Записки счастливой прихожанки - Дарья Донцова Страница 17

Это единственный раз, когда между нами завязался диалог, более мы не беседовали. Но стихи Марины Цветаевой я по сию пору читать не способна. Между строк видится лицо маленькой девочки Ирины, которая умерла от голода. И всегда вспоминается Ариадна Сергеевна, которая кротко перенесла все испытания и ласково сказала Груне: «Ангел мой».

Рассказывать малознакомой женщине всю эту историю я, естественно, не стала, ограничилась ответом:

– Она не моя поэтесса.

– Когда-то восхищалась строками Марины, – вздохнула Ксения, – а потом узнала, что она в тысяча девятьсот девятнадцатом году сдала дочек в приют. Ирина, младшая, умерла там от голода, старшая, Ариадна, выжила, но досталось ей много горя… И как отрезало от ее произведений.

Я вздрогнула, посмотрела на Ксению, та глянула на меня и тихо продолжила:

– У вас так же?

Я молча кивнула, потом на всякий случай прибавила:

– Есть поговорка: «Чтобы понять человека, надо походить в его сапогах». Мне не досталось много бед и горя. Не хочу плохо думать о Цветаевой, она талантливая поэтесса, следовательно, смотрит на мир иными глазами, чем обычный человек, такой, как я. Просто пропала любовь к ее творчеству. Как объяснить? Стихи перестали гореть, они погасли.

– Понимаю, – тихо произнесла собеседница, – не надо никого осуждать, но музыка более не звучит.

– Не звучит, – эхом отозвалась я.

На следующий день Александр Иванович привез книгу «Графиня Рудольштадт», соседка по палате «проглотила» ее мгновенно. Мы начали постоянно гулять вместе и говорить, говорить. Потом, в воскресенье, Ксюша вдруг сказала:

– Давай после обеда съездим кое-куда? Автобус останавливается прямо у ворот больницы. Очень удобно.

– У меня и у тебя скоро операции, – напомнила я, – больным не разрешают покидать территорию клиники.

– Никто не заметит нашего отсутствия, – зашептала Ксюша, – отправимся в пятнадцать десять, вернемся в семнадцать двадцать. Очень надо! Очень, очень, очень!

– Ладно, – согласилась я.

И мы в урочный час сели в маршрутку, быстро добрались до какого-то поселения, там пересели в другой автобус и оказались в деревне. Ксения уверенно прошагала по узкой улочке, я спешила за ней, и в конце концов мы очутились около самого обычного деревянного домика с застекленной верандой.

Ксения постучала в дверь, та распахнулась, я увидела очень пожилого, худого человека, одетого в черные брюки и такого же цвета трикотажную футболку.

– Ксюшенька, – обрадовался он, – заходи, девочка. Кого привела?

А потом в упор посмотрел на меня. Я вздрогнула: у пенсионера оказался взгляд того монаха из Почаевской Лавры.

– Агриппину, – ответила спутница, – вместе в больнице лежим.

Потом она сложила кисти рук вместе, ладонями вверх и попросила:

– Благословите, Отче!

Старичок перекрестил женщину, Ксюша схватила его руку и поцеловала тыльную часть. Я заморгала. Вспыхнуло воспоминание: Отец Владимир… иди, а то опоздаешь… протянутая рука… я ее пожимаю… Батюшка смеется… Лавра… старушки… монах… девятичинная просфора…

– Шагайте в горницу, чайку хлебнем, – нараспев произнес мужчина, голос у него оказался молодым, звонким.

А я с опозданием сообразила, что сейчас нахожусь в гостях у священника.

Мы сели в небольшой комнате за стол, со стен смотрели Иконы. Я поискала глазами женщину с полотенцем, нашла ее слева, а рядом оказалось изображение Божией Матери из Почаевской Лавры. Я вдруг так обрадовалась, словно любимых людей увидела.

– Что, попрыгуньи, из клиники удрали? – осведомился старичок, наливая в чашку крепкую, прямо черную заварку.

– От вас ничего не скрыть, – покачала головой Ксения.

– Так и не надо прятать, – усмехнулся дедушка, – что должно по Божией Воле произойти, то и случится. А вот от того, как себя поведете потом, развитие событий зависит.

Ксюша кивнула, а я решила поспорить:

– Успех операции определяет врач.

– Его роль велика, – неожиданно кивнул дедушка, – а теперь скажи: опухоль удалили аккуратно, химию провели. Лейкоциты не упали у недужного, сердце не подвело, вес запредельно не обвалился, все как надо. И сказал человеку врач: «Живите дальше, но не курите, не пейте, диету соблюдайте». А человек на эти слова внимания не обратил, начал водочкой баловаться, папиросами дымить. Понятно, к нему рецидив пришел. Кто тут ошибся? Доктор? Или недужный?

– Ответ очевиден, – улыбнулась я.

– Значит, больной и врач должны вместе по одной дороге идти, – подвел итог дедушка. – В чем смысл твоей жизни?

Я оказалась не готова к столь резкой смене темы разговора, поэтому растерялась:

– Смысл жизни?

– Ну да, – кивнул священник, – думала когда-нибудь, зачем на белом свете существуешь? С какой целью?

Я замялась. В моих буднях, наполненных разными проблемами, не оставалось времени для размышлений про смысл бытия. Успеть бы рано утром Аркашу и Диму на работу, а Машу в школу отправить, обед-ужин приготовить, квартиру убрать, потом по ученикам пробежаться, впихнуть в их головы знания по немецкому языку, домой вернуться, проверить уроки у дочки, с мужем поговорить, узнать, как у него дела, маме и свекрови еду отнести, всех ужином накормить, потом в кровать упасть, глаза закрыть и… будильник звенит. Вставай, Груня, пять утра. И это я еще не вспоминала про стирку, глажку, поход за продуктами, готовку…

– Жил-был человек, – продолжил старичок, – он старательно учился, обрел хорошую профессию, женился, работал, детей родил, квартиру получил, дачу на шести сотках построил, внуки у него пошли, пенсию честно заслужил. Хороший мужчина, не выпивоха, не драчун. Семью свою любил, о всех заботился, родителям помогал. Жил он, жил – и умер. Все заплакали, похоронили его и… Что? Дальше-то как? Что по этому поводу думаешь? Агриппина?

– Ну… – пробормотала я, – всему конец.

– Так, – протянул священник, – а теперь скажи: какой смысл жизни этого хорошего гражданина? В чем он?

Я слегка растерялась:

– Наверное… детей воспитать.

– Хорошо, – согласился дедушка, – более ничего?

– Родителям помогать, – догадалась прибавить я, – дом построить, дерево посадить.

– Прекрасно, – улыбнулся собеседник, – все он выполнил на пять с плюсом и… конец?! Дети остались, у всех квартиры. Дача стоит, дуб зеленеет. А самому мужчине что досталось в результате его нелегких трудов?

Я молчала. Священник посмотрел прямо мне в глаза:

– Занимался тот положительный со всех сторон мужчина исключительно мирскими делами. А человек состоит из тела, души и духа. И наша жизнь здесь – вот в этом мире, в котором сейчас находимся, – это, если по-простому, ясли, детский сад, школа, университет для души. Она, душенька наша, должна получить образование, чтобы после того, как освободится от тела, оказаться в Царствии Небесном, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание». Тому, кто изо всех сил боролся