Алексей Смирнов - Козьма Прутков Страница 17

Но это не спасло. Смертельный удар ждал императора и насажденный им стиль государственной жизни не изнутри (никакой сплоченной оппозиции в России тогда не было). Опасность подстерегала и не со стороны западноевропейских революций или освободительных движений в Восточной Европе (с последними он справлялся по-жандармски).

Удар ждал его в Крыму.

Поначалу для молодого самодержца все складывалось более чем удачно. Разгромив горстку несогласных и еще не предполагая, какой гнев потомков он этим на себя навлекает; запустив с помощью мотора — Сперанского — машину реформ и еще не догадываясь, что она, в основном, отработает вхолостую, Николай обратил пристальный взор на границы империи. И когда Персия открыла военные действия против России, русские генералы «вдесятеро слабейшими силами» обратили персидскую армию в бегство, заняв Эриванскую и Нахичеванскую области. Часть Армении стала русской, возник Эриванский уезд Тифлисской губернии. Вскоре русский флот уничтожил турецко-египетскую эскадру, и Россия добилась ряда преимуществ по итогам короткой войны с Турцией (1828–1829).

Будучи по своему воспитанию сугубым охранителем, Николай пал жертвой собственной недальновидности. Защищая прежде всего установившуюся систему правления и лично себя, в международных делах он стал активно поддерживать близкие по духу традиционные монархии, имперскую идею вообще — не только русскую, но и австрийскую, и османскую. Он делал это в ущерб интересам славянского единства, бросая на произвол судьбы братские христианские народы Балкан — оставляя их в турецком ярме только потому, что они составляли часть Османской империи, а имперская идея была для него священна и неприкосновенна. Он никак не использовал военные успехи против турок для того, чтобы помочь западным и южным славянам. Он настоял на том, чтобы Турция закрыла Дарданеллы для военных судов всех стран, и с близорукой гордостью заверял, что этим прикрыл русские берега Черного моря от вражеских нашествий и что такой дипломатический ход стоит двух союзных армий.

Дальнейшие события показали, как жестоко он заблуждался. Под давлением сиюминутных обстоятельств Блистательная Порта действительно закрыла Дарданеллы, но прошло время, обстоятельства изменились, и никто не смог помешать той же Порте снова открыть те же Дарданеллы на горе России.

У Николая хватило ума и чести отклонить, как недостойные химеры, предлагавшиеся ему проекты завоевания Индии, однако захват Средней Азии и разделение там сфер влияния с Англией он посчитал возможным.

Пока на Дальнем Востоке русские выходили к Амуру, на Кавказе они вели изнурительную и бесконечную войну с горцами.

А Запад тем временем представлял для Николая двойную угрозу: как идеологическую — в форме проникновения в Россию революционных идей, так и военную. Император не исключал военное вмешательство и спешил его предупредить.

Министр иностранных дел России граф К. В. Нессельроде так сформулировал позицию царя в области внешней политики: «Поддерживать власть везде, где она существует, подкреплять ее там, где она слабеет, и защищать ее там, где открыто на нее нападают»[65]. Такую позицию никак нельзя признать пассивной, выжидательной. Напротив, это отчетливо выраженная попытка оправдать свое вмешательство во внутренние дела других стран.

Во исполнение заявленных принципов Николай стал готовиться к походу на Западную Европу «для восстановления порядка, нарушенного во Франции и Бельгии революцией 1830 года»[66]. Однако его планам не суждено было осуществиться, поскольку именно в этот момент разыгрались трагические события внутри самой Российской империи.

На дипломатичном языке официальной историографии польская конституция 1815 года сделалась источником недоразумений между поляками и русским правительством. «Недоразумения» состояли, в частности, в том, что правительственные законопроекты не принимались Польским сеймом, в Польше начали формироваться тайные общества, цель которых состояла в вооруженном восстании и отделении от России. В мае 1829 года император Николай I был коронован короною Польши, а вскоре стало известно о предстоящем походе русских войск в Бельгию. В операции должна была принять участие и польская армия. Но поляки, опасаясь человеческих и финансовых потерь, взбунтовались. Они заняли дворец Бельведер — резиденцию наместника Польши великого князя Константина Павловича, захватили арсенал. Восстание быстро распространилось по всей стране. И в этой обстановке Константин с русским отрядом ушел из царства Польского. Сейм объявил династию Романовых лишенной престола. Поляки стали готовиться к войне с Россией, что в силу разных «весовых категорий» выглядело полным безумием. В конце января 1831 года русская армия несколькими колоннами вступила в пределы царства Польского, и после девяти месяцев кровопролитных боев русские штурмом взяли Варшаву. Свершился очередной исторический казус. Славяне победили славян. В ходе военных действий Россия потеряла три тысячи человек, Польша — тридцать тысяч. Генерал М. Н. Муравьев за свой метод усмирения восставших получил прозвище «вешатель». Ссыльные поляки потекли в Сибирь. В итоге Польша вызвала сострадание к себе остального мира, Россия же — откровенную неприязнь.

Еще одной крупной «международной акцией» Николая стала венгерская война 1848–1849 годов. На сей раз русский царь пришел на помощь Австро-Венгрии, точнее австрийцам, поскольку империей правили они. Восстанавливая австрийское господство, стотысячная русская армия под началом князя Паскевича целый год с переменным успехом боролась с венграми. Очередная победа принесла Николаю сомнительные лавры «жандарма Европы». Итог его внешней политики состоял в том, что, даже по мнению официальной историографии, Россия возбудила к себе всеобщее нерасположение Европы. Это и послужило одной из причин Восточной (или Крымской) войны.

Англия, Франция, Турция и Сардиния образовали коалицию против России. Дело было, конечно, не только в моральном осуждении русских как подавителей национально-освободительных движений. Дело было и в русском соперничестве с Англией на Востоке, и в стремлении французов отвлечь победоносной войной внимание от собственных внутренних проблем, и в желании Турции покончить с Черноморским флотом. Так или иначе, грозно оснащенная англо-французская эскадра осадила Севастополь, подвергла его непрерывным, чудовищным по тому времени бомбардировкам, когда за день убывало до тысячи защитников города (их «толкли, как в ступке»), превратила в руины город и, несмотря на его героическое сопротивление (Николай приказал месяц обороны приравнять к году службы), захватила то, что осталось от дымящегося куска истерзанной русской земли. В ночь на 28 августа 1855 года командующий князь Горчаков вывел остатки войск из города. Севастополь «был зажжен, пороховые погреба взорваны, военные суда, стоявшие в бухте, затоплены»[67].