздухе, в бою, вы будете говорить такие вещи, даже ругань, которые никогда не осмелитесь повторить на земле, особенно старшему офицеру. В напряженной обстановке боя это просто неизбежно. Однако все, что проходит без комментариев в воздухе, следует немедленно забыть, как только вы приземлились.

Вы, молодые лейтенанты, будете летать в основном с унтер-офицерами. (В американской авиации в годы Второй мировой войны пилотами были только офицеры. Многие остальные страны использовали в качестве пилотов также унтеров.) Они будут в воздухе вашими ведущими. И не дай бог, я узнаю, что вы ослушались их приказа в воздухе только из-за разницы в званиях.

Фон Бонин отлично понимал, что говорит. В следующем месяце Эрих услышал по радио переговоры лейтенанта Гриславски, удачливого и умелого пилота, со своим ведомым майором фон Бониным. Они вели тяжелый бой с группой И-16. Гриславски волновался, а фон Бонин не отвечал на его приказы.

– Если ты не желаешь меня слушать, поцелуй мою задницу, – вопил Гриславски в микрофон.

Никакого ответа.

– Ты, проклятый сукин сын… – продолжал облаивать своего командира группы лейтенант.

Когда они сели, майор фон Бонин, улыбаясь, объяснил Гриславски, что слышал его инструкции, однако не мог ответить, потому что у него отказал передатчик.

– А теперь, когда мы на земле, ты, наверное, согласишься, что твоя задница слишком грязная, чтобы я ее целовал.

Все пилоты весело заржали, а Гриславски принялся извиняться перед своим командиром, однако это не требовалось. Фон Бонин жил по установленным им же самим правилам.